Наступил очередной "розовый" октябрь – акцент опять на раке молочной железы.
Пользуясь случаем, поговорили об этой болезни с врачом-онкологом-маммологом, химиотерапевтом Расулом Ахмаевым.
– В СМИ снова и снова пишут про вакцины. Твое мнение?
– Когда увидим и изучим результаты их применения, смогу оценить в деталях. Пока информации мало, но я все-таки очень надеюсь, что вакцина нам поможет – в том числе, и в лечении пациенток с РМЖ. Правда, есть два "но": важно понимать, что вакцина – это лекарство для тех, кто уже заболел, то есть "уколом" защитить себя от болезни не получится. И второе: рак – болезнь хитрая. Мы постоянно учимся ее лечить по-новому, а она старается нас "переиграть" и меняется, а мы, в свою очередь, ищем адекватные ответы. Поэтому увидим. В любом случае, то, что мРНК-вакцины от некоторых видов рака (в том числе от РМЖ), как говорят, прошли этап разработок и сейчас проходят клинические испытания – это позитивный момент.
– Какова сейчас ситуация с РМЖ? Можешь ли ты сказать, что пациенток с опухолями молочной железы у тебя больше, чем с другими видами рака?
– Наверное, у 35-40% моих пациенток – рак молочной железы, разные его варианты. В России, согласно данным Минздрава, научных центров, занимающихся лечением рака, ежегодно выявляется 60, даже 70 тысяч новых случаев РМЖ.
Как и мои коллеги, я вижу, что болезнь "молодеет": раньше врачи считали, что рак молочной железы – это заболевание, связанное с менопаузой, когда начинается гормональная перестройка. Теперь на прием все чаще приходят молодые пациентки, тридцать лет с небольшим…
Зато развивающиеся технологии дают нам новые возможности: скажем, можно обратиться в лабораторию и сдать анализ на наследственную предрасположенность к раку – допустим, если мама или бабушка болели раком молочной железы. Ну, и далее скорректировать образ жизни, а заодно частоту профилактических визитов к врачу (например, делать УЗИ или маммографию не когда придется и захочется, а раз в полгода-год).
– Как влияют на ситуацию те мероприятия "розового" октября, которые ежегодно проводятся? Фотовыставки, лекции, спортивные события, инсталляции и т. д.?
– Каждая выставка, каждый новый сайт, посвященный пациенткам, преодолевшим болезнь, делают важное дело – прости за эту банальную фразу, но они реально повышают осведомленность о РМЖ. Я уверен, что раком не надо никого пугать. Есть ведь такие люди, которые ищут у себя болезнь – здесь кольнуло, тут "шишечка выросла", а тут "узелок" – и сразу же себе ставят серьезный диагноз. Это грустно и никому не нужно. Но важно, очень важно рассказывать максимально широкой аудитории об азах профилактики, о том, что надо вести здоровый образ жизни, больше двигаться, бросать курить, не бояться диагностики – от маммографа ты не заболеешь, а вот как на твой организм влияет вейп или "электронка" – мягко говоря, неизвестно, но они точно не укрепляют иммунитет, а внутренние органы "под угрозой" однозначно.
– Ты не только онколог, но еще и хирург, и химиотерапевт. Представь, что к тебе на консультацию приходит пациентка с уже диагностированным раком молочной железы, после онкоконсилиума. Как ты смотришь на нее, какая специальность "преобладает" в тебе, кто ты в первую очередь?
– То, что у меня несколько специальностей, отлично помогает, быстро переключаясь, анализировать историю болезни, результаты анализов, выписок, состояние пациентки во время и между курсами лечения. Я к этому и стремился, честно говоря, когда получал свои специальности: понимать не только особенности болезни, но и разбираться в нюансах существующих видов лечения. Но все же, если говорить о моих внутренних приоритетах в лечении рака молочной железы, то я в первую очередь химиотерапевт. Это не значит, что я сторонник только химиотерапии. Вообще, я начинал как хирург, и для меня не составляет труда оперировать, я это с удовольствием делаю. Но, имея определенный опыт, понимаю более ограниченные возможности хирургии по сравнению с химиотерапией (а тем более, по сравнению с лекарственной терапией в целом). И если есть шанс сначала выполнить химиотерапию, притормозить рост опухоли, а потом уже размышлять об операции, то я склоняюсь к этому варианту.
Сейчас возможности таргетной терапии, иммунотерапии, химиотерапии расширяются каждый день, и порой какие-то виды опухолей (и РМЖ тут не исключение) удается эффективно купировать с помощью "неоадъюванта".
Повторю, это не означает, что потом не нужно будет оперироваться. Но даже от того, что придется удалить не всю молочную железу целиком, а ее часть, пациентке уже легче – и морально, и восстанавливаться потом будет проще. Значит, и мне, как лечащему врачу, тоже легче. Больше позитива, если можно так выразиться...
