Выставка картин советского и российского кинорежиссера, народного артиста СССР, почетного члена Российской академии художеств Владимира Наумова состоялась в рамках 14-го Московского международного фестиваля искусств "Традиции и современность".
Событие прошло в Международном выставочном комплексе Art-Space. Работы на выставке представляли спутница всей жизни автора, советская и российская киноактриса Наталия Белохвостикова, и его дочь, кинорежиссер и киноактриса Наталия Наумова.
Заместитель главного редактора информационного агентства "ИнтерМедиа" Наталия Галиулова специально для Клео.ру побеседовала с народной артисткой РСФСР Натальей Белохвостиковой о творчестве ее мужа.
– Наталья Николаевна, художественные работы Владимира Наумова выставляются все чаще. Совсем недавно, в феврале, закончилась грандиозная выставка "Эмоции в цвете" в Art-Space, на которой было представлено немало его работ, объединенных темой эмоций. В чем отличие экспозиции от той, что будет представлена на фестивале "Традиции и современность"?
– Выставка "Эмоции в цвете" родилась спонтанно, поэтому мы не успели подготовить некоторые работы – только те 15 картин, которые были просто необходимы, чтобы раскрыть тему эмоциональной, цветовой энергии искусства. Остальную часть мы как раз подготовили к выставке в мае. У Володи ведь есть не только картины, но и графика. Это сотни работ! Пером он создавал такие детальные лица, такие сюжеты, что дух захватывает!
Если взглянуть на все картины Володи, видно, что они уносят в какие-то дали и века. В них нет ничего случайного и очень важен цвет, композиция. Очень часто они вызывают невероятный эмоциональный всплеск у зрителей. Многие его работы хранятся у меня дома, и до сих пор, когда я их рассматриваю, они меня захватывают. Они живут, они живые!
– Почему вы выбрали для экспозиции именно фестиваль "Традиции и современность"?
– Можно сказать, все решилось еще 10 лет назад, когда Володя выставлялся на этом самом фестивале и получил главный приз "Вера". А так, конечно, его работы где только ни выставлялись. Они успели поездить по всему миру, побывали и в Японии, и в Германии. Не раз проходили выставки в Государственном музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина в Москве.
– Картины Владимира Наумовича как-то пересекаются с его кинематографическими работами?
– Можно остановить любой кадр его фильма, и это тоже будет живопись, это будет картина, которую можно взять и вставить в рамочку. Таким Володя был талантливым режиссером! Но не все творческие идеи можно выразить в формате фильма, поэтому параллельно с кино у него была и страсть к живописи. Даже после тяжелейшей съемки он мог приехать, сесть и до утра писать. У него были собственные техники. Например, для коллажей он варил бумагу, а потом долго сушил, придавая ей определенную форму. Еще, помню, он использовал гранат, чешуйки креветок… по картинам сложно догадаться, где именно все это находится, но оно служило для создания художественных образов.
Володя во всем видел предметы искусства – в простых вещах дома, на балконе, на даче.
Многие из его картин рождались прямо на моих глазах, но тогда я многого не понимала. А сейчас я вижу, что есть первый смысловой слой, второй, третий… Вглядываясь в них, начинаешь лучше понимать человека, с которым прожил 50 лет, – это фантастика! Мне тепло от этих картин, и мне очень дорого, что сейчас он продолжает жить не только в своих киноработах, но и в живописи. Я буду делать все возможное, чтобы он жил так как можно дольше.
– Вы описываете все его творчество с таким воодушевлением… а у вас есть самые любимые картины?
– У него есть две совершенно фантастические картины. Одна из них – "Корабль дураков". Вторая – "Глаз в окне", которую можно было увидеть в Art-Space. Я запрещала Володе их продавать, а он все спрашивал, почему именно они – мои любимые. Я думаю, они очень таинственные, в них можно увидеть много смыслов.
– А вас он рисовал?
– Как-то я спросила Володю, почему он меня не рисует, и сразу после съемок фильма "10 лет без права переписки" (1990) он на огромном деревянном щите сделал гениальный мой портрет. А потом нас уговорили взять картину на премьеру фильма в Доме кино. И мы ее взяли, а когда вышли из зала, то картины уже не было на месте. В легковую машину она влезть не могла. Куда она делась? Никто не видел, никто не знал. Я тогда очень расстроилась, и он создал для меня эхо той картины. Новая картина очень далека от той. Это единственные работы непосредственно с моим образом. Все остальные картины рождались, когда я стояла за спиной и смотрела.
