- Альбом с вкладышами оставляю Тане. Смотри, чтобы к моему приезду, по крайней мере, пять новых собрала. Мишку, - я с сожалением погладила плюшевого медведя, - Юлька возьмет. Вот еще к нему одеялочка, он спать ложится в девять. Короче, смотришь с ним «Спокойной ночи, малыши» и сразу укладываешь. Колю и Мишу отдаю Наташке, - я протянула ей двух розовых пупсов, - только их купать надо часто, и еще они ругаются все время, кто из них раньше родился. Ну, ты их помиришь, если что. Каролину, - я посмотрела на голубоглазую красивую куклу с белыми, как у меня, кудрями, и вздохнула, поняв, что не в силах с ней расстаться, - …с собой возьму. Как она тут без меня останется?

Уже целый час я стояла в кругу подружек с гордым видом и раздавала (верней оставляла на хранение), свои нехитрые богатства. Сегодня утром родители сообщили мне поразительную новость: весь третий класс я буду учиться в деревне. Девчонки толпились вокруг меня, заглядывали в глаза и сыпали вопросами.

Сегодня утром родители сообщили мне поразительную новость: весь третий класс я буду учиться в деревне.

- А где это? А кто там живет? А кого ты там знаешь?

Если честно, я о деревне имела смутное представление, а тетю Милу, у которой мне предстояло жить, ни разу не видела, однако с серьезным видом рассказывала, забравшись для пущей важности на лавочку:

- Там у меня живут тетя с дядей, две сестры и брат. Они уже большие, в старших классах учатся. И еще у них коровы есть. Ой, девчонки, - я моментально загорелась идеей, - я привезу оттуда корову, и она у нас будет жить по очереди. А гулять мы с ней будем все вместе. И будем молоко пить, оно, знаете, какое полезное!

Так я разглагольствовала, ни минуты не сомневаясь, что там, в этой неизвестной и такой загадочной деревне с названием Кочетковка будет так же интересно, как и здесь, с подружками, которых весь двор называет «Лизкина стая».

На самом деле для моего отъезда была очень серьезная причина. Мама заболела. Ей предстояла тяжелая операция и долгие недели на больничной койке - cлишком долго она откладывала лечение. Теперь врачи поставили ей ультиматум: если она не ляжет в больницу, не проживет и года. Этот вопрос они не раз уже обсуждали с отцом, корившим ее за то, что она халатно относится к своему здоровью.

- Валера, ну а что с Лизой будет? - говорила она, заглядывая папе в лицо, и на ее глазах блестели слезы.

Отец хмурился, бурчал, что он тоже может уследить за ребенком, не верил сам себе, и разговор снова откладывался… до тех пор, пока врачи не назначили день операции. Дольше тянуть было нельзя. В тот же день отец позвонил сестре и попросил ее позаботиться обо мне.

- Людочка, ну ты же понимаешь. Веру в больницу положат, как я с Лизой один? Ей и приготовить, и постирать надо. И мать нужна, знаешь ведь, сама троих воспитала. Я денег дам за нее, - предупреждая сестринские требовательные вопросы, бормотал он. – И свежий воздух ребенку на пользу пойдет. Она у меня девочка ласковая, вы с ней подружитесь.

Сестра согласилась. В последний день лета я прощалась со своим маленьким миром. Мама плакала, подружки, столпившиеся вокруг машины, - тоже. А я важно усаживалась в машину и снисходительно говорила:
- Приеду обратно и научу вас строить настоящий деревенский дом.

Я чувствовала себя героиней – в десять лет уезжаю в Кочетковку, как Дядя Федор - в Простоквашино.

Я чувствовала себя героиней – в десять лет уезжаю в Кочетковку, как Дядя Федор - в Простоквашино. И там точно все будет как в мультфильме или даже лучше.

Всю дорогу я держала в руках черно-белую общую фотографию тети Милиного семейства, вглядывалась в лица родных и старалась угадать - какие они. Папа на все расспросы отвечал одно:
- Приедешь, сама узнаешь.

Меня это не насторожило. Я бурлила восторгом и желанием показать себя с лучшей стороны. Они сразу заметят, какая хорошая у них племянница – с детской уверенностью думала я…

Тетя Мила встретила нас возле дома.
- Валерик приехал! – она тяжело, не торопясь, подошла к машине. – Ох, а добра-то сколько привез. Дочка как королева там ходит? Дай гляну на нее.

Она взяла меня за подбородок и покрутила из стороны в сторону.
- На мать похожа, - с нескрываемым удовольствием вынесла, наконец, вердикт. – Не в нашу породу. Верка там по соседям, что ль гуляет?

После этого грубого замечания, так и оставшегося без ответа, она залезла в машину и начала вытаскивать оттуда сумки.

- Тащи в дом. - Она сунула мне в руки тяжелый рюкзак. – И пошустрей, у нас тут неженок нет. Небось, в городе привыкла цветочки собирать? В деревне быстро отучат. Тут работать надо.

Разгрузили машину. Я, притихшая, удивленная грубостью тети, которая меня даже не поцеловала, проводила папу и вошла в дом.

- Пойдем за стол. Жрать-то хочешь, наверно? Она налила в тарелку борща и так резко поставила ее на стол, что тот чуть не расплескался. Следом полетела ложка.
- Тетя Мила, зачем вы все кидаете? – не удержалась я.

Дядя с братом, уставшие и молчаливые, поздно вернулись с поля и не обратили на племянницу ровно никакого внимания.