– Пока мы общаемся, тебе уже несколько раз звонили по внутреннему номеру и писали на мобильный – пациенты ждут в стационаре, кто-то хочет проконсультироваться, прийти на прием. Как ты все успеваешь?
– Иногда бывает непросто – ночую в телефоне. Каждый онколог сталкивается с моментами, когда на фоне, например, курса химиотерапии пациенту резко стало хуже. И вот он звонит или пишет сообщения. Я отвечаю. Как без этого?
– Многие, кстати, все еще боятся химиотерапии, потому что "волосы выпадут" и потому что "будет тошнить"…
– Несерьезно это все, поверь мне. Здоровье важнее. К тому же, после курсов лечения волосы вырастают снова, и обычно более густые, чем были. Плюс сегодня есть способы хотя бы попытаться избежать выпадения волос.
– Ты имеешь в виду "хладошлем"?
– Да.
– А работает?
– Не буду кривить душой: не всегда. Но во многих случаях работает.
– От лекарств тошнит?
– Не без этого. Зато мы научились и с этим справляться. И довольно эффективно. Назначаем сопроводительную терапию. Вот это очень значимый шаг – назначение такой терапии. Она обязательно должна быть. Без нее, конечно, химиопрепараты переносятся организмом намного хуже.
– Хочу спросить про трижды негативный рак молочной железы. Он по-прежнему считается самым агрессивным видом рака?
– Если мы про опухоли молочной железы говорим, то да. И лечить его сложно – хотя бы потому, что "трижды негативная" опухоль не реагирует на гормональную терапию. И приходится назначать химиотерапию или иммунотерапию. И далее операцию.
– Кстати, расскажи про пластику груди после мастэктомии.
– Сейчас маммопластику выполняют во многих онкологических центрах. У нас в клинике ее делают мои коллеги, хирурги-маммологи и пластические хирурги. Разные варианты – в зависимости от стадии болезни, участка груди, откуда вырезается опухоль, "общего объема операции", как мы говорим. Эти несколько условий определяют тип маммопластики и сроки выполнения – грудь восстанавливают либо сразу после удаления опухоли, либо спустя некоторое время.
– Я еще хотел у тебя узнать, действительно ли бывает рак груди у мужчин?
– Бывает. Такие пациенты тоже приходят. Гораздо реже, но рак груди у мужчин встречается. Причины все те же: гормональный дисбаланс, вредные привычки, наследственный фактор, ожирение. Кстати, и способы лечения в основном совпадают с теми, которые назначают пациенткам: лекарственная терапия, хирургия, лучевая терапия.
– Про таргетную терапию хотя бы пару слов. Что это, как назначается?
– Как и любое лечение рака, назначается таргетная терапия на онкоконсилиуме. Основная ее идея в том, что таргетная терапия "бьет" по опухолевым клеткам прицельно, не затрагивая здоровые (как это бывает при химиотерапии, когда как раз требуется сопроводительная терапия, чтобы уменьшить "побочку"). К тому же, мы сотрудничаем с лабораторией, которая тестирует образцы опухолевых клеток на чувствительность к 170 препаратам, применяющимся для лечения рака, и подбирает (фактически, выбирает из предлагаемого перечня) то лекарство, которое подействует на опухоль наиболее эффективно. Самые интересные кейсы для меня – когда результат анализа готов, и мы видим, что для лечения РМЖ теоретически подходит препарат, который мы в принципе не ожидали увидеть в заключении. Дальше, как я уже сказал, наш консилиум его рекомендует. А пациентка решает, согласиться или нет – можно ведь пойти по традиционному пути и выбрать для лечения то лекарство, которое обычно назначается в подобных обстоятельствах. Типовое. Со своей стороны, мы обязательно даем выбирать. Но таргетные препараты иногда показывают удивительный результат.
– Завершая: лет через 15-20 что, по-твоему, будет определять успех лечения рака молочной железы? В каком направлении будут двигаться онкологи-маммологи?
– Из того, что я вижу уже сейчас – углубленная диагностика, таргетная терапия, иммунотерапия. Но хирургия и "химия" никуда не денутся; однако их доля, возможно, снизится. Насчет вакцин я уже сказал. Вообще, я по натуре оптимист и считаю, что врач, который лечит рак, не может быть другим. На моих глазах за 15 лет онкология стала совсем другой дисциплиной – по сравнению с тем, чтобы было раньше, это просто "небо и земля". Будем двигаться вперед и осваивать все, что нам предложит наука. А пациенткам мое главное пожелание – беречь себя и больше думать о здоровье.
Имеются противопоказания. Посоветуйтесь с врачом
Реклама
ООО "СМ-Клиника", ИНН 7743613031
erid: 2W5zFHXi2jJ