– Совместно с детьми он создавал какие-нибудь картины?
– Да, "Сон Брейгеля", с жирафами, создавался с маленькой Наташей (кинорежиссером и киноактрисой Натальей Наумовой. – Прим. ред.), она стояла рядом. Очень детализированная картина в стиле Питера Брейгеля – младшего, которая переносит в другие миры. Мне она очень нравится.
– А сам он какие темы любил больше всего? Есть какие-то образы, которые чаще всего повторяются?
– Он очень много рисовал толпу. Пожалуй, его манила ее сила и безликость.
– Может, вы можете вспомнить эксперименты мужа с другими жанрами, помимо кино и изобразительного искусства?
– По молодости он пробовал себя в скульптуре. Его дедушка – Соломон Страж – великий скульптор, который создал множество работ в рамках плана Монументальной пропаганды. Многие его скульптуры сейчас можно увидеть в Музее современного искусства. Но это направление у Володи не пошло: он сильно увлекся кино, как отец, оператор Наум Наумов-Страж, и уже значительно позже – рисованием. Ему тогда шел пятый десяток, уже вышли фильмы "Бег" (1970) и "Легенда о Тиле" (1976). Так что изобразительное искусство тоже можно считать экспериментом.
– Как Владимир Наумович заразил вас любовью к изобразительному искусству?
– Он удивительный был человек, чем угодно умел заинтересовать. Когда мы были на съемках "Белого праздника" (1994) в Италии, мы с Наташей впервые оказалась во Флоренции, и, конечно, Володя сказал, что нам просто обязательно надо в Галерею Уффици. Мы пришли туда за три часа до закрытия, и надо было еще отстоять очередь до горизонта. После этого нас впустили всего на 45 минут. Мы зашли изрядно уставшие, и я сама от себя не ожидала, что остановлюсь как завороженная в зале Сандро Боттичелли. Меня пришлось оттуда выволакивать дальше по коридору – я не хотела его покидать. Это немыслимое счастье – чувствовать это, видеть.
Для меня живопись – совсем не то же самое, что кино, это совершенно другая фантастическая жизнь, которую я тоже очень люблю. Она меня питает, я люблю ходить на выставки, встречаться с художниками… Для меня это огромный кусок жизни. Что еще можно ценить так же сильно, как талант?
В талантливом человеке сочетаются неуемность, фантазия, озорство, безумие и вместе с тем мудрость. Для меня как женщины это счастье, если рядом есть такой человек, и он у меня есть, несмотря ни на что. И он будет со мной всегда.
– Вы сами никогда не планировали заняться рисованием?
– Я часто говорила: "Володя, ну научи меня рисовать! я же не умею ничего, только точку-точку, два крючочка". Он на это отвечал: "Ну пошли", а я начинала "Ой, надо сделать то, надо сделать там…". Решили, что, чтобы ничего не отвлекало, надо поехать на дачу. Там как раз есть все нужное и мольберт. Буквально за несколько дней до ухода Володи мы снова поднимали эту тему и решили, что теперь точно пора ехать, но не успели. Чувство, что все впереди, бывает обманчиво. Так что работа художника так и осталась для меня невероятным таинством. Я всегда считала, что художник – это особая категория людей. Есть холст, кисти, ты и вечность – и никого больше. Это гениальное состояние творца, в котором нет ничего невозможного.
– Можете рассказать какую-нибудь историю о таком "невозможном"?
– Да, у меня немало таких историй. Например, когда Володя снимал свою последнюю завершенную киноработу "Джоконда на асфальте" (2007), много сцен было в Венеции. И в какой-то момент он говорит: "Мне нужна настоящая гондола, но в Москве!" Сразу возникла тысяча вопросов: как ее купить? сколько она стоит? как ее привезти? кто разрешит на ней плавать по Москве-реке? кто будет ей управлять? Фильм-то сюрреалистический, а его производство – вполне реальное. Упорство Володи на пути к цели оказалось поразительным: он привез в Москву не только настоящую гондолу, но и настоящего гондольера, которого одел в настоящий исторический костюм XVII века. И этот гондольер, как и было задумано по сценарию, проплыл по Москве-реке мимо Театра Эстрады и Кремля. Потрясающая сцена!
