- Жарко как, водки бы холодной.
У Нинки болела голова, ладони были липкими от пота, а молоденькая девчонка еле двигалась за прилавком.
- Ну, давай же, шевелись, муха сонная. Плохо как. Зачем пью? Дура... Господи, зачем мне все это? За что?

Нинка покосилась на соседку по очереди.
- Опять эта. Почему она все время мне попадается на глаза? Куда я, туда и она, стерва заджинсованная. Кепку надвинула, очки нацепила - чтобы меня не видеть. Под молоденькую пытается косить. Но я-то знаю, она старше меня.
В субботу видела ее. С детьми. Крутятся вокруг нее. Мамуля, купить минералки? мамик, какой йогурт купить? С клубникой или маракуйей? Маракуйей! Ух, ненавижу.
А сын на моего Сережу похож. Он тоже сейчас такой… Высокий, светлый… А, может, и не похож…. Да нет, точно такой.

Нинку завьюжило - перехватило дыхание, закружилась голова, заныло сердце. Это происходило с ней всегда, когда вспоминала о сыне. Она запрещала думать о нем.
Тогда она окончательно вычеркнула из своей жизни мать и навсегда запомнила ее слова. Ее голос! Высокий, но не пискляво-визгливый, не капризный, а какой-то легкий, свежий, воздушный, как полет бабочки, с легким придыханием. "Ты же понимаешь, девочка, что этот малыш создает множество проблем в нашей жизни. Я не могу тебе помочь. У нас нет денег, тебе негде жить, нечем его кормить. Какая ты мать? Для его же блага тебе необходимо оставить его в роддоме. В конце концов, и я еще молода, скоро опять выйду замуж. И потом… как же Университет?"

Ребенка оставили в роддоме, хотя главный врач приводила много ярких и убедительных примеров, когда женщины приходили спустя годы - искали своих малышей.
Мать только понимающе улыбалась и кивала головой. А дочь ждала, до последнего дня ждала, что отец Сережи придет в роддом.

- А куда бы я сына принесла? В общежитие? Никому мой мальчик не нужен был. Только мне. Как же растить его, одной?
У этой и муж денежный, и родители помогают. Чего детей не рожать? А мой сыночек сейчас, может быть, в хорошей семье живет…
Вот эта стерва его и усыновила. Мой сын ее йогуртами закармливает. Мой сын ее любит, а мать родная стоит рядом - он и не догадывается…
О, сморщилась, запах не нравится. А сама духами пропахла… на пятьдесят метров вокруг сплошная Франция. Фу! Это от ее духов меня и мутит так.
Опять минералку будет покупать. А я водку куплю и выпью назло этой...
Чтобы забыть про Сережу, не слышать про долги, не видеть тупые и пьяные морды, чтобы не снился Сережа 21 год. Ну помогите же кто-нибудь!..
Не могу больше!..

Нинка резко развернулась и с ненавистью выдохнула в лицо женщине, стоящей рядом:
- Выпить хочешь? А что так? Брезгуешь. Сообразим водочки на троих? А может, ты сексу хочешь? Меня тут два мужика у магазина ждут. Ты скажи, я поделюсь. Что уставилась, противно тебе? А сына моего красть не противно было? Забогатела стерва на таких как я, зажралась. Сними очки, посмотри на меня! Думаешь, нет меня? Есть! Я есть! Ненавижу, ненавижу тебя….
И осеклась, услышав холодное, презрительное:
- Пошла вон, пьянь подзаборная.

***

В магазине было душно. Ирина видела, как старается симпатичная девочка быстро разобрать коробки с продуктами, чтобы не мучить людей в очереди. Женщину, стоящую рядом, Ирина видела вчера и запомнила ее странный, тяжелый взгляд в сторону сына, который приехал из Москвы на выходные дни. Взгляд требовательный, ждущий чего-то. Захотелось уйти из магазина, увести детей, оберечь.
Неожиданно для Ирины женщина, вдруг, с яростью зашипела что-то нелепое, грязное про водку, сына?!
В очереди, на глазах у всех.
Ирина отвернулась к окну и съежилась, стараясь стать незаметной, раствориться в пространстве темного магазина.
- Пошла вон?! Пьянь…
Что же это было? Да и я хороша, отреагировала как-то глупо.

