Екатерина Рождественская: "Я не вспоминаю папу, я просто не забываю…"

В Москве на сцене Светлановского зала Московского международного дома музыки состоялся спектакль-откровение – "Династии", выстроенный на чувствах, воспоминаниях и ощущениях трех дочерей великих отцов: Екатерины Рождественской, Илзе Лиепы и Александры Захаровой. По очереди выходя на сцену, они трогательно "перелистывали" страницы личных воспоминаний, даря зрителям возможность прикоснуться к семейным историям Роберта Рождественского, Мариса Лиепы и Марка Захарова. После концерта мы поговорили с переводчицей, фотографом, журналистом Екатериной Рождественской о любви к родителям, о домашних концертах с Муслимом Магомаевым и ее новой книге о 90-х. 

– Екатерина, о чем вы, в первую очередь, вспоминаете, оглядываясь в детство?  

– Это было время, когда все было просто и понятно. Закрывая глаза, я сразу вижу бабушку, пекущую пироги, маму, читающую на ночь сказку, папу, несущего меня, маленькую, на плечах. Сегодня, рассказывая о родителях, мне хотелось, чтобы каждый зритель тоже окунулся в детство, тоже вспомнил о своих родных. И оказавшись в этих воспоминаниях, стал чуточку добрее. А это именно то, чего сейчас так отчаянно нам всем не хватает. А вообще, когда меня спрашивают: "как часто я вспоминаю папу?", то я отвечаю, что я его не вспоминаю, а просто не забываю.

– А какие-то картинки из детства, самые яркие?

– Когда я вижу пожелтевшие письма, исписанные почерком отца, то мне так хочется на них ответить. Портреты, фотографии, какие-то вещи папы у меня дома повсюду. Вот, я хорошо помню, как наливала ему горячий чай в эту кружку, добавляла непременные три кусочка сахара и несла в кабинет, где он работал. Флешбэки – они возникают постоянно. Вот мне 5 лет. Коктебель. Мы с мамой пошли на пляж, а папа остался в номере. Когда мы вернулись, то он прочитал нам то самое знаменитое стихотворение, которое посвятил дочери: "Катька, Катышок, Катюха – тоненькие пальчики. Слушай, человек-два-уха излиянья папины".

Вот как-то хорошо помню именно этот возраст. Родители часто уезжали далеко, а когда возвращались, то дом наполнялся гостями: Муслим Магомаев, Иосиф Кобзон, Евгений Евтушенко… Магомаев был очень хорошим другом моего отца, практически родственником. Он частенько оставался у нас на всю ночь: с отцом они репетировали, эмоционально что-то обсуждали, давали домашние концерты.

Однажды ночью к нам в дверь позвонил сосед снизу, стоял на пороге полуголый, завернутый в белую простыню. "Я все понимаю, вы люди творческие, – укорял он бабушку, открывшую ему, – Но уже 12 часов ночи! Поверьте, я тоже обожаю Магомаева, но, умоляю, сделайте радио потише!" Посмотрев на него лукаво, бабушка громко позвала: "Мусик!" И на пороге появился он – Магомаев собственной персоной. Тогда сосед произнес фразу, которая стала одной из наших любимых семейных: "Муслим Магометович, почту за честь под вас заснуть!"  

– Екатерина, а сложно было объединиться такому вашему творческому династийному трио ради одного спектакля? 

– Знаете, нет, совсем не сложно. Как дочери мы очень любили своих отцов и были любимы ими. И все трое согласились на участие в проекте, взявшись за написание сценария со страстью. Мне кажется, такой порыв – он важен для всех нас. Необходимо, чтобы все мы помнили своих родителей, ведь надо опираться на что-то хорошее.   

– Вы вообще дружите между собой? Это был лишний повод встретиться?   

– Я знакома, конечно, и с Илзе, и с Александрой. В свое время я их фотографировала для своих проектов. Конечно, спектакль – отличный  повод вновь повидаться.  

– Что-то от отца вам передалось на генетическом уровне?   

– О да. Это любовь к тире. Я очень часто ставлю тире, когда пишу. Ну и, наверное, скромность. Вот я сейчас интервью даю, но мне это нелегко дается. Не очень люблю о себе говорить. Предпочитаю автобиографии писать. Надо добавить, что в моих книгах нет особо выстроенных и придуманных сюжетов. Я решила, что пишу жизнеописания. Вот как жизнь течет. Что-то вспомнится, случается – я обязательно про это расскажу.

– А стихи писать не пробовали? Все-таки тоже гены… 

– Вот стихов нет, не пишу. Научиться, конечно, может практически каждый. Рифму выдумывать. Ну и будет такая, рифмованная проза: "Дорогая Дуся, я к тебе вернуся!" Я уверена, что если стихи не идут изнутри, то и не стоит мучиться. Папа вот в детстве бабушке жаловался, что и думает, и говорит постоянно стихами. Когда научился это все записывать, то начался отсчет его как поэта. Большой поэт уже рождается поэтом. Научиться этому сложно, невозможно.   

– У вас, кстати,  вышло уже более 12 книг. Почему вы вообще взялись за написание воспоминаний?  

 – Признаюсь честно, взялась за перо, совершенно не умея и не зная, что и как. Но родители, видимо, так напитали нас с сестрой любовью, так было с ними хорошо и удивительно, что с их уходом у меня просто физически появилась потребность писать, необходимость отдавать этот дар – родительскую любовь и тепло.

В каждой моей книге родители присутствуют, так или иначе. Они всегда рядом. И это не пафос. Это идет у меня изнутри. Когда я пишу, вспоминая те времена, то мне намного комфортнее в этой жизни, добрее и спокойнее. 

– Одно из ваших последних произведений – "Подарок из страны специй" – посвящено путешествию в Индию. Папа вас тоже в Индии навешал?

– Родители с удовольствием и при любой возможности к нам в гости с мужем приезжали. С бородинским хлебушком, сыром и докторской колбасой. Три кита – на основе чего состояла наша кухня. И сейчас состоит.

Но, надо сказать, что моя жизнь в Индии, куда я отправилась вслед за супругом – корреспондентом от Гостелерадио, – была полна разных неожиданных моментов. Да что там – я буквально пыталась выжить. Мой неподготовленный европейский организм, столкнувшись с местными разнообразными инфекциями, претерпел много страданий. Не помогало ничего: я терла мылом овощи и фрукты, не пила воду из крана и обрабатывала все подряд спиртом и марганцовкой. Но периодически меня накрывало. С больницами, капельницами, температурами под 40...

Помню, только прилетев в страшную жару – жарищу, вдруг увидела, как небо посерело, стали собираться тучи. Вспомнив прохладные ливни в родном Переделкине, я распахнула в порыве ностальгии окно и полной грудью вдохнула воздух. И тут же закашлялась от порции липкой пыли. Сухая грязь забила мне горло, нос, и уже на следующий день я слегла с температурой и бредом. Амебиаз – объяснил врач причину. Пыль содержала в себе споры каких-то ужасных амеб, которые с удовольствием стали плодиться в моем теле. Такой вот опыт. С тех пор "пыльные индийские вечера" я проводила в маске.

– Можно узнать про ваши планы – чем сейчас занято ваше время? 

– Пишу новую книгу. Да-да. Хотя я не профессиональный писатель, но не писать не получается. Буду писать воспоминания про наши 90-е!