И все-таки наш Создатель остряк, каких мало. Судя по всему, ему доставляет особый кайф тыкать своего подопечного носом в его непомерную гордыню, словно нашкодившего в ботинок щенка. А потом хихикать, глядя, как человек изворачивается, не желая признаваться в содеянном.

Тридцать лет в браке это вам не хухры-мухры… всякое бывало. В монахи не записывался, но приличия соблюдал.

Всегда считал себя стопудовым мужиком — не в смысле живого веса, а в смысле абсолютной, непробиваемой нечувствительности и полного отсутствия всякого рода восторженности и умильности как к пушному зверю котико-собачьего калибра, так и к человечьим пупсо-младенцам, а также бабьим мелодрамкам и приторно-мармеладным песенкам «а-ля Стас Михайлов». Ну, вы понимаете, о чем я… Все эти бабские сериалы, где умный, импозантный, с благородной сединой на висках мужчина вдруг влюбляется в какое-нибудь глупое, эфемерное создание с небесными очами и белокурыми локонами… тьфу! Недоумки-режиссеры вкупе с бездарными актерами много лет тщетно пытались убедить меня в том, что «любви все возрасты покорны» и «ее порывы благотворны», но я не верил им ни на йоту! Мой богатый жизненный опыт и благоприобретенный цинизм наперебой убеждали меня в обратном — никаких таких нежных чуйств в природе, скорее всего, не существует. Все это не более чем замануха для тупых домохозяек сиречь чистая коммерция. Я всегда считал себя выше этого. Да, есть мощный инстинкт размножения, есть способ выживания «плечом к плечу» с толковой и непротивной тебе физически женщиной, которая с годами неумолимо превращается в близкого родственника, есть, само собой, похоть… но об этом как-нибудь в другой раз. Тридцать лет в браке — это вам не хухры-мухры… всякое бывало. В монахи не записывался, но приличия соблюдал.

А тут влип. В полтинник с гаком! Торкнуло, вставило, нахлобучило, или как там молодняк выражается… И кто б вы думали? Стыдно признаться… Миниатюрная блондинка с аквамариновыми глазами и невероятной длины ресницами! Которая толком двух слов связать не может. Получи фашист гранату, называется. Или… подарок судьбы? С какой стороны посмотреть.

Мы видимся с ней мучительно редко… чаще не получается. Она приезжает ко мне только по субботам, на несколько часов. Ради этих часов я теперь и живу… Солидный мужчина, сделавший неплохую карьеру и проживший в браке черт-те сколько лет. Построивший дом. Посадивший десяток деревьев. Вырастивший двоих сыновей.

Она приезжает ко мне только по субботам, на несколько часов. Ради этих часов я теперь и живу…

Колбасить не по-детски меня начинает накануне, с вечера пятницы. В прежней жизни я испытал нечто подобное лишь однажды, перед первым прыжком с парашютом. Зато теперь, уже почти полгода, переживаю подобный мандраж регулярно. Сухость во рту, подкашивающиеся колени, сердце, трепыхающееся, словно зажатая в кулаке рыбеха, которая то норовит выскочить прочь, разодрав острыми плавниками невод грудной клетки, то затихает, полузадушенная… Стенокардия? Аритмия?

Любовь!

Накануне ее приезда я долго не могу заснуть, прокручивая в голове кадры предстоящего события и смакуя каждую мелочь. Начиная с того момента как она появится на пороге моего дома — снова в чем-то новом, нарядном, с иголочки. Такая родная и такая незнакомая. Неуловимо изменившаяся за прошедшую неделю… Дальше сплошной сумбур. Ее глаза, улыбка, запах… Да, ЗАПАХ! Она пахнет изумительно — ранней весной, свежестью, набухшими почками, счастьем… Никогда не знал, чем пахнет счастье. Теперь знаю.

Субботнее утро начинается для меня рано — раньше, чем в будни. Я просыпаюсь не от звонка будильника, а от сладостного предвкушения праздника, так в детстве просыпаешься накануне Нового года. До приезда дорогой гостьи мне нужно многое успеть сделать: навести шмон в квартире, сходить на рынок, приготовить что-нибудь вкусненькое, побриться перед самым ее появлением. У нее ведь такая нежная кожа…

Жена по субботам на работе, хозяйство на мне. Ну что ж… за удовольствие нужно платить. Хотя разве можно назвать мои ощущения удовольствием? Бери выше!

Быстро чищу зубы и тру с мылом руки — она должна вдыхать только мою нежность…

Бытовая суета заглушает внутренний колотун. Подвздошный метроном отсчитывает часы до ее появления, словно секунды перед пуском ракеты в космос — три часа, два, полчаса, пятнадцать минут… Тишина. Внутри со скоростью бамбука нарастает паника. Да что же это такое, черт подери? Только бы ничего не случилось… Эх, молодежь… Хватаю сигареты и выхожу на лестничную площадку — вдруг лифт не работает? Или того хуже — застрял? Нет, все нормально, бегает.

Долгожданный звонок домофона застает меня врасплох. По закону подлости в последний момент на тахте обнаружился клок кошкиной шерсти, а все утро молчавший мобильник злорадно выводит «Рюмку на столе».

Быстро чищу зубы и тру с мылом руки — она должна вдыхать только мою нежность…

Сын тихо здоровается и протягивает мне корзинку со спящей внучкой. У них с женой сегодня по расписанию бассейн и шопинг, поэтому полугодовалая Варвара Алексеевна поступает в полное мое распоряжение часа на три-четыре. В пять часов вернется с дежурства жена, и я снова напялю на себя маску ироничного мужчины, не склонного к сантиментам и всякого рода уси-пуси.

Но эти часы — мои!

Я прижимаю к себе заспанную малышку. Варенька трет кулачками глаза, забавно чмокает воздух и морщит нос. Внутри становится тепло, словно от большого глотка коньяка.

— Красавица моя, счастье мое… — я целую ее крохотные пальчики и бессвязно лопочу нечто такое… Чего никому никогда. За всю жизнь.

Клянусь.