Город жил своей жизнью, беспокойной, торопливой. Потоки машин, трамваи, троллейбусы, живые людские реки, мерно текущие по тротуарам и расходящиеся ручьями на перекрестках улиц.

Казалось, все это незыблемо и бесконечно. Только нет во вселенной ничего вечного. Скоротечные летние сумерки накладывали свой отпечаток на все движущееся и еще больше — на недвижимое. На громады зданий, фонтаны и скверы.

Постепенно суета и шум стихали, ночь покрывалом окутывала засыпающий город. И вот уже редкие прохожие тенью скользили мимо горящих витрин магазинов и безжизненных офисов.

По широкой лестнице от автовокзала к метро торопилась девушка, стуча тоненькими шпильками по бетонным ступеням. И вдруг нога ее подвернулась, зацепившись за невидимую выбоину. Девушка, как раненая птица, высоко взмахнула руками, пытаясь удержаться, но… В следующую секунду сумочка выскользнула из рук и улетела далеко вправо, а тело ее клубком покатилось вниз и застыло у последней ступеньки.

На кровати, почти вертикально вверх была подвешена, закованная в гипсовый панцирь, нога. Из-под одеяла испугано смотрела хозяйка ноги.

*****

Сначала она услышала тихие голоса, а потом, открыв глаза, увидела белый потолок. Взгляд скользил вниз по стене, по такой же белизне, пока не наткнулся на голубую полоску крашеных панелей. Потом чуть-чуть влево появилась кровать, тоже белая металлическая. На кровати, почти вертикально вверх была подвешена закованная в гипсовый панцирь нога. Из-под одеяла испуганно смотрела хозяйка ноги.

— Очнулась… Очнулась, очнулась! — сначала тихо, а потом все громче закричала «инвалидка».

Только через пару минут на крик отозвалась дама с массивными формами в белом халате:
— Больные, чего кричим как потерпевшие?
— Так мы и есть потерпевшие, — хмыкнул кто-то уже с другой стороны.
— Кто тут у нас очнулся? — протискиваясь тучным телом в дверь, спросила медсестра.
— Та, которую ночью привезли, — ответила первая, с подвешенной ногой.

Потом голова с круглым лицом в мелких морщинках у глаз и нахлобученным сверху белым колпаком появилась перед самым носом.

— Ну, вот и хорошо. Как мы себя чувствуем? Девушка, вы меня слышите?
— Слышу... Хорошо, — отозвалась.
— Доктор сказал, что все у вас неплохо, внутренних повреждений нет. Только гематома затылочной области и небольшое сотрясение. Сейчас заполним карточку, а то привозят тут вас без сознания, без документов, ни имени, ни фамилии, ни веса, ни роста, — бубнила медсестра, усаживаясь на стул и открывая серую папку.
— Фамилия! — скорее приказала, чем спросила она.
— Фамилия? — эхом отозвалось в голове.

«Фамилия???» — мысленно повторяла девушка, но память отвечала тишиной и покоем.

— Чего молчишь? Партизанка, что ли? — глядя в папку, незлобно ворчала медсестра.
— Я не помню… — робко отозвалась больная.
— Фью! Вот тебе раз! А может, имя помнишь или рост?

Девушка наморщила лоб, прикрыла глаза в надежде, что хоть так пустота в голове заполнится родными и близкими образами.

Девушка закрыла глаза, пытаясь насильно расшевелить, заставить работать, совершенно неподвижные, застывшие извилины.

— Нет... Не помню! И имя тоже не помню! — паника начала мерзко копошиться в душе.
— Как я здесь оказалась? — цепляясь за соломинку, спросила она.
— Как, как? Так же как все. Скорая привезла. Тебя с разбитой головой прохожие нашли у автовокзала. Теперь вспомнила?
— Нееет! — заливаясь слезами, ответила девушка.
— Ладно, не реви. Первая ты, что ли, такая? Ретроградная амнезия это. Доктор посмотрит, назначит лечение, с психологом побеседуешь. Вспомнишь, куда ты денешься, — вставая со стула и собирая незаполненные бумаги, говорила медсестра. — Так я пошла, — и вышла из палаты, покачивая пышными бедрами.

Девушка закрыла глаза, пытаясь насильно расшевелить, заставить работать совершенно неподвижные, застывшие извилины. В голове была пустыня, покрытая льдом и снегом. Абсолютно никаких воспоминаний, кроме осознания реальности.

«Больница. Палата. Шишка на голове. Две соседки, тоже с травмами… и с мозгами. А я безмозглая»,— пришла к неутешительному выводу и вздохнула.
«Я — никто… Так не бывает. Самое главное сейчас — сосредоточиться, вспомнить одну-единственную малюсенькую… Что? Неважно что, главное оттуда, из жизни до… До чего? До этой белой комнаты, до медсестры с серой папкой, до соседок со сломанными ногами»,— решила она, открывая глаза и прислушиваясь к разговору двух других в палате.

— А моя Машка родилась лысой, как коленка. Да и сейчас у нее смешные редкие кудряшки. Все говорят, что в год нужно обрить. Только жалко, вдруг потом вырастут ровные волосики, — тихонько говорила одна.
— Не жалей, Катя! Потом вырастают густые и хорошие. А то будет девчонка всю жизнь маяться с тремя волосинками. У меня пацан, вопросов не было, обрили и все,— отвечала вторая.

«О детях говорят. А у меня есть дети?» — напряженно задумалась, но никаких образов в памяти не всплыло.
«Наверно, нет», — решила и снова обратилась в слух.

— Я родила как раз в последнюю сессию. Зачеты сдала нормально, а на экзамены уже еле ходила. С последнего скорой увезли, зачетка на столе у «философа» осталась. Он мне «удочку» из жалости поставил, — засмеялась первая.

