— С такой работой у вас точно не должно быть страха высоты, — улыбнувшись, сказал молодой человек, ближе всех стоявший к ней.

«Белоснежная улыбка, плоский юмор. Американец», — сделала про себя вывод Жюли, скупо улыбнувшись в ответ незнакомцу.

Жюли она стала недавно. Когда приехала в Париж с маленьким сыном. Приехала не любоваться его красотами, а чтобы строить новую жизнь. В старой осталось имя Айгуль, из второй половины которого и появилось «Жюли». В той же жизни в родном Алматы остались первая любовь, счастливый брак, непонятная смерть мужа, оказавшегося, как выяснилось, должником очень влиятельных людей. После того, как к ней на похоронах подошли немногословные, но крепко сбитые молодые люди, у нее появился страх за свою жизнь и жизнь сына. Этот страх преследовал ее долгими днями, когда она боялась выйти на улицу, подойти к телефону, отпустить сына гулять. По сравнению с этим гнетущим, изматывающим все силы чувством детский страх высоты был мелочью ее новой жизни.

После того, как к ней на похоронах подошли немногословные, но крепко сбитые молодые люди, у нее появился страх за свою жизнь и жизнь сына.

Жюли работала на Эйфелевой башне лифтером. Каждый день она впускала и выпускала тысячи людей, приехавших за новыми впечатлениями, за наслаждением красотой этого города. В этой многоязычной толпе она часто слышала русскую и казахскую речь, и каждый раз страх сжимал ей все нутро, а сердце начинало гулко стучать. В такие моменты она начинала громко разговаривать по-французски с кем-нибудь из туристов, только чтобы ее не приняли за бывшую соотечественницу.

Лифтер Эйфелевой башни. Конечно, не об этом она мечтала, когда училась в Инъязе. Но выбирать не приходилось, нужно было как-то обустраиваться на новом месте. Деньги, вырученные за проданную в Алматы квартиру, быстро заканчивались. Вид на жительство во Франции оформлялся бесконечно долго. Оказалось, что бюрократия — это не только казахстанское явление. В