Сергей Иванович выглянул в окно. Весенняя капель барабанила по подоконнику, на клумбах грязными кучами лежал снег, влажные асфальтовые дорожки больничного сквера манили своей чистотой.

— Пойду прогуляюсь, — сказал он соседям по палате. — Если сестричка спросит, то я во дворе.

Все шесть коек в комнате были заняты, но Сергей Иванович держался особняком, не хотел никого впускать в душу. Это когда он попал сюда впервые, тогда старался со всеми подружиться. Мог часами говорить, слушать, сочувствовать. А затем, когда один за другим умерли все новые «друзья по несчастью», сердце Сергея Ивановича захлопнулось. Лучше уж ничего о человеке не знать, чем потом отдирать от и так страдающей души по кусочку.

Прохладный воздух обдал лицо — робкое весеннее солнце старалось изо всех сил, но на улице было свежо. Сергей Иванович обошел больничный корпус и устало опустился на скамейку недалеко от прачечной.

Еще чуть-чуть и все вокруг изменится: отпыхнут деревья, зазеленеют клумбы, небо станет синее, а солнце ярче. Вот только будет ли его все это радовать как раньше? Вряд ли. С момента болезни он вообще потерял интерес к окружающему, замкнулся в себе. Лишь прислушивался к тому, что происходит у него там, внутри. Рак — диагноз нешуточный. Метастазы, говорят, растут быстро и безболезненно, а потом раз — и все.

Врач и жена убеждали, что так нельзя, что нужно надеяться, бороться, думать о лучшем, но у него не получалось.

Вот он и ждал, когда же? Врач и жена убеждали, что так нельзя, что нужно надеяться, бороться, думать о лучшем, но у него не получалось. На душе было мрачно и холодно, как и вокруг. Словно кто-то взял и смешал все краски жизни, превратив их в грязное месиво на обочине. Вот и кругом — сплошная серость.

Хотя, погодите, что это за маленькое ярко-зеленое пятнышко на асфальте? Нагнувшись, Сергей Иванович сощурил близорукие глаза и разглядел небольшой листочек. Откуда он здесь взялся?! Из небольшой трещины, змейкой пробегающей поперек асфальтовой дорожки, пробился и тянулся к солнцу острый листок одуванчика.

— Ну ты даешь! — выдохнул мужчина. — Эко тебя угораздило: посреди дороги, сквозь асфальт… Неужели другого места не нашел? И куда спешишь — ночи-то еще холодные?

На следующий день, как только освободился после химиотерапии, Сергей Иванович засобирался на улицу.
— Вам бы полежать еще, — сказала медсестра.
— Мне на свежем воздухе легче дышится, да и встреча у меня там, — хитро сощурился мужчина.

Ну что, растешь? Надо же, как вытянулся за ночь! — разговаривал он с одуванчиком, сидя рядом на скамейке.

— Жить, значит, спешишь? А зачем? Как сказал один мудрец: все суета. Из праха вышли в прах и превратимся, так что зря ты это… Я вот тоже раньше спешил, за все хватался: дом строил, сыновей растил, на работе пахал за семерых. А вот видишь, не успел на пенсию выйти, только решил пожить в свое удовольствие, как и конец моего путешествия настал. Болезнь подкралась — не спросила: хочу — не хочу? Дышит смертью мне в лицо, я же чувствую. Гадина! Мне бы еще младшего сына в институте выучить, внука от старшего на руках подержать, ан нет... Увидеть внучка, может, и удастся, он ведь через шесть месяцев родиться должен. Да только понянчить вряд ли смогу — руки вон совсем слабые стали, сегодня тарелку с кашей уронил.

Два дня моросил дождь иногда даже с мелким снегом. Сергей Иванович с тоской посматривал сквозь серую рябь – как там одуванчик?

Два дня моросил дождь иногда даже с мелким снегом. Сергей Иванович с тоской посматривал сквозь серую рябь — как там одуванчик? Хоть бы заморозков ночью не было, а то обледенеет. На третий день из-за низких облаков выглянуло солнце.
— Пойду, пройдусь по воздушку, — сказал Сергей Иванович соседу справа.
— Так грязища же? — взметнул тот мохнатые черные брови.
— Ничего, я по асфальтовой дорожке, — махнул рукой Сергей Иванович и заторопился к зеленому другу.

Ну ты как, не замерз? – нагнулся он над одуванчиком. — Ай, молодца! Ты глянь, еще листок появился?! — мужчина покосился на скамейку, но присаживаться не стал — сыро. Опустившись на корточки, он потрогал мокрые листики. – Растешь, значит, не смотря ни на что? Да и много ли тебе надо?! Дождик полил – вот ты наелся и напился, солнышко чуть выглянуло – ты и тянешься. Не жизнь, а благодать! Это вот мне все горбом приходилось добывать. Маленькие дети — малые заботы, выросли – и хлопоты прибавились. Все копил: сначала одному сыну на свадьбу, потом другому на учебу. Только вот то, что младшему на институт отложил, все на мое лечение ушло. А толку? Врачи никакой гарантии не дают. И себя не спас, и ребенка не выучил. А жена еще хочет, чтобы я машину продал – врачи какое-то новое лечение предлагают. Им то что, только денежки подавай. А умру я – на что мои жить будут?! Я ведь даже на похороны себе не отложил, надеялся пожить еще лет двадцать, правнуков дождаться. А оно вон как вышло… Но машину продавать я не стану, она еще сыновьям пригодится!

