— Я думаю, вам пора рассказать родным. Затягивать дальше не вижу смысла. Анализы подтвердили мои опасения. Простите...

Владимир Петрович с сочувствием посмотрел на Марию Николаевну. В онкологическом центре он работал уже 18 лет, всякое повидал, но почему-то эту пациентку было жалко. Владимир Петрович знал, что Марии Николаевне 52 года, но, случайно встретив на улице, затруднился бы назвать ее возраст. Лицо чистое, без морщин, однако волосы окрашены — видимо, из-за седины; стройное тело, но глаза уставшие.

Мария Николаевна тихо произнесла:

— Некому рассказывать, доктор. С мужем мы давно в разводе, у него другая семья. Есть еще дочь, Верочка, мы с ней...

Мария Николаевна замолчала и испуганно глянула на лечащего врача, будто спрашивая, стоит ли продолжать, ведь семейные проблемы — дело сугубо личное. Однако Владимир Петрович явно был не против слушать ее дальше.

— В общем, с Верой мы повздорили. Точнее сказать, давно поссорились. А если совсем начистоту, то крупно поругались и пять лет совсем не общаемся. Она на меня сильно обиделась. Поначалу и я слышать о ней не хотела — вы только подумайте, променяла мать на этого...

Мария Николаевна снова замолчала, подыскивая слово. Потом встрепыхнулась и сказала:

— Я лучше пойду, доктор. Спасибо вам.

Она быстро вышла из кабинета. Владимир Петрович удерживать ее не стал — следующий прием через неделю, если захочет — расскажет, суть он и так понял: одинокая женщина с разбитой судьбой. А ведь видно, что в молодости красавица была, да и умна, не о такой жизни явно мечтала.

Мария Николаевна выскочила на ноябрьскую улицу. Ветер беспощадно бил в лицо, но щеки горели от стыда: и зачем принялась делиться наболевшим? Она медленно побрела на остановку, вспоминая события пятилетней давности.

Веру она родила очень рано — в 18 лет — по большой любви. Мария Николаевна долго не решалась рассказать обо всем матери, профессорской дочери, доктору филологических наук, все свое время посвящающей любимому делу. Папа в воспитании Маши участия почти не принимал, тоже полностью отдавшись обожаемой математике. Так она и росла — между физиком и лириком, по большей части предоставленная сама себе. Когда скрывать факт беременности стало невозможно, Мария явилась к родителям с повинной. Удивительно, но скандала дома не случилось — мама лишь поинтересовалась, собирается ли будущий отец на ней жениться. Он об этом не помышлял, однако после вмешательства Машиной родни парочка тихо расписалась в районном ЗАГСе.

Мария Николаевна выскочила на ноябрьскую улицу. Ветер беспощадно бил в лицо, но щеки горели от стыда: и зачем принялась делиться наболевшим?

Вера оказалась очень беспокойным младенцем. Бедная Мария не спускала ее с рук, засыпая над университетскими лекциями. Молодой муж спустя год такой жизни ушел к другой. Веру навещал крайне редко, однако Маша не роптала.

В 30 лет она встретила другого мужчину. Дочери он не понравился еще заочно. Девочка росла избалованной, бабушка и дедушка, к тому моменту вышедшие на пенсию, души в ней не чаяли. Не уступала им и Мария Николаевна, талантливый переводчик с английского и немецкого. С Владимиром она познакомилась на пресс-конференции, приуроченной к выходу новой книги в издательстве, где она работала. Роман набирал обороты стремительно. Мария все чаще не ночевала дома, на что Вера реагировала бурно: хлопала дверью и не разговаривала несколько дней.

Владимир утешал любимую, уверяя в том, что все как-нибудь образуется. Наконец, в теплый осенний выходной он пригласил их на дачу. Погода стояла чудесная — настоящее бабье лето. Маша испекла любимую Верой шарлотку с яблоками и грушами. Этому рецепту научила ее бабушка. «Непременно взбивай яйца с сахаром десять минут, а муку просеивай. Тогда тесто получится пышным и румяным, как твои щечки». Бабуля поведала ей и другие кулинарные секреты. Например, как приготовить наваристый борщ — обязательно со свеклой и уксусом, а то «что же за борщок, внучка?» — спрашивала она.

13-летняя Вера со свойственной подросткам прямолинейностью с порога заявила:

— Мне тут не нравится, мама. Дача сырая какая-то, и грязно вокруг. Отвези меня домой.

Мария Николаевна пропустила ее слова мимо ушей, бодрым голосом сообщив:

— Володя сейчас чай поставит, я шарлотку твою любимую испекла. Пойдемте в дом, будем праздновать.

Домой они поехали вдвоем — мать и дочь. Владимир остался на даче еще на сутки. Маша поняла: личной жизни у нее не будет.

Правда, что она собралась отмечать — окончательный крах иллюзий или призрачную надежду на благополучный исход поездки — Мария пока не знала. Дочка нахмурилась и села на качели во дворе. Владимир засуетился у самовара, Маша гремела посудой на кухне.

За столом все молчали. Вера ковыряла вилкой шарлотку, Мария Николаевна теребила край скатерти, Владимир сидел, опустив голову. Он пытался начать общий разговор, даже поинтересовался у Веры, как дела в школе, но та лишь презрительно фыркала.

Домой они поехали вдвоем — мать и дочь. Владимир остался на даче еще на сутки. Маша поняла: личной жизни у нее не будет. Долгожданный мужчина не смог найти подхода к ее сложной Вере, а ставить отношения с ним на первый план в ущерб ребенку она не хотела. Объясняться не пришлось — Владимир все понял по нескольким фразам.