«Зачеты, сессия, экзамены» — эти слова заставили вздрогнуть, вызывая напряжение и даже легкий трепет в душе.
«Может, я тоже училась или учусь», — решила девушка.
«Точно учусь», — прислушиваясь к внутреннему беспокойству, обрадовалась она.

После обеда был тихий час, дверь в коридор закрыли, и две соседки решили своими силами лечить ретроградную амнезию студентки.

Но за все следующие сутки ничего нового о себе она так и не узнала. Не помогли какие-то жутко болючие уколы. Беседы с психиатром, а потом психологом тоже ничего не дали. Единственный вывод, который сделали все — студентка. Так к ней теперь и обращались.

— Студентка, на обед пойдешь или сюда принести? — заглянув в палату, спросила уже новая медсестра.
— Пойду, только не знаю куда, — растеряно ответила, медленно выползая из-под казенного одеяла.
— Ладно, сюда принесу. Все равно этим лежачим нести, — махнула рукой и исчезла за дверью представительница медперсонала.

После обеда был тихий час, дверь в коридор закрыли, и две соседки решили своими силами лечить ретроградную амнезию студентки.

— Давай попробуем имя вспомнить,— начала та, которую Катей звали.
— Будем тебе каждое имя повторять несколько раз, меняя интонацию, а ты закрой глаза и внимательно вслушивайся, — предложила она.
— Правильно, с закрытыми глазами мозги лучше работают, — согласилась другая, Таня.
— Лена! Леена…Леночка. Ну, как? — спросила Катя.
— Нет. Ничего. Давай другое, — с надеждой попросила студентка.
— Оля! … Оленька. Ольга, — прозвучало уже другим голосом.
— Нет. Не то. Может, еще?

Перебрав дюжину имен, девушки, отчаявшись, замолчали.

Катя с Таней уснули первыми, а бедная студентка продолжала перебирать в голове имена. Все они казались холодными и чужими. Повертевшись с бока на бок, она тоже уснула.

Часок безмятежно спала, но и потом сон очень медленно отпускал из мягких объятий. То ли во сне, то ли наяву легким облаком ее окутал знакомый аромат. Это было лето, теплое и ласковое море с терпким привкусом очарования и элегантности. И в то же время этот запах был самым родным, домашним, близким. Уют и покой убаюкивали сознание, издалека тихо-тихо послышался голос: «Дашенька, просыпайся». Она вздрогнула, резко подскочила.

— Я — Даша! — в полный голос закричала студентка.
— Ты чего орешь, Катя спит! — зашипела на нее Татьяна.

Похоже, они тихо разговаривали до ее бурного вмешательства, и чудный аромат в это печальное заведение принесла гостья.

Только теперь взволнованная студентка увидела, что в палате гости. Рядом с Таней сидела симпатичная женщина в сером деловом костюме с легким голубым шарфом на шее. Похоже, они тихо разговаривали до ее бурного вмешательства, и чудный аромат в это печальное заведение принесла гостья.

— Даша… — шепотом позвала проснувшаяся Катя. Она решила проверить версию студентки.
— Что? — тут же отозвалась та.
— Точно, Даша! — хором обрадовались все обитатели палаты вместе с гостьей.
— Может, еще что-нибудь вспомнишь? — с надеждой спросила Катя.
— Нет… Только, наверно, такими духами, как у вас, — обратилась Даша к гостье, — пользуется кто-то очень близкий мне.
— Может, подруга? Мама? Или тетя? — тут же подхватила Татьяна.
— Пожалуй. Только кто? — растерянно ответила Даша.

Вскоре Танина подруга ушла, и девушки снова притихли. Одна читала, другая, кажется, задремала, а Даша напряженно думала, прикрыв глаза. Мысли ее метались, как птички, случайно залетевшие в темную душную комнату. Казалось, еще чуть-чуть, выход к свету и чистому свежему дуновению где-то рядом. Где же это окошко, где та дверь, через которую она вырвется из плена тьмы и пустоты?

Сколько времени прошло в тяжелых раздумьях, она не знала. Медсестра уже пронеслась, подсовывая всем под руки градусники.

Тик-тик, тикало время в Дашиной черной комнате. Время уходило, а она оставалась все там же.

С шумом вкатилась в палату медицинская тележка с микстурами и таблетками.

— Девоньки, полдник получите, — шутила сестричка, выдавая кулечки с лекарствами.

Даша безропотно проглотила свою порцию и снова, закрыв глаза, погрузилась в поиски выхода.

По коридору кто-то торопился, стуча каблучками. И вдруг снова знакомый аромат поплыл по палате.

«Танина подруга вернулась? Наверно, что-то забыла», — решила Даша.

«Как же хорошо, когда темная комната с ее духотой разбивается вдребезги, когда кругом свет и родные люди», — ликовала Даша.

— Даша, — едва слышно прозвучало ее имя. Она открыла глаза, и черное покрывало тут же упало с ее головы. Выход нашелся.
— Мама! — и никаких сомнений.
— Дашка, родная, как же ты нас напугала, — всхлипывала мама, обнимая улыбающуюся Дашу. В дверь заглядывали отец с братом, а за ними Алина, подруга.

«Как же хорошо, когда темная комната с ее духотой разбивается вдребезги, когда кругом свет и родные люди», — ликовала Даша.

Уже потом братишка рассказал, как метались они почти два дня, после того, как замолчал ее телефон. Все друзья и родственники были подняты по тревоге. И только когда какая-то добрая душа сдала в отделение милиции Дашкин растрепанный паспорт, найденный возле урны у метро, поиски приобрели хоть какую-то направленность. Больницы, морги… В списке оставалось еще три варианта, когда милостью небесной они нашли ее.