Вот так и приходил каждый день седовласый мужчина к новому другу — одуванчику. Ему он мог рассказать обо всем. Да и тот о чем-то говорил ему своим безмолвным покачиванием, чему-то учил настойчивым стремлением к солнцу и радостью ветру.

Однажды не смог Сергей Иванович пойти на прогулку. Два дня пролежал, но потом осилил слабость, встал и на свою скамеечку посеменил.

Однажды не смог Сергей Иванович пойти на прогулку. И не потому, что погода плохая была, а потому, что чувствовал себя совсем скверно, с кровати подняться не мог. Два дня пролежал, но потом осилил слабость, встал и на свою скамеечку посеменил. А там его сюрприз ждал – распустился одуванчик ярко-желтой шапочкой. Стоит на тонкой ножке, качается, издалека его приветствует, — соскучился.
Эх, друг ты мой желтолицый! Глянь, какой красивый стал! — склонился над ним Сергей Иванович. Присев на скамейку, он долго любовался одуванчиком, о чем-то думал, улыбался.

На другой день мужчина спешил к своему зеленому другу бодрой походкой, хотел рассказать о чем-то важном. Впереди, гремя дребезжащими колесами, к прачечной катила тачку санитарка. Сергей Иванович бросил на нее быстрый взгляд и замер. «Постойте! Осторожно! — крикнул он ей, но та даже не оглянулась. — Да куда же…?» — осекся Сергей Иванович, чувствуя, как холодеет под ложечкой.

Когда он на ватных ногах подошел к скамейке, громыхающая тачка уже скрылась за углом прачки — на асфальте лежал смятый, перерезанный скрипучими колесами одуванчик. Дрожащими пальцами Сергей Иванович поднял раздавленный стебелек, желтая головка еле держалась на тоненьких зеленых жилках…

Сутки пролежал Сергей Иванович, отвернувшись к стене, ни с кем не разговаривал. Жене лишь сказал, что сегодня умер еще один его друг. Она не стала расспрашивать, лишь с тоской посмотрела на освободившуюся у окна койку.

— Иваныч, ты что и сегодня на улицу не пойдешь? — спросил его на следующий день сосед справа. — Там такая красота — солнышко светит, птички щебечут.

— Все суета, все суета, — выдохнул Сергей Иванович, но ближе к вечеру выйти подышать свежим воздухом все же собрался.

Из-под смятых завядших листьев к заходящему солнцу тянулся маленький ярко-зеленый росточек.

Ноги сами привели его туда, где недавно погиб его новый друг. Но что это? Из-под смятых завядших листьев к заходящему солнцу тянулся маленький ярко-зеленый росточек. Нагнувшись, Сергей Иванович откинул почерневшие листья. «Живой? Жив! — воскликнул он. — Растешь, значит, не сдался? А я то подумал…»
Он еще долго сидел на одинокой скамеечке, размышляя о чем-то важном.

На другой день, когда пришла жена, Сергей Иванович уже собрал свои нехитрые пожитки.
— Ничего не забыл? Чтобы сюда не возвращаться, надо все забрать, — суетился рядом чернобровый сосед.
— Ты уверен, что поступаешь правильно? — спросила жена.
— Уверен, — кивнул Сергей Иванович. — Я и с доктором обо всем договорился.
— Ну тогда пойдем, сын в машине ждет, — жена подхватила сложенные вещи и направилась к выходу. Сергей Иванович взял с тумбочки небольшой пакетик и, пожелав скорейшего выздоровления соседям по палате, поспешил следом.

По дороге домой он делился с родными своими планами:
— Мы с тобой на дачу жить переедем, — говорил он жене, — нечего молодым мешать. Я теплицу отстрою, рассаду куплю. С Божьей помощью и на учебу сыну снова накопим, и внуку на коляску.
— Ты что же решил огурцы с помидорами разводить? — всплеснула руками жена.
— Зачем огурцы? Цветы выращивать стану, чтобы радость людям дарить! Да и нам удовольствие — они же живые, все понимают. И даже говорить могут, только надо научиться слышать.
Жена смотрела на мужа и не узнавала — глаза горят, щеки румянятся.

Смотри, что у меня есть, — он достал из пакета стекленную банку, на дне которой в воде лежал одуванчик.

— А на клумбе возле летней кухни одуванчики посажу, — серьезным тоном продолжал он, — целую лужайку. Это цветы особенные! Каждую весну, распускаясь, они будут нам напоминать о том, что жизнь продолжается! Смотри, что у меня есть, — он достал из пакета стекленную банку, на дне которой в воде лежал одуванчик. Листки его были смяты, небольшой тоненький корешок изгибался белым нервом.

— Ты где его взял? — подняла брови жена.
— Из щели в асфальте выковырнул, — гордо ответил Сергей Иванович.
— Думаешь, он примется, оживет?
— Этот примется, у него знаешь какая тяга к жизни?! Мы с ним еще ни одну весну встретим, вот увидишь!