(продолжение, начало)
.jpg)
Сидя на краю ванны, в ужасе разглядывая глубокие поперечные порезы на бедрах, и рваные рассечения на животе, я тщетно пыталась собрать "мозги в кучу". Извечный вопросы: "кто виноват, и что делать" никак не хотели складываться в голове во внятный ответ. Кровь из порезов уже не текла, но как-то надо было отодрать присохшие на морозе к коже, искромсанные колготки. В горле стоял комок, внутренности тряслись "мелким бесом", ноги и живот жгло нестерпимым огнём - "надо выпить (это, при моей-то патологической трезвости!) - решила я, и поплелась на негнущихся ногах к заветному шкафчику... Залпом опустошив полбутылки коньяка (ох, это было совсем ни к чему!), я почувствовала, как внутри сломался стержень, и последняя трезвая мысль, виляя хвостиком, сделала мне ручкой. Вот тут-то и началось! Я завыла - завыла громко и на одной ноте, от жалости к себе, от испытанного унижения, от страха, что всё могло бы закончиться совсем не так, от боли, от страшного вида рваных порезов. Все чувства перемешались, сместились куда-то в сторону, оставив место только слепой ярости к самой себе!
Уже потом, значительно позже, разбирая эту ситуацию с психоаналитиком, я пыталась восстановить и разобраться в этом парадоксе чувств, в тех абсолютно не логичных действиях, которые я совершила по отношению к себе, любимой. Залив раны оставшимся коньяком, задыхаясь от боли, срывала примёрзшие на морозе от крови колготки, яростно отдирая их, причиняя тем самым дополнительную боль. "Это ты начала выходить из шока" - авторитетно прокомментировала психоаналитик мои действия - "физической болью пыталась заглушить психологическую боль, вытесняла мысль о своей виновности в случившимся, ведь в женщине крепко сидит "комплекс жертвы", в простонародье имеющий свою версию: "сучка не захочет, кобель не вскочит". Но эти, облегчающие сознание, объяснения были позже, значительно позже. А пока...
Яростный стук в дверь отчаявшейся дозвониться в дверной звонок приятельницы, отвлёк меня от мазохистского занятия. Как же я забыла, я пригласила на сегодняшний вечер подругу к себе в гости. Продолжая подвывать, я открыла входную дверь. Очумелые глаза, перекошенный рот и... приятельница заголосила на весь подъезд мне в унисон. Потом ёще долго она делилась впечатлениями подробно описывая "всю рожу в крови" (отдирая колготки, я, испачканными в крови руками, вытирала слёзы), "окровавленные ноги", "безумные глаза" и "бутылку коньяка под мышкой", в общем, Хичкок местного розлива. "Он меня пытался изнасиловать" - сообщила я ей, и ушла с головой в пьяную истерику ("Теперь можно, теперь есть кому меня пожалеть!").
Надо отдать должное, ей потребовались считанные минуты, чтобы оценить ситуацию, взять всё под свой контроль. Вызвав "скорую", не вникая в мои протесты, уложила меня на пол, и набрав в тазик воды, начала оказывать мне первую помощь, деловито спросив только одно: "Эта кровь на ногах от порезов, или он всё-таки тебя…" Валяясь на полу, захлёбываясь собственным плачем и истерическим смехом, я пыталась ей рассказать "кто первый начал". Но язык меня не слушался, в глазах всё плыло, а в голове метались нелепые обрывки , как тявкающая собачка грозит мне ножом, как толстая тётка держит на руках молодого человека, который облизывается и зовёт меня: "не бойся, сладкая, я с тобой только поиграю..." Потом надо мной склонился молоденький врач, и пожав плечами обратился к моей подруге: "А зачем это она так? Обычно вены режут, а тут..."
Подруга, делая страшные глаза, что-то объясняла ему, он хмыкал, качал головой, потом меня пытались уложить на носилки два дюжих молодца, а я им доказывала, что в принципе, я ничего против не имею, но у меня другие виды на вечер и они, вместе со своими носилками в них не фигурируют. Подруга суетилась вокруг, и уговаривала сначала меня "быть хорошей девочкой", потом их, убеждая, что это "она от страха напилась, не слушайте её, несите в машину". Потом яркая операционная, холодный жестяной стол, и мрачный врач, ощупав живот, ноги, зловеще произнёс : "будем шить на живую"
- Не надо на живую, - заревела я - мне больно...
- Пить не надо было, как я теперь наркоз тебе введу, потерпишь, придётся скобы наложить, края рваные, порезы глубокие... не дёргайся! - рявкнул он, заметив мою попытку привстать.
- Смотри на меня, не закрывай глаза, попробую под местной анестезией, - сжалился хирург, - шить много, так что лежи. Говорить можешь? Там из милиции пришли...
- Не хочу в милицию, зачем милиция?! - заныла я - "не могла же я убить ту сволочь, хотя, может я ногой ему в висок попала, там же темно было! Мамочка!!!!" - я даже протрезвела моментально от страха за содеянное.
- Мы обязаны сообщать в милицию обо всех ножевых и пулевых ранениях - пресёк мои возражения хирург и отвернулся гремя инструментарием, давая тем самым мне понять, что я ему мешаю, в том числе и своим присутствием.
Ну, спасибо! Родная медицина, как всегда, самая человечная и гуманная, и всегда повёрнута лицом к пострадавшему! Ну-с, посмотрим, чем нас порадует родная милиция, "которая нас бережёт"… Мои худшие опасения оправдались. Типичный представитель означенной силовой структуры, ввалился в операционную в КУРТКЕ с высоко поднятым воротником, насвистывая весёленькую мелодию, внимательно ознакомился с моими порезами на ногах, рассмотрел живот, наклонившись к моему лицу, потянул носом, и удовлетворённо хмыкнул, дескать "я всё понял, делов-то!" Сев за стол у меня за головой, лишив тем самым, лицезреть себя, пошуршав бумажками, мой "оберегающий и охраняющий" собеседник начал допрос словами : "Ну, рассказывай, зачем себя так искромсала? С мужем поцапалась?!" Я вякнула что-то насчёт неуместности шутки и категорически отказалась отвечать на его вопросы, пока он не снимет куртку и не переместится в видимою мною пространство. Хирург удивленно хмыкнул, перестав греметь инструментами. "Охраняющий и оберегающий" возмущенно засопел, но повозившись с молнией на куртке, с противным скрипом протащив стул по кафельному полу, уселся в досягаемой близости. И началось...
