Путешествия во времени возможны, скажу я вам. Кто-то из вас удивлено вскинет брови, кто-то покрутит пальцем у виска, а я лишь подтвержу: да-да, возможны.

Предаваясь воспоминаниям, мы путешествуем в прошлое, планируя события, мы как бы переносимся пусть не в далекое, но все-таки будущее. В далеком тоже можно побывать, правда, лишь с героями фантастических фильмов и книг. Мне один раз удалось даже попасть в самое далекое, постапокалиптическое будущее, и хоть было это всего лишь во сне, но я туда больше ни ногой!

То ли дело — путешествия в прошлое, в свое прошлое, то бишь в детство.

Открывая старый фотоальбом, можно перенестись в тот или иной момент жизни.

Вот фото, где я с дедушкой, на скамейке возле дома...

Дом, в котором прошло мое детство, имеет свою собственную «биографию».

Когда-то давным-давно в нем жил румынский поп, так говорили. Потом власть поменялась, и дом стал многоквартирным.

Высокие потолки и скрипучий дощатый пол, который красили каждый год коричневой краской. Для этого выносили всю мебель во двор и спать ложились под открытым летним небом. Спать под звездами — это ли не чудо?!

Окна были со ставнями, только не снаружи, а внутри, их можно было закрыть, и тогда днем наступала ночь.

Еще в моем детстве было пианино. Тоже старинное, уж не знаю, как и откуда к нам попавшее, но это и вправду было настоящее старинное черное немецкое пианино, с резными ножками, подсвечниками и профилем великого Амадеуса.

Когда тебе открывается мир звуков — это поистине удивительно. И я лет пяти от роду начала извлекать звуки: вот эти самые низкие — медведь, дальше волк, лиса, заяц и самые высокие — конечно же, мышка. Как взрослые терпели мое «творчество»? Видимо, никак, потому что вскоре дедушка научил меня нехитрому произведению, именуемому в народе «Собачий вальс». Это позже, будучи уже в седьмом классе, я начну брать уроки музыки, и это будет другой срез пласта истории моей жизни. А пока я что-то наигрываю одной рукой и даже пытаюсь подбирать на слух.

Это позже, будучи уже в седьмом классе, я начну брать уроки музыки, и это будет другой срез пласта истории моей жизни.

Двор. Двор был длинный, раскинувшийся меж таких же длинных домов (и соседние дворы и дома тоже были такие вот как бы вытянутые). В конце него — хозпостройки, гаражи да сараи. Мы с другими детьми любим играть там, сооружая домики, делая «штабики». Один раз кто-то притащил старую простынь, чтоб сделать флаг.

Весной двор утопал в пьянящем аромате сирени. А на майские праздники все высыпали на улицу, ведь это была главная улица города, по которой проходили парады. Потом, конечно же, застолье, запомнившиеся только лишь мамиными эклерами, что еще ребенку надо?

Застолье, правда, то и дело прерывалось забегавшими в подворотню любителями остограмиться, у коих порой не оказывалось при себе нужной тары.

Но вот моя «машина времени» уносит меня в Абхазию. Мы остановились в поселке близ Сухуми. Мне тоже лет пять. И я опять-таки с дедушкой, видимо, у него было больше свободного времени, как-то никогда об этом не задумывалась.

Несмотря на то, что мне совсем мало лет, я хорошо помню свои ощущения от того путешествия. Особенно меня поразил мандариновый сад, где мандарины росли что у нас с вами яблоки! Еще Абхазия запомнилась радушными говорливыми людьми, богатством ароматов и вкусовых ощущений. Эти ощущения словно отпечатались в моем восприятии, особенно вкус грузинской аджики и вкус острой капусты, розового цвета, как ни странно, и то, и другое пришлось мне тогда по вкусу. А про чурчхелу и обилие фруктов я уж и не говорю, особенно фейхоа, а еще инжир, спелый, с упругой фиолетовой кожурой и хрустящими семечками, все это довелось мне испробовать лишь тогда, в детстве.

Эти ощущения словно отпечатались в моем восприятии, особенно вкус грузинской аджики и вкус острой капусты, розового цвета...

Детство, да и воспоминания в целом, подобны для меня небольшому такому залу кинематографа, где запустили старый киноаппарат, и кадры бегут сменяя друг друга.

Вот фото, где я на сухумском галечном пляже, сплю под навесом, сделанном из палок и простыни. С этим фото у меня особые отношения. Оно у меня ассоциируется с одним эпизодом, случившимся там же на пляже. Погружаясь в тот день, я вижу все так, как будто это случилось вчера. Уж не знаю почему, но я закапризничала и не хотела идти купаться, осталась одна на пустынном (почему-то?) берегу. А дедушка мой, надо признать, пловец был отличный, и обычно делал далёкие заплывы, но, на мое счастье, в этот раз он не успел далеко уплыть. На мое счастье, потому что в какое-то мгновение меня схватили чьи-то чужие старые сморщенные смуглые руки и потащили. В память врезалась зеленая вязаная кофта. Я помню сковавший меня ужас, не мешавший, однако, сопротивляться. Я орала и брыкалась, как могла. Как сейчас помню, что кричала, как кричат все дети в минуты страха: «Мама! Мама!», а старуха (то была то ли абхазсквя цыганка, то ли просто сумасшедшая) все повторяла: «Я твоя мама, я твоя мама» и тащила меня все дальше и дальше. Дед мой повернул к берегу, отчаяно борясь с откуда-то вдруг набежавшими волнами, что-то кричал и свистел, достигнув берега, бросился в погоню. В какой-то момент то ли испугавшись, то ли я удачно лягнула, но безумная выпустила меня.

Всякий раз, когда я думаю об этом происшедствии, пытаюсь представить, как могла бы сложиться моя судьба, если меня удалось бы украсть?

В тот день произошло то, что я называю «развилкой судьбы» (термин не мой, но он очень удачный, я считаю). Хотя вопрос этот, конечно, спорный и слишком глубокий — имеет ли судьба подобное разветвление или же она одна, как прямая дорога? Ответа однозначного здесь нет...

Фотографий много, а воспоминаний еще больше, на одну такую фотографию придется с десяток воспоминаний.

Недавно побывала в том местечке, где прошло мое детство. Двора того уж нет давно, на его месте расположился высокий элитный новострой. От дома осталась лишь часть, но окошки, те самые окошки моего детства сохранились.

И вообще ничто и никто никуда не девается, оно навсегда остается с нами, в наших воспоминаниях, в нашем сердце!