Ветер шелестит в кронах деревьев, листья плотным упругим ковром покрывают землю. Мои лапы ступают бесшумно. Я иду по следу. Терпкий заячий запах ведет меня по лесу. Заяц не знает обо мне, он спокоен и сыт. Моя пасть наполняется слюной, я практически чувствую сладковато-пряный вкус мяса и слышу хруст дробящихся костей. Я иду по следу. Я помню, что в логове меня ждет обессиленная родами самка и три маленьких пушистых скулящих комочка. Инстинкт гонит меня вперед. Я - волк.

В офисе было душно и жарко. Кондиционер вторую неделю не работал, а раскрытые окна не помогали. Я лениво раскладывал пасьянс, время от времени делая глоток из чашки с холодным зеленым чаем. Мысли растекались как лужа малинового сиропа, работать не было ни сил ни желания. Я завидовал жене, уехавшей с дочкой в деревню к дальней родственнице. Родственница была дальней во всех смыслах - то ли двоюродная сестра бабушки, то ли жена чьего-то в брата в энном колене, и жила больше чем в тысяче километров от нашего города. Но красота тех мест оправдывала поездку в такую даль. Наша Алиса уже достигла того возраста, когда поездка в поезде перестает быть испытанием нервов для всего вагона, и моя Дина, подхватив в охапку малявку и чемодан, отбыла в направлении чистого лесного воздуха и прозрачной озерной воды. Я автоматически погладил тонкий кожаный ремешок на запястье, и мысли о жене медленно поползли в прошлое.

Познакомились мы в институте. Я, матерый пятикурсник, грудь колесом, девяносто восемь килограмм живого веса. И она - тоненькая гибкая девчушка, на три года младше и в два раза легче меня. Сначала она смотрела на мои ухаживания с подозрением, потом с любопытством, потом с улыбкой. Поженились мы в год ее защиты. К тому времени я уже мог материально обеспечить не только нас двоих, но и пару наследников.
На свадьбе Дина познакомила меня со своей теткой. Странной женщиной с невообразимым именем Аделаида Поликарповна. Тетка подошла к нам во время паузы в застолье, и сказала, что будет ждать нас во дворе после восьми вечера. Само собой, мы об этой просьбе вспомнили только заполночь. Как ни странно тетка нас все еще ждала, хотя возвращаться домой ей было совсем не близко.
Когда мы, светясь от счастья, слегка нетвердой походкой подошли к ней, она вынула из сумки два ремешка. Ремешки были замысловато сплетены из тонких кожаных полосок и как живые изгибались в ее пальцах.
- Возьмите этот подарок, детки. А я расскажу, зачем он вам, - Аделаида Поликарповна вложила ремешки в наши руки. Она говорила, а мы, завороженные, слушали.
Ремешки эти делали нас полноценными оборотнями. Не безумными убийцами из тупых ужастиков, а людьми, переносящимися в тело животного. Возможности зверя и человека соединялись. Так я стал верфольфом, а Динка - котолаком. Для трансформы достаточно провернуть ремешок на запястье на сто восемьдесят градусов - и вот перед вами волк и пума. Браслеты одинаково плотно сидели и на руке и на лапе.
Тетка довольно давно интересовалась тем, что люди называют "оккультными науками", и достигла определенного успеха. Откуда взялась технология изготовления таких амулетов она не призналась, но поклялась, что вреда они не принесут. Не знаю почему, но мы ей поверили. В теле животного ремешок удерживал нас четыре часа, затем мы снова становились людьми.

Нет нужды говорить, что мы еле дождались следующей ночи, чтобы испытать подарок. Первый опыт проводился в квартире. После поворота ремешка я почувствовал, что все мои кости ломит и выворачивает из суставов. Кожа на лице натянулась, зубы заострились, уши поползли вверх по черепу. Ощущения были не из приятных, но воспринимал я их как-то отстраненно. Будто это не меня корежит на полу и не мою Динку тошнит на ковер. Через минуту я пришел в себя. Обилие запахов и звуков меня полностью дезориентировало. Динка на дрожащих лапах подползла ко мне, я ощерился и чуть не вцепился ей в загривок. Пума отскочила в сторону и неуверенно села. Ее глаза янтарно мерцали в темноте. Постепенно мои органы чувств стали отсеивать лишнюю информацию, и какофония звуко-запахов прекратилась. Когда-то я читал, что собака на третьем этаже слышит возню мышей в подвале. Это правда.
Волк и пума медленно кружили по комнате. Принюхивались, касались лапами, расходились и снова сближались. Они заново привыкали друг к другу. Когда четыре часа прошли, мы заснули прямо на полу. Перебираться на диван не было ни сил ни желания.