С тех пор она растила Веру одна. Мимолетные романы случались — как без этого? — но серьезных планов Мария Николаевна не строила.

Дочка окончила школу с золотой медалью и поступила на филфак. Дни текли спокойные и однотипные, пока Вера не влюбилась. Она просто потеряла голову от этого Ромео. Мария Николаевна видела, что он вытирает ноги об ее дочь. Парень пропадал на несколько дней, не отвечая на телефонные звонки. Вера даже дежурила у его подъезда и пару раз заставала его с другими девушками. Она худела и плакала, плакала и худела. Разговоры с матерью, пытавшейся дать совет, заканчивались криками: «Не лезь в мою жизнь».

Кажется, Вера тоже что-то задумала — от слепой влюбленности она перешла в атаку. Решила: или сейчас, или никогда.

Мария Николаевна в тот год сильно сдала. Появилась первая седина, между бровями залегла морщина. Вера бунтовала против всего мира. Она была одержима своей любовью и ничего не замечала вокруг. А потом в отношениях с Ромео (на самом деле Иваном) наступило затишье. Он как будто всерьез увлекся Верой, стал появляться у них дома и даже здороваться с Марией Николаевной. Она насторожилась: к чему бы такое рвение? Кажется, Вера тоже что-то задумала — от слепой влюбленности она перешла в атаку. Решила: или сейчас, или никогда.

«Глупая моя девочка», — Мария Николаевна давно стояла на остановке, вспоминая, и пропустила третий трамвай. Ехать в пустую квартиру совсем не хотелось. Сегодня сердце щемило как никогда. «Пора сообщать родным», — сказал ей лечащий врач. Только кому до нее было дело?...

Мария Николаевна поежилась и оглянулась в поисках кафе. Она много лет жила по давно заведенному графику: работа-дочь-магазин. Иногда ходила с подругами в баню или выбиралась с коллегами в ресторан, но жизнь ключом не била. А сейчас ей очень захотелось горячего чая с облепихой и чего-нибудь сладкого. Шарлотки, например. С тех пор, как Вера не жила с ней, Мария этот пирог ни разу не готовила. Было не для кого (привыкшая заботиться о других, она оказалась совершенно непритязательна в быту), да и много воспоминаний — уютные посиделки с дочерью и мамой на кухне, милая болтовня обо всем и ни о чем...

Мария Николаевна увидела неоновую вывеску. «Кофейня. Туда и пойду».

Она заказала чай, а вот шарлотки в меню не оказалось. Официантка поморщила носик: «У нас итальянские десерты, приготовленные по классическим рецептам», и предложила тирамису. Мария Николаевна отказалась: очень уж хотелось шарлотки. И тут ей пришла в голову идея: а не испечь ли ее самой? Яйца, сахар, мука, яблоки есть. Кажется, и груши найдутся. Она допила обжигающий напиток, расплатилась и поспешила домой.

Через два часа ароматный пирог стоял на столе. Запах корицы заполнил всю кухню, на душе стало тепло и уютно, как будто время повернуло вспять.

Через два часа ароматный пирог стоял на столе. Запах корицы заполнил всю кухню, на душе стало тепло и уютно, как будто время повернуло вспять. Была жива еще мама, и Вера сидела рядом. Мария Николаевна вздохнула. Нужно было понять дочь. Обожглась, с кем в юности не случалось? И снова погрузилась в воспоминания.

К концу второго месяца сладких отношений между Верой и Иваном девушка сообщила, что уезжает с ним на Север.

— Он хочет заработать денег, чтобы мы могли пожениться и нормально жить.

— Милая, тебе еще полтора года учиться. Ты что, решила все бросить?

— Зачем мне этот диплом? Ты много с ним счастья видела?

Мария Николаевна вспылила.

— Тебя на ноги поставила, между прочим. И без посторонней помощи. И было у тебя все лучшее. Не забывай.

Вера развела руками.

— Я с ним еду. Решено, и точка.

И она действительно уехала. За пару недель до отъезда Мария Николаевна много раз пыталась поговорить с дочерью, призвать к ее совести, но все оказалось безрезультатно. В конце они и вовсе круто поругались — Вера обвинила мать в черствости, упомянув и отца, которого она не смогла удержать. Такого Мария Николаевна простить не могла...

Обрывками, от общих знакомых, Мария Николаевна узнавала, как складывается судьба ее единственного ребенка. Вера бросила институт, в Воркуте устроилась продавцом в продуктовый магазин, Иван трудился где-то на вышке. Он ее, конечно, бросил, и Вера вернулась в родной город. Чем она занималась, вышла ли замуж — Мария Николаевна не знала. Она вздрогнула от звонка домашнего телефона. Глянула на часы: 22:30. Кто мог беспокоить так поздно? Глотнув чаю, подняла трубку.

— Мама, это ты?

Мария Николаевна схватилась за сердце.

— Мамочка, не молчи! Я так соскучилась. Ты прости меня, пожалуйста. За все. Я так была не права...

Мария Николаевна услышала учащенное дыхание дочери. Голос начал срываться.

— Ты сегодня стала бабушкой. Внучка. 3200 кг, 53 см. Просто хотела, чтобы ты знала...

Мария Николаевна смогла, наконец, взять себя в руки.

— Вера, в каком ты роддоме?

...Мария Николаевна ушла совершенно счастливой. Вместо полугода, о которых говорил доктор, она продержалась целых два. Временами чувствовала себя совсем неважно, но звонкоголосая Марийка одним своим видом заставлял ее забыть обо всем на свете. Они часто ходили в парк и часами читали книжки. Внучка любила засыпать, держа Марию Николаевну за руку. А когда она подрастет, Вера обязательно научит ее семейному рецепту шарлотки...