Анна вышла из кабинета врача бледная. Неестественная белизна кожи и темные круги под глазами явственно просматривались даже через слой косметики. Сил добраться до гардероба за верхней одеждой не было, и она тяжело рухнула в одно из кресел, стоявших под кабинетом.

— Женщина, вы уже вроде бы заходили, — раздался сварливый голос прямо над Анниным ухом, — или для кого-то занимаете очередь? Я так до вечера к врачу не попаду…

Анна из последних сил поднялась, поплелась по темному длинному коридору к выходу.

Анна долго не могла понять, почему ей так холодно, и только добредя до подъезда собственного дома, сообразила: забыла плащ в гардеробе поликлиники. Вернуться? Нет, нет! Она не в силах переступить порог этого заведения. Анна вспомнила, как гинеколог обыденным голосом сказала:

— Просто месячные опаздывают, никаких отклонений, ни положительных, ни отрицательных, не вижу. Вы не беременны. Тест, скорее всего, некачественный купили, или сделали что-то неправильно.

Это для врача все просто, а у Анны рушится семья. Зачем она сказала Олегу про эти дурацкие две полоски? Надо было сначала самой сходить к врачу, убедиться — да или нет! После стольких лет дорогостоящего лечения и неудачных попыток забеременеть Анна была уверена — да! Как Олег обрадовался: глаза заблестели, закружил ее, словно девчонку, по комнате.

Зачем она сказала Олегу про эти дурацкие две полоски? Надо было сначала самой сходить к врачу, убедиться — да или нет!

— Анька! — только и смог выговорить муж. — Анька, Анька, — как заведенный, повторял он ее имя со всеми оттенками нежности.

Что она теперь ему скажет? Анна представила, как ссутулятся широкие плечи мужа, будто он принял на себя неимоверную тяжесть, как погаснет горевшая вот уже несколько дней веселая искорка в его глазах.

— Ничего, малыш, — скажет он, голос прозвучит глухо, устало, — попробуем еще раз.

Анна вдруг почувствовала себя обманщицей. Пятнадцать лет она обманывает любимого мужа, даря надежду на ребенка, потом отбирая ее. Сколько еще и он, и она смогут выдерживать это испытание? Хорошо и светло надеяться в 23 года, а когда тебе уже под 40? Позади масса исследований, процедур, анализов. Без толку…

Анна вдруг поняла: не может она сейчас вернуться домой и посмотреть в глаза мужа, не говоря уже о его матери. Свекровь ее никогда не любила. Обычная, в общем, история: ни одна женщина в мире не достойна ее единственного сына. С этим можно было мириться, пока свекровь жила отдельно. Но в последнее время она часто болела, поэтому Олег, с согласия Анны, перевез мать в их квартиру. Не чужой человек все-таки, при том пожилая, болезненная женщина. Благо, квартира огромная, при желании можно даже не пересекаться. Но у свекрови, Ольги Петровны, желания такого не было, она хотела быть в центре всех событий в жизни ее сына. Ольга Петровна часто устраивает с сыном, как она говорила, семейные чаепития. Анну на эти чаепития не приглашали, точнее, они устраивались в то время, когда Анны не было дома. Но она тоже часть семьи, не правда ли? Однажды Анна так и сказала Олегу, но он только рукой махнул: мол, причуды пожилого человека, не обращай внимания. Олег после этих «посиделок» с матерью всегда был на взводе. Анна знала, о чем ему шепчет мама, случайно подслушала.

— Ей скоро сорок стукнет, детей нет, скорей всего уже не будет. Ты о чем думаешь? Что это за семья без детишек? Не жена у тебя, а тыква порожняя, сухая, только и того, что с лица смазливая. Вокруг полно молодых, здоровых…

— Я люблю Анну, мама. И никого больше рядом представить не могу, давай прекратим этот разговор.

— Фамилия вымрет. Ты вспомни, как отец гордился нашей фамилией. И следа от нас на земле не останется…

Анна увидела, даже скорее почувствовала, как Олег болезненно поморщился. Он много лет мечтал о сыне, который будет носить его фамилию. Позже соглашался и на девочку.

— Только если замуж соберется, фамилию девичью пусть оставит, — смеялся муж.

Ни мальчика, ни девочки…

Анна знала: через год или два свекровь добьется своего: вода, как говорят, камень точит. Тема детей для мужа была очень болезненной. Анна стала замечать: в последнее время он начал с интересом поглядывать на молодых женщин. Она относилась бы к этому спокойно — ну смотрит на девушек, что ж такого, разве ее муж не мужчина? Олегу самому нравилось, если посторонние мужчины смотрели на его жену с восхищением, это тешило его самолюбие. Ничего страшного или предосудительного, как считала Анна, здесь не было. Но теперь Анна чувствовала, муж смотрит на женщин, оценивая не столько их внешние данные, сколько возможность к деторождению: достаточно ли широки бедра, не худа ли, не бледна? Такой «конкуренции» Анна могла и не выдержать.