А четыре года назад Динка родила мне дочку. Естественно, что кошка-Дина назвала свою дочь Алисой. Я поклонник приключений Кролика, Болванщика и сотоварищи, поэтому возражений не было. Мы надеялись, что Аделаида Поликарповна доживет до Алискиного совершеннолетия и тоже подарит ей тонкий кожаный ремешок.
Сквозь толщу воспоминаний ко мне пробился высокий противный звук. Телефон. Я разлепил глаза и снял трубку.
- Слушаю.
- Приезжай. Алиска умерла. - пустой голос в моем ухе.
- Что? - я вскочил, дернулся в сторону, рухнул обратно в кресло.
- Приезжай, - повторил незнакомый Динкин голос и пошел отбой.

Всю дорогу в деревню я был как в тумане. Лица, станции, звуки сливались в общий, ничего не значащий фон. В голове по кругу вертелась мысль - "Как? Почему? Может ошибка?". Звонок настолько выбил меня из равновесия, что я помчался на вокзал, схватив со стола только кошелек. Сотовый, ключи, документы остались на работе. В деревню я добрался в день похорон.
Динка ходила с серым лицом, не замечала никого, натыкалась на вещи.
Подробности мне рассказала родственница. Алиска гуляла с местными детьми. Забрались в какой-то пустующий двор. Обнаружили там заброшенный колодец без сруба. Сначала бросали в него ветки и камешки, потом аукали и слушали эхо.
Алиска, как самая смелая, подползла к самому краю, земля под ней поехала и моя дочка упала в воду с восьмиметровой высоты. Когда девочку вытащили взрослые, она уже не дышала. Хоронить Алису решили на местном кладбище. Везти гроб по жаре за тысячу километров было бы безумием.

Вечером после похорон Динка наглоталась снотворного и забылась тяжелым тревожным сном. Я вышел во двор, мне нестерпимо хотелось завыть. Может, в волчьем облике мне будет проще пережить и перестрадать потерю моего маленького человечка... Я перекинулся волком прямо возле дома и помчался в сторону леса. Кратчайшая дорога вела мимо кладбища, но какой-то инстинкт заставил меня свернуть в сторону. Я подошел к могиле дочери, лег и положил морду на лапы. Не знаю, умеют ли настоящие волки плакать. Я умел.
Я тихо лежал, роняя слезы. Стук? Стон? Плач? Я вскочил и прислушался. Из-под двухметрового слоя земли доносилось шуршание и тихое хныканье. В моей голове вереницей понеслись все прочтенные заметки о людях, похороненных заживо. О людях, впадающих в летаргический сон после переохлаждения. О покойниках, скорчившихся в гробах с исцарапанными изнутри крышками.
Я запрыгнул на свежую кучу грунта и стал копать. Я грыз землю зубами, мел хвостом, выбрасывал лапами. Я скулил и хрипел, боясь не успеть. Я рыл. Возвращаться в деревню было бессмысленно. Дина напилась валиума, местные жители с удовольствием пристрелили бы меня на улице. Я рыл, рыл и рыл.
Когда мои когти заскребли по дереву, я удвоил усилия. Не знаю, сколько прошло времени, но когда я полностью расчистил крышку, изнутри доносились только редкие с хрипом вздохи. Я грыз крышку, царапал ее, пытался поддеть лапой. Будь проклят местный плотник, не пожалевший для последнего домика девчушки "настоящаго дуба". Я помчался обратно, влез в сарай. Благо, сегодня никто не озаботился его закрыть. Нашел монтировку и в зубах потащил ее обратно на кладбище. Теперь я мог только ждать обратного превращения и молиться успеть.
Еще не до конца перекинувшись, я схватил монтировку полу-руками и сорвал крышку. Моя дочь второй раз за два дня перестала дышать. В этот раз - навсегда. Я сел на корточки у раскрытого гроба и завыл. Я выл как волк и как человек, как самец, лишенный щенков и как отец, потерявший ребенка. В деревне зашлись лаем собаки, кое-где зажегся свет. Я провернул ремешок, перекинулся, разгрыз тонкие кожаные полоски и аккуратно уронил амулет из пасти в яму. Я надеялся, что со временем животные инстинкты возьмут верх над человеческим разумом. Я хотел быть просто волком. Лес ждал меня.

Через два дня мне на спину с дерева упала пума. Она вцепилась в мое горло и душила меня, душила, пока мир не стал красным ускользающим маревом. Я пришел в себя лежа на коленях у Динки. Мою руку привычно охватывал плетеный ремешок. Я повернулся, уткнулся носом в ее теплый живот и заплакал. Она перебирала пальцами мои волосы и тихо шептала что-то успокаивающее.
Через неделю мы приехали к Аделаиде Поликарповне. У нее хватило понимания и мастерства, чтобы сплести нам два новых амулета. Одинаковых. Их мы потом уничтожили. Волчьи желудки легко переваривают кожу.