«Отправляйтесь в ретрит!» — говорит Падмасамбхава. «В ретрит, Лаура! Здесь ты слишком защищена городом», — в один из горячих дней 2009 года, на этот раз настойчиво, говорит Веденеев. — «Наступил период ретритов». Нет, лето еще далеко не наступило, просто дни стояли напряженные — и в моей душе, и в моем теле. Думаю, для Милы тоже, только по-другому, на ее манер.

Еще в 2007 году, читая после операции книгу Еше Цогьял «Учение Дакини», я знала, что мне в этой жизни предстоит побывать в ретритах и, возможно, даже провести там остаток жизни. Мачиг Лабдрон даже запечатывала своего сына в пещере на большую часть его жизни, и он имел там мистический опыт истинного йогина. Я тоже хотела повторить его подвиг, но не знала, что это может произойти так скоро и так буднично — просто пойду в ретрит, как в поход. Одна, и никто мне не поможет.

А в воздухе действительно пахло ретритом. Скоро я реально отправлюсь туда — именно в реальности, а не в мечтах или восхищении отвагой Еше Цо гьял, Мачиг Лабдрон и Мандаравы. Одно дело читать о том, как жить в уединенной местности, а другое — мне, обывательнице, привыкшей к комфорту мегаполиса, — отправиться в дикие леса, за черту города. Да я и на озеро одна боюсь ходить, и на электричке ездить… Но Веденеев сказал — и, значит, сделано!

Как и когда — это другой вопрос, но лучше без ошибок. Иначе, как, усмехаясь, говорит Веденеев — за что боролись? Ему горько от моих и Милиных ошибок. Чтобы избежать их, нужно вычислять каждый шаг, каждый миллиметр, каждый вздох. Иногда достает печаль: а можно ли вообще сделать что-то по-веденеевски, правильно.

Сделать без ошибок — это чудо. Даже сказал иногда делает ошибки. Это я узнала из скудных признаний о его Пути: «Ошибки неизбежны, ошибки надо исправлять!» Веденееву хорошо, он свои ошибки хотя бы видит…

Итак, «задача поставлена». В ретрит! Так и Гуру Падмасамбхава говорит — все для меня и про мою жизнь.

Но как я буду одна в лесу, как мне там ночевать? Да я ни разу не ставила палатку, да у меня ее вообще нет! Но Веденеев гнет свое: «Купи себе одноместную палатку, спальник — больше ничего и не надо». А как ее нести в глушь, да и все остальное в рюкзаке, включая котелок? Хорошо, что дров тащить не надо.

Как обычно, у меня не было денег на нормальное туристическое снаряжение. Но вдруг, благодаря моим молитвам Гуру Падмасамбхаве и Зеленой Таре, а также другим Буддам и Бодхисаттвам, в наших магазинах начались чудеса: я купила по супернизкой цене рюкзак, а затем палатку и спальник цвета Зеленой Тары. Все способствовало мне, кроме моего страха перед самим ретритом. И в минуты страха я открывала книгу Гуру Падмасамбхавы «Учение о шести бардо» и снова и снова читала слова: «Если ты не можешь достичь уверенного бесстрашия, какой смысл в том, что жив?» И еще Веденеев сказал мне: «Страх — плохая защита».

Для Веденеева в поход сходить — одно удовольствие, он двадцать лет «по лесам бродил». А мне всему предстояло учиться. Веденеев посоветовал: «Сходи в городской клуб туристов, там есть группа любителей пеших прогулок, с ними походи — тебе расхаживаться надо».

Но как бы труслива я ни была, главное — делать! А страх будет всегда — это и есть препятствие. И я смотрела на торчащие елки — и ненавидела их.

И я пошла. С одним коллективчиком сходила — в основном все за шестьдесят лет. А потом, бывало, я и одна по их маршрутам ходила — когда никто не собирался в указанное воскресенье.

Вся в страхе, дрожа как осиновый лист, я бродила по пригородным лесным дорожкам и дрожащими руками выставляла азимуты — я напоминала себе зайца с компасом, вот такая смешная йогиня… Впрочем, как-то потом, бродя в горах с компасом, я действительно встретила зайца — и мы шарахнулись друг от друга.

Но как бы труслива я ни была, главное — делать! А страх будет всегда — это и есть препятствие. И я смотрела на торчащие елки — и ненавидела их. Ведь мне предстояло отправиться в такие вот безлюдные места, да еще радоваться этому. Веденеев говорит: «Все надо делать с удовольствием. Иначе сделаешь только хуже».

А где взять удовольствие? Смотрю в свое сердце — там одна тоска непроходимая… Компас, стрелка, — вы меня спасете! Я научусь!

Так я и жила с зимы до весны. Веденеев определил пору ретритов так: «Как снег сойдет». И я с тайным ужасом взирала на сугробы на улицах Города — пока еще многочисленные, но тающие.

