- Присаживайся поудобнее. Ой, подожди. Джек! Джек! Убери эти платья - сесть некуда. Принеси два кофе. Тебе со сливками? Два без сливок. Извини за всю эту суматоху. Осталась неделя до дня Св. Валентина! Ты еще не успела снять пальто, а я уже жалуюсь и причитаю, как деревенская бабка на базаре. Всё, ни слова о работе. Прекрасно выглядишь! Совсем не изменилась. Эй, куда вы потащили амуров, чёрт побери!? Оставьте их в покое и готовьте фон. Да, ярко-красный. Где этот болван декоратор? Как пьёт чай с визажистом? Вы что, издеваетесь? Чтобы через пять минут эта смазливая задница подготовила все атрибуты для съёмки Миссис Холидэй с мужем. Прости ради Бога. Эти неповоротливые идиоты думают, что профессиональный фотограф всё должен делать сам, а они просто высокооплачиваемая массовка, существующая для создания иллюзии активной деятельности. Как Бен с малышкой?

Шум и скрежет перевозимых декораций бесцеремонно прерывал разговор, заставляя повышать голос, грубо напрягая тонкие связки. По огромному залу, условно разделённому на небольшие комнатки, отделяющиеся друг от друга шатающимися от постоянного топота деревянными фанерами или вовсе беспорядочно переходящими одна в другую, пролетали люди с неестественно коричневыми лицами, кидая в воздух неясные возгласы, просьбы, приказания. Другие – бледнолицые – поглощали этот воздух, пропускали через носоглотку и лёгкие, перерабатывали в углекислый газ, нервно выдыхали и неслись выполнять поручения.

Студия еще больше расширилась. Теперь были видны высокие стены, выкрашенные в светло-бежевый тон. На стенах висело множество фотографий.

- Как всё-таки здорово, Лина, что ты теперь живёшь в Лондоне. Пять лет назад я даже и представить не мог, что ты так запросто сможешь заходить ко мне на работу. Впрочем, мог ли я подумать, что у меня будет собственная фотостудия, расположенная на 54-м этаже одного из небоскрёбов Сити? Для меня это до сих пор звучит неправдоподобно. Иногда я незаметно пробираюсь к вон тому окну в уголке и, закурив, пытаюсь обхватить взглядом всю студию. Удивительная фантасмагория! Яркие очертания людей, суетящихся, трудящихся для меня, для моего творчества, для моей мечты. Допивай кофе, сейчас принесут бутерброды. С поджаренной корочкой, как ты любишь. Силиция, я сейчас занят. Кто звонит? Мистер Ларринсон, добрый день. Я свободен для вас в любое время. Да. Это самый лучший вариант. Нет, не беспокойтесь, мой ассистент обо всём позаботится. Благодарю. До свидания. Сили, запиши это крикливое семейство Ларринсон на завтра после Сандерс. Буду молить Бога, чтобы они опять не разругались и не кидали друг в друга штативами во время съёмки. Фотограф, Лина, как оказалось, должен быть и тонким психологом, чтобы заставить перекошенные от раздражения рты супругов превратиться в обаятельные и терпеливые улыбки двух любящих сердец. Не справишься с этим – голова с плеч. Родственникам и детям должны отправляться исключительно те фотоснимки, на которых взаимоуважение и безграничная любовь кажутся такими естественными и неподлежащими никакому сомнению.

Просторная студия начинала пустеть. Стрелки круглых настенных часов остановились на единице. Группа шумно беседующих людей столпилась возле лифта и нетерпеливо поглядывала на быстро меняющиеся числа на тёмном квадрате. 56, 55, 54. Двери лифта распахнулись, толпа заполнила весь стеклянный коробок и исчезла в бездонной шахте металлического гиганта. Студия еще больше расширилась. Теперь были видны высокие стены, выкрашенные в светло-бежевый тон. На стенах висело множество фотографий. Десятки лиц с различными цветом кожи и разрезом глаз безмолвно взирали с высококачественной фотобумаги, обрамлённой чёрными гладкими рамками.

