Я сидел у ее окна и вглядывался в темное стекло.
Из-за сплошной стены дождя свет уличного фонаря казался белым размытым пятном на шумном фоне. За темной полосой высокого кустарника пролегало шоссе, и кроме мелькающих красных огней ничего не было видно.

Я вплотную приблизил лицо к стеклу и дохнул. Одна из самых долгих, на моей памяти, ночей близилась к концу.

- Привет!
Она не ответила, лишь кивнула и отвернулась.

- Ждете кого-то?
Снова кивок...

Воспоминания о нашей первой встрече были ярки и свежи, словно первые весенние цветы. Я очень часто вспоминаю, как она одиноко сидела за столиком, на самом краешке стула. Прямо держа спину и не вынимая из губ яркой пластиковой соломинки от своего коктейля. Она водила тревожным взглядом по заполненному залу ресторана, пытаясь найти кого-то.

Я довольно долго наблюдал за ней, пока решился подойти. Серебристо-серый взгляд вонзился прямо мне в душу, и я сразу понял, что погиб.

Ее блестящий шарфик, туго повязанный у шеи, сразу привлек мое внимание. Я довольно долго наблюдал за ней, пока решился подойти. Серебристо-серый взгляд вонзился прямо мне в душу, и я сразу понял, что погиб. Никогда не забыть мне этого выражения боли и ожидания на ее лице.

- А я вот, заскочил на чашечку кофе. - Снова обратился я к ней. - Здесь подают отменный кофе...

Она снова взглянула на меня, и уголки ее губ слегка приподнялись в улыбке.
- Разрешите мне вас угостить. Вы непременно должны попробовать «Венецианскую ночь»...
- Я не одна. - Наконец произнесла она. - Но все равно спасибо.
От ее слабой улыбки у меня ухнуло и куда-то покатилось сердце...

Я снова с ожиданием всмотрелся в ее окно. За ним по-прежнему ничего не изменилось. Дождь все лил, и на меня опять накатила волна воспоминаний.

Помню, после той памятной встречи, когда она так и не дождалась кого-то, а я все же напоил ее «Венецианской ночью», я приложил все свои усилия, чтоб впредь она всегда смеялась и улыбалась.

В кинотеатрах мы ходили только на комедии, а по четвергам занимали наш любимый столик в «Комеди-клаб кафе».

Я прекрасно знал, что она ненавидит ждать, и всегда приходил пораньше.
Ждал ее под весенним дождем в каменном дворике у ее дома, искал утененный уголок у входа в парк. К ее дню рождения я появился с самого утра и хлопотал на кухне, пока она, смеясь, корила меня, что я испортил ее сюрприз, заготовленный для меня еще с прошлой недели.

К ее дню рождения я появился с самого утра и хлопотал на кухне, пока она, смеясь, корила меня, что я испортил ее сюрприз...

- Но ведь сегодня же твой день рождения! - возразил я ей тогда. - И подарки принято дарить тебе!
- Брось! Для меня это в радость - сделать что-нибудь приятное для тебя...

Глупая. Она так и не поняла, что она и есть моя радость. Ее существование на этом свете рядом со мной и есть самая настоящая радость, что она и есть - моя жизнь, моя самая счастливая жизнь!

Когда мы были рядом, в самые интимные моменты, она всегда шептала мне: «Пожалуйста, никогда не оставляй меня одну... Не заставляй меня ждать... Не бросай...»

Эти слова терзали мою душу, резали пополам. Я всегда понимал, что в ее прошлом было настолько много боли, что она панически боялась испытать подобные чувства вновь. Иногда я даже удивлялся, как может человек пережить подобное и не сойти с ума.

Но она была сильной. Раненой, но живой. И я все силы приложил, чтоб черные тени не терзали ее. Я окружил ее смехом, заботой, любовью. Всем самым теплым и прекрасным, на что сам был способен. Иногда мне казалось, что, собственно, и жить я начал тогда, когда встретил ее. До этого было лишь существование, унылая цепочка сменяющихся одним за другим дней.

Так я думал сейчас, глядя в темную, мокрую ночь. Так я думал и тогда, спеша к ней в один зимний воскресный день. Утро было затянуто тяжелыми тучами. Весь день я потратил на то, чтоб найти «Лорену», ее любимый сорт роз. Изящный, белый с розовым цветок издавал еле ощутимый аромат, так напоминая мне ту, что преобразила мою жизнь.

Рано стемнело, и снег готов был посыпать в любую минуту. Она ждала меня к шести. Этот день был особенный. Мы отмечали ровно год с нашей первой встречи. Один год. Один незабываемый в нашей жизни первый и последний год. Таким он и остался для меня. Год длиною в целую жизнь.

Но она была сильной. Раненой, но живой. И я все силы приложил, чтоб черные тени не терзали ее. Я окружил ее смехом, заботой, любовью.

Она заметила мою машину из окна и сбежала вниз, накинув на плечи белую меховую накидку. Она бежала ко мне через дворик, радостно раскинув руки, словно счастливое дитя, не замечая ничего вокруг, и поэтому я первый увидел грузовик, выруливающий из-за угла задним ходом...

Занималось серое утро. Слегка прояснилось.
Я, наконец, с отчетливостью увидел цифры на ее мониторе. Они замедляли свой бег.

Она так и не открыла своих серебристо-серых глаз, когда в ее комнате прозвучал звенящий сигнал тревоги. В комнату вбежали две сестры и врач в мятом халате.
Я затаил дыхание. Уже недолго осталось ждать.

Медперсонал засуетился. Кого-то позвали. Электрошок. Еще.
Я почему-то посмотрел на подоконник. На нем лежала раскрытая книга, где между страницами нашла покой засохшая белая с розовым «Лорена». Я улыбнулся, раскрывая крылья.

- Год! Целый год я тебя ждал.

Она счастливо засмеялась и обняла меня за шею:
- Я знаю. Извини, но по-другому было нельзя.
- Ты права. Но теперь у нас есть столько времени, сколько мы сами пожелаем...

Дождь прекратился, и за больничным окном мелькнули первые лучи выглянувшего солнца.