Ирина подошла к прилавку, включаясь в привычные мысли об ужине для мужа и дочери, прикинула, что нужно купить к субботе. Сын приедет шумный, веселый, голодный, соскучившийся за неделю по домашним обедам.
Муж Ирины во время перестройки и развала Союза оказался никому не нужен. Зарплаты нет, работы нет, в магазинах продуктов тоже нет. А дети есть хотят каждый день и мгновенно вырастают из всех вещей. Самый простой выход для отца семейства - залечь на диван, думать о загубленной судьбе и ждать перемен к лучшему.

Ирина никогда потом, когда семья вылезла из долгов, и пришло долгожданное, спокойное благополучие, не упрекнула мужа за его инфантильный уход от решения проблем. Взвалила все на свои плечи, как многие из ее подруг. Каждый выживал, как умел.

А что оставалось - бросить детей и, как мадам "бухо сапиенс", заливать горе водкой?..
Ну уж нет! Набрала часов на две ставки, классное руководство, дополнительные занятия и… что там еще? Соседка помогла, давала товар под реализацию. По воскресеньям бейсболку надвину, темные очки на глаза, чтобы ученики не узнали и вперед! - на рынок торговать всяким китайским барахлом. Я смогу, я справлюсь.

Вспоминалось Ирине легко. Утром с двумя пересадками отвезти сына в детский сад, дочь в школу. После работы не опоздать в продленку за дочерью, потом забежать на рынок за продуктами, отсидеть в музыкальной школе очередной урок дочери, забрать сына и проводить на тренировку, поговорить с мужем за вечерним чаем о его проблемах…
Но два часа в день Ирина принадлежала только детям. Колыбельные на ночь, стихи, сказки, пошептаться в полумраке детской о сокровенном…

Тогда у нее была только одна мечта - уехать на неделю куда-нибудь в лес, глушь, забраться в кровать, накрыться пушистым пледом и спать, спать. Одна, долго, сладко и без снов.

Я оправдываюсь?! Перед кем? А у нее платье по шву распоролось, каблуки стоптаны - это я могу понять, денег нет, но пятки-то можно привести в порядок. Трещины легко вылечить смесью яблока и сливочного масла, одной чайной ложки достаточно.
Догнать и дать рецепт? Пошлет.
Бред! Да и про секс она зря. Грубо и противно. Неловко и стыдно, будто в грязи вываляла на глазах у всех. Можно же было как-то правильно и достойно ответить...
Да ладно. Дома найду убедительные и яркие слова. Вот пьянь. Ненавижу!..

За что ненавижу-то? Ну, выплеснула баба на меня свое одиночество угарное. Понимаю же, что не просто так запивает. Всегда есть причина, только мне есть ради кого выживать, а ей нет. Какие глаза у нее были, растерянные, жалкие. Зачем же я так?...

***

Вечерело. Прохожие торопились домой мимо взъерошенных, вспотевших мальчишек, азартно играющих в футбол, мимо малышей на скрипучих звонко качелях в центре колодца многоэтажного, мимо усталых машин, припаркованных у тротуаров, недоуменно оглядываясь на двух женщин на скамейке у входа на детскую площадку.

Ирина, бросив джинсовую кепку на колени, сдвинув темные очки на лоб, вглядывалась в сухие, усталые глаза своей собеседницы в мешковатом платье из далеких семидесятых годов прошлого века. Молчала и слушала, пытаясь понять ее безысходную многолетнюю боль.
А Нина, нервно потирая пальцами виски, монотонно раскачиваясь, говорила и говорила, торопливо, захлебываясь словами.
Вспоминала…
Оправдывалась…
Обвиняла?..