- Нравится? Мои работы. Проект за проектом, вспышка за вспышкой. Это всё продукция моей фабрики. Фабрики по консервированию счастливых мгновений. Вон свадьбы. Белые платья, шикарные цветы. Это мои самые первые заказы. Я помню наизусть имена этих бывших невест и женихов. Раньше я обожал работать на свадьбах. Какое торжество любви! В глазах счастье и слёзы радости, на душе цветут благоухающие бутоны чего-то вечного и уникального. Клик, и окрылённая любовью парочка запечатлена на карте памяти фотоаппарата. Я встречал некоторых из них через несколько лет. В основном они кротко здоровались, опускали глаза, как перед свидетелем их стыдной прошлой слабости, и поспешно скрывались за тугими дверьми адвокатской конторы по бракоразводным делам. Теперь их застывшая во времени и пространстве любовь желтеет на стенах моего детища. Могла бы ты подумать, взглянув на эти счастливые мордашки, что их любовь всего лишь отпечаток на фотобумаге? Мог бы я когда-то вообразить, что наша любовь так же будет пылиться в узком ящичке моего письменного стола?.. Извини. Перекусим? Бутерброды совсем остыли. Я сбегаю за салфетками.

Студия теперь напоминала склад удивительной фабрики по производству всего на свете. В творческом беспорядке перемешались вешалки со сценическими нарядами, высокие передвижные фанеры, картонные коробки с числами, откуда выглядывали острые углы самых разнообразных предметов, блестящие зеркала и столики для визажистов, кое-где стенку подпирали большие светоотражающие круги и штативы.

Казалось удивительным, что эта бесконечная комната выполняет столько различных функций и не превращается в неконтролируемый хаос.

Казалось удивительным, что эта бесконечная комната выполняет столько различных функций и не превращается в неконтролируемый хаос.

- Вот держи. Удивительное платье. Я всегда восхищался твоим вкусом. Кстати, я решил пару дней передохнуть от лондонской суеты и съездить в Дувр. Ты туда ездила с Беном? Я помню, как тебя восхитил этот город. Ты назвала его идеальным уголком Земли. Тогда всё казалось идеальным, не так ли? И мы верили, что наша любовь идеальна. Извини. Прошу тебя, извини. Я так отвык от такой оглушительной тишины. Я всегда пытаюсь быть в эпицентре кипящей деятельности и чрезмерной активности, чтобы суета и разговоры заглушали мысли, чтобы я не слышал их. Поэтому я и не захотел разделять это холодное пространство на комнаты. Ради Бога извини. Вот конфеты. Привёз недавно из Бельгии. Божественный вкус. Ты помнишь этот фотоаппарат? Знаю, глупый вопрос. Как видишь, мой старичок до сих пор служит мне верой и правдой. Помнишь, как мы ставили его на высокий подоконник, а сами бежали сломя голову, подпрыгивали, приземлялись на белоснежную перину широченной кровати, застывали на мгновение, прислушивались к характерному щелчку, жмурили от яркой вспышки глаза и разрывались счастливейшим хохотом. Прости, я опять вспомнил Дувр. Сколько же лет прошло? Правда? Не так уж и много, а кажется, что вечность. Я же говорил, что ты будешь без ума от этих шоколадных кружочков. Здорово, что ты сегодня ко мне заглянула. В следующий раз бери Китти. Устрою ей фотосессию. Она будет в восторге! У такой маленькой красотки должен быть свой собственный фотограф. Передай малютке, что я готов взять на себя эту роль. Чёрт возьми, как быстро летит время. Моя армия помощников вернулась с обеденного перерыва и уже готова броситься в водоворот творческого процесса.

Каждые пять минут кабина лифта доставляла в зал порцию работников фотостудии, повеселевших и посвежевших.

- Как жаль, что ты уходишь. Береги себя. Джек! Джек! Посади Лину на такси. До встречи, Лина.

Фотограф отвернулся и зашагал в ту сторону зала, где стоял огромный стол из красного дерева. Он осторожно присел на краешек кожаного кресла. Помедлив, он повернул крохотный ключ в замочной скважине одного из ящичков и уже с нетерпением рванул его не себя. Взглянуть лишь на секунду. Всего на секундочку. Больше он позволить себе не мог – боялся забыться.

Клик. Мгновения. Вспышка. Это было изображение идеальной любви, которая задыхается и умирает от будничного воздуха, от спёртой атмосферы повторяющихся день изо дня событий, от монотонной рутины, от ненавистного всякой возвышенной поэзии быта. Она может существовать лишь на экране цифрового фотоаппарата, фотобумаге или в мечтах.

Фотограф захлопнул ящик, повернул ключ, вскочил на ноги и исчез в мешанине человеческих одежд, резких запахов и громких голосов.