Она подняла на меня глаза и с ненавистью, которая заставила меня похолодеть, прошипела:
- А затем, что дармоедов, на которых честные люди спину гнут, везде хватает. И папа твой за десять лет ни разу о сестре не вспомнил. Так и знай, мне подачки его не нужны.
Она резко встала и вышла из комнаты.

Знакомство с семьей, о котором я так долго мечтала, состоялось вечером, и было таким же холодным. Сестры оглядели меня с ног до головы и решили, что я слишком маленькая для них. Дядя с братом, уставшие и молчаливые, поздно вернулись с поля и не обратили на племянницу ровно никакого внимания.

На следующий день меня знакомили с классом.
- Вот новая девочка у нас будет учиться, - говорила симпатичная молодая учительница, приобняв меня за плечи, а я, сияющая и радостная, уже позабыв о том холодке, что пробежал вчера между мной и родными, улыбалась всем. – Она приехала к нам из города. Очень красивая, настоящая Мальвина. И такая же умная, надеюсь.

После урока вокруг меня столпились все ребята. И я, чувствуя себя почти так же свободно, как дома, со своей «стаей», рассказывала, что в городе высокие дома, бетонные дороги и в школах учится очень много детей. Меня не слушал только один мальчик – во время рассказа он писал что-то на доске.

- Оп-ля! – он отвернул доску. Там было написано «Мальвинка-картинка».

Так я стала Мальвинкой. Это прозвище не принесло мне счастья. Родные по-прежнему меня не замечали, тетка ядовито и зло шутила и поливала грязью мою маму. Когда я попыталась ей возразить, она достала ремень и больно выпорола меня, сказав при этом, что маме моей недолго осталось ходить по земле. Тогда я впервые плакала от обиды и страха, что мама может умереть. Эта первая обида положила начало целой цепи событий, которым суждено было изменить мою жизнь.

Девочки из класса, которые так внимательно слушали меня в первый день, не захотели принять меня в свою компанию. Их, как и тетку, злили мои новенькие наряды, банты, туфельки, которые папа привез мне из командировки, красавица-кукла. Я была чужой для них. В свою очередь мне были непонятны их разговоры про озимые, телят и картошку. Может, я и смогла бы в этом разобраться, но мои вопросы смешили их и укрепляли во мнении, что все «городские» - дурочки. Так, постепенно, я из «Мальвинки-картинки» превратилась в «Мальвинку с дуринкой»…

Может, я и смогла бы в этом разобраться, но мои вопросы смешили их и укрепляли во мнении, что все «городские» - дурочки.

Я спрятала подальше свою куклу, играть с ней я больше не могла. Каждый день стал для меня пыткой. Насмешки, косые взгляды, окрики заставляли все больше замыкаться в себе. Вернувшись из школы, бесконечно одинокая, я брела за сарай, в котором шумно вздыхали коровы, и плакала навзрыд.

- Папочка, забери меня отсюда, - шептала я. - Почему, почему все меня так ненавидят?

Отец приехал на осенних каникулах, чтобы на неделю забрать меня домой. Теперь никто не узнал бы в робкой, запуганной девочке ту веселую попрыгунью, которая всего два месяца назад с ребяческим восторгом уезжала в загадочную Кочетковку. Вечером, дома, я села напротив отца и серьезно, совсем по-взрослому сказала ему:
- Папа, меня там не любят, пожалуйста, забери меня оттуда.

Отец ответил мне как равной:
- Лиза, мама очень больна. Ей сделали операцию, но потребуется время, чтобы понять, дала ли она результаты. Доченька, поверь мне, когда мама выздоровеет, мы поедем отдыхать на море, я куплю тебе, что ты захочешь, только потерпи еще чуть-чуть…

Я расплакалась, закричала, что больше никогда туда не вернусь. И потребовала, чтобы на следующее утро мы пошли в больницу. Отец согласился.

- Я все расскажу маме, - думала я по дороге. - Она точно не позволит, чтобы я там оставалась.

В палате было холодно и пахло лекарствами. Мама лежала на кровати, слабая, бледная, исхудавшая. Но ее лицо светилось улыбкой.

- Лизочка, расскажи, как ты там, - чуть слышно прошептала она.

Я подошла к кровати и опустилась на стул. Внезапно я поняла, как она слаба, как трудно ей дались эти месяцы боли, уколов и капельниц, как она переживала за меня, вспоминала о дочери сотни раз на день. Что стоит мне сказать одно слово, и она встанет с постели, бросит все ради того, чтобы быть рядом…

На какой-то миг я стала той же, что и была раньше - выдумщицей, фантазеркой, всеобщей любимицей.

Я обернулась. Отец стоял у порога, опустив голову. И ему нелегко дались эти месяцы страха, отчаяния… Месяцы в надежде на чудо. Я вновь повернулась к маме, уже зная, что скажу. На какой-то миг я стала той же, что и была раньше - выдумщицей, фантазеркой, всеобщей любимицей.

- Мамочка, у меня все хорошо, - я взяла ее за руку. – Там все такие замечательные…

Через минуту я уже взахлеб рассказывала о том, как здорово жить в деревне. Перебивая себя, придумывала все новые и новые ситуации, смеялась и шутила, все крепче сжимала мамину руку, и радовалась, видя улыбку на ее бескровном лице.

- А еще там все зовут меня Мальвинкой, - закончила я, наконец. - Только… мамочка… Ты выздоравливай поскорей. Пожалуйста...