Если вдруг Олег и правда решит уйти к другой, молодой и здоровой, которая родит ему детей, станет ли она, Анна, за него бороться? Кто знает.

«Женщина в 40 лет и мужчина в таком же возрасте — категории неравнозначные. Он еще молод, она уже на пути к климаксу. Природа несправедлива. Или справедлива? Кто знает… Что я, сухая тыква, могу предложить ему взамен детей? Верность, любовь, заботу. Этого достаточно? Было достаточно… А теперь?».

Анна вдруг почувствовала страшную усталость. Если вдруг Олег и правда решит уйти к другой, молодой и здоровой, которая родит ему детей, станет ли она, Анна, за него бороться? Кто знает. Все ее силы ушли на безуспешные попытки забеременеть.

Анна спокойно, отрешенно начала обдумывать куда ей деваться, если Олег вдруг захочет с ней развестись. Деваться некуда: родственники, которым она вряд ли нужна далеко, мама пять лет назад умерла.

«Попрошу Олега купить мне небольшой домик в деревне, заведу огород, козу. В этой просьбе он мне точно не откажет. На работу буду ездить электричкой. Живут же люди одинокие и больные, а у меня руки-ноги целы, не пропаду».

Анна горько усмехнулась. От деревенской жизни она давно уже отвыкла, но, наверное, сухой тыкве только и место, что на непрополотом огороде.

В последнее время Анна часто задавалась вопросом: так ли ей уже нужен ребенок? Ответить однозначно не могла. Еще лет пять назад, представив, что она прижимает к сердцу собственное дитя, Анна расплывалась в счастливейшей улыбке. Она осязаемо чувствовала тепло родного маленького тельца, молочный запах ребенка. Сейчас Анна вдруг поняла, что желает родить ребенка только потому, что этого очень хочется мужу. Будь ее воля, она бы оставила все как есть. Слишком долго жизнь ее бросала на высокую волну надежды, а потом, плашмя, об землю. Ни одна человеческая душа не в состоянии длительно выдерживать такие броски. А может, ее душа оказалась мелкодонной? Как бы там ни было, сейчас Анне хотелось только отдыха и спокойствия. И еще, чтобы муж был рядом, без него жизнь вообще теряла всякий смысл, ближе человека у Анны просто не было.

Анна еще немного послонялась по городу, оттягивая момент разговора с Олегом и со свекровью. Потом решительно направилась к дому.

Олег ждал ее в их любимой «голубой» гостиной. Анна молча подошла к нему, присела рядом на диване, голова, как у виновной, непроизвольно наклонилась вниз.

Олег долго молчал. Анна видела, как ссутулились его широкие плечи. Хотела заплакать, да слез не было. Высохли.

— Знаешь, — вдруг сказал Олег, — давай усыновим ребенка, или удочерим, без разницы.

Анна с удивлением посмотрела на мужа. Сама она много раз обдумывала этот вариант, но Олегу ничего не говорила, боялась, что он разозлится, откажется. Мужу нужен был свой, родной ребенок. Про себя Анна точно знала, что способна полюбить усыновленное дитя, а вот Олег — сомнительно. Хотя… люди меняются.

— Давай, — просто сказала Анна.

Вдруг дверь «голубой» гостиной распахнулась, и в комнату влетела свекровь.

— Чего удумали! — закричала она, и Анна вдруг отчетливо увидела, что свекровь, несмотря на свои шляпки, маникюры, ухоженность и притязание на интеллигентность, просто сварливая баба, из породы базарных торговок. Анна и раньше это чувствовала, но по доброте своей старалась не замечать.

Про себя Анна точно знала, что способна полюбить усыновленное дитя, а вот Олег – сомнительно. Хотя… люди меняются.

— Чего удумали, спрашиваю? — верещала, словно через громкоговоритель, свекровь. — Чужое в дом? Непонятно кем сделанное, от кого рожденное? Алкаша или наркомана хотите вырастить? Или, может, проститутку какую? Чтобы этому потом досталось все добро?

— Мама… — начал Олег, но голос его прозвучал как-то неуверенно.

— Что «мама»? Я тебя растила, чтобы потом отдать этой тыкве бесплодной? — свекровь кивнула в сторону Анны. — Так вот, если приволокете в дом байстрюка — повешусь. И с того света вам жизни не дам.

— Байстрюк — это незаконнорожденный ребенок, у которого, как правило, нет отца, — побледневшими губами, но удивительно спокойно сказала Анна, — мы хотим взять сироту из детдома.

— Молчи! — заорала свекровь. — Из-за тебя все… Сынок мой несчастный… Мог бы найти молодую, здоровую, да тебя, тыкву, жалеет. Пропади ты пропадом. А ты, — обратилась она к сыну, — выбирай: либо байстрюк детдомовский и твоя тыква ненаглядная, либо родная мать. Ты мое слово знаешь.

Анна увидела, как ссутулились широкие плечи мужа, будто он принял на себя неподъемную ношу. Усмехнулась: ай да свекровь, ай да молодец! Какую задачку родному сыну поставила. Как он ее развяжет, и когда…