Надо бежать.

Мне холодно. И больно ступать, не говоря уж о том, чтобы бежать, но мне нельзя отставать. Никак нельзя.

Если я сбавлю скорость, он уйдет. Он ушел уже довольно далеко от нашей свалки и, значит, живет в другом районе — тот человек, который дал мне обрезок колбасы. Пусть там оставалось совсем немного, я съел даже с бумагой и ничуть не наелся, всё равно. Пусть только он не прибавит шагу!
Да, я знаю, что он не возьмет меня к себе. Я уже слишком взрослый. А главное, слишком большой. Дворняга, что вы хотите. Точнее, помесь дворняги с кем-то еще. Может, если бы я больше походил на второго, недворняжьего моего родителя (я их обоих не знаю), хозяева меня бы не выбросили. Наверно. Я был маленький и уже не помню, что стало причиной. Но, хотя и не помню, точно знаю, что моя жизнь тогда разделилась на «до» и «после».

Может, если бы я вел себя потише, был умнее, незаметнее, не тявкал бы зря, не мельтешил под ногами и не носился по квартире, они бы меня полюбили? Хотя бы пожалели. Может, может... Что толку об этом, всё равно теперь ничего не исправишь.

Как же сегодня холодно. Самый морозный день зимы, я думаю. И лапа еще болит. Последствие драки с новичком на нашей свалке. Надо было указать ему на его место. Но он оказался сильнее, чем я думал. Голод поначалу придает даже сил. Это потом уже отбирает последнее. Боюсь, после драки я не стал выглядеть симпатичнее. Люди и раньше-то меня боялись, а теперь, когда я больше напоминаю потрепанное пугало, и подавно.

Но ведь человек мог выбросить обрезок в мусор и не выбросил, а кинул мне — это что-нибудь да значит? Не может не значить. Я проиграл схватку с новичком, и меня изгнали со свалки в кусты, а человек меня увидел и метнул колбасу именно мне. Большое белое пятно на груди частенько меня выдает, прятаться с ним непросто. Другие псы даже не успели оспорить — я научился глотать моментально, почти на лету.

А если бы он меня взял, то никогда не пожалел бы об этом! Я бы стал ему самым верным другом, я сторожил бы дом и не давал никакого спуску ворам, а на его семью и не подумал бы тявкнуть! Если у него есть дети, я бы позволил им кататься на мне, и дергать, и тискать, и все что угодно, и даже не пикнул бы! Я теперь ученый! Если бы мне дали шанс, они бы никогда не пожалели...

Обрезок колбасы — это всё, что я съел после той драки. Пока не заживет лапа, я не смогу драться с другими за объедки. Как же хочется есть.

Лапа болит. Как я устал. Обрезок колбасы — это всё, что я съел после той драки. Пока не заживет лапа, я не смогу драться с другими за объедки. Как же хочется есть. И еще завыть. Но я не могу потерять хотя бы крошечный шанс ему понравиться, я не должен его напугать! Пока он еще не знает, что я бегу за ним, но наступит момент, когда мне придется выйти на свет. Я знаю, я уже пробовал так знакомиться с людьми, но ничего не выходило, конечно. Некоторые боялись и убегали, другие начинали бросаться палками и камнями — еле уворачивался.

Там, у свалки, когда человек бросил мне огрызок колбасы, он не рассмотрел, какой я и как выгляжу. Мне, скорее всего, не на что рассчитывать: с нашей свалки даже самых маленьких не забирают. А он к тому же сейчас увидит, когда я выйду на свет, что я побитый и хромаю. Просто урод. А я ведь и здоровый никому не нравился, даже собственным хозяевам.

Он шел вперед, глядя себе под ноги, и ни разу не обернулся.

Мне стало страшно, что он так и зайдет в свой подъезд, не оглянувшись, и я негромко тявкнул. Он остановился, потом повернулся.

Нет, вот сейчас, сейчас моя жизнь должна разделиться на «до» и «после»!

Я как раз оказался в круге фонаря и замер, запоздало сообразив, что свет падает на меня слишком ярко. Безжалостно ярко.

Кажется, я всё испортил. Я слышал, как колотится сердце — где-то в горле, наверно. У меня был один шанс, а я не сумел им воспользоваться. Я не способен понравиться с первого взгляда — это безнадежно. Мне стало так горько, что я не сдержался и заскулил. Человек прищурился.

— А, это ты, пес, — произнес он наконец. — Что, понравилась колбаса? Ну ты и худющий. Погоди-ка, дома еще есть. Подождешь? Эй, ты чего?

Я не рассчитал силу и ткнулся в его колено слишком сильно.

— Не собираешься кусаться, надеюсь? Нет? — он осторожно похлопал меня по спине.

В последний раз я ощущал прикосновение человеческих рук только в детстве.

— Хочешь, чтобы я тебя взял? Да некуда брать, понимаешь. Я скоро переезжаю, не знаю еще куда. Эй, ну хватит, хватит! Ты мне уже все руки обслюнявил! Знаешь, не все получается в жизни, как ты хочешь. Теряешь дом, семью, и как-то незаметно, постепенно... Ей всегда нужно было больше, чем я мог дать... А тебе немного надо, да? Ну что смотришь так грустно, ты тоже привык скитаться? Эх ты, бродяга. К ветеринару бы тебя. И откуда ты только взялся такой глазастый... Я сказал, хватит уже лизаться, а не то назову тебя Лизуном! Тебе оно надо? Ну вот, так-то лучше...