Только снег сошел, а Веденеев уже горячится: «Ретриты!» Почему он сам в ретрит не идет, а нас с Милой отправляет? Но это запрещенный вопрос, об этом нельзя думать. Веденеев вне всяких обсуждений и размышлений.

И вот однажды, по наитию свыше (я этого ждала, просила, и потому распознала) я открываю атлас и нахожу точку — 101-й километр. Будто какая-то невидимая рука водит моим пальцем, а может, это всевидящий глаз Веденеева (эманации Гуру Падмасамбхавы) собрал меня, чтобы найти место для ретрита. На этот раз я смело, даже безрассудно тыкаю пальцем в эту точку и в сердце своем говорю: «Я еду туда!» Правда, вторая часть меня говорит: «Это же очень страшно!»

Так оно и оказалось. Приехала на 101-й километр — и сердце мое в пятки ушло от первой же попавшейся птицы. А может, и не птицы, кто его знает, кто рыщет в лесу прямо у меня под носом. Ой как страшно! Но я же йогиня! Соберись!

И я иду дальше. Все еще только началось — все страхи впереди, а я уже иду запуганная. Вот знал бы Веденеев… И мне стало стыдно.

Приехала на 101-й километр — и сердце мое в пятки ушло от первой же попавшейся птицы. А может, и не птицы, кто его знает, кто рыщет в лесу прямо у меня под носом.

Вот огромная вершина — карабкаться и карабкаться. Когда мне становится трудно, я говорю себе: «Во благо всех существ», делаю вдох (ух!), рывок, следующий шаг, подтягиваю вверх тело, выдох (уф!). Тут, с половины высоты горы, о ужас, я увидела — что бы вы подумали — стадо коров, самых мирных животных. Но я не испугалась, а начала рассуждать: с такого расстояния, да еще на горе, они меня видеть не могут — не то что забодать. И я спешу дальше, выше… Вот и вершина, взбираюсь на нее. И вот оно!

Я на вершине огромного карьерного отвала, на широком плато, с которого видно всю местность в округе — леса, поля, дороги и две деревни. Я на высоте! Здесь рядом Будды и Бодхисаттвы четырех сторон, десяти направлений. Пространство кажется прозрачным. Я визуализирую их всех в лучах заходящего солнца и поклоняюсь им, я простираюсь всем телом на твердой, потрескавшейся земле с мелкими камушками. Я обращаюсь во все стороны света и прошу, прошу сиддх — совершенных, сверхобычных, чудесных сил. И все заслуги подношу во благо всех живых существ — своему Гуру. А кто мой Гуру — это тайна тайн, тайной йоги тайной йогини, которой я должна стать уже в ближайшие месяцы.

Я прошу сидддх… и защиты. Страшно — я одна. Воют ветра, лезут на гору со всех сторон как живые, гнутся деревья. И солнце, и ветер. Разве так бывает? У Веденеева бывает, он везде присутствует незримо, чтобы попугать йогинов и йогинь, особенно начинающих.

Остаться ночевать? Перебьюсь как-нибудь. Палатку и спальник я взяла с собой — для тренировки. Но… очень страшно. Скоро же единственный обратный поезд. Поспешу к родному Веденееву — с ним как-то спокойнее.

Возвращаюсь в город. На следующий день я уже сижу на мягком диване, в мягких тапочках перед самим Веденеевым, живым, настоящим — в уютных домашних условиях его сверхнеобычной квартиры. Здесь каждая вещь живет и дышит, вдохновленная им на это.

Я все как всегда — как будто не было страхов вчерашней поездки — да только я уже не та городская обывательница, я стала другой. Но я молчу. А Веденеев, растянувшись в улыбке и в кресле, широко расставив свои здоровые ноги в летних шортах, говорит по-домашнему благодушно:

— Трудность твоя, Лаура, что ты никогда не решишься поехать за город, даже за несколько километров.

А я сижу, и в душе у меня затеплился озорной зайчик. И я говорю — так скромно, подбоченясь (при Веденееве можно только скромно, иначе высмеет), точнее голосом, претендующим на скромность (но Веденеева не проведешь):

— Я уже на 101-й километр съездила.

И жду, молчу. Веденеев чуть не подпрыгнул:

— Ты?! Когда успела?.

А я, такая спокойная:

— Вчера.

А сама любуюсь, как Веденеева удивила (с ним редко такое бывает).

— Ну ты даешь, Лаура. Не ожидал от тебя, — это он в положительном смысле. — Думал, не решишься. — Значит, он ведал о моих страхах и метаниях. — Поздравляю. Значит, у тебя ретриты пойдут.

Это была высшая похвала Веденеева, его благословение, разве что без рукоположения.

— На 101-м километре? И что ты там видела? — в коем веке заинтересовался, спрашивает.

— Я была на вершине искусственной горы, видела с большой высоты обзор всей местности, леса и гор.

— А ты знаешь — это ведь очень важно, что ты видела. Это расширение пространства. Да что ты, Лаура, в своей жизни видела? Поздравляю. Молодец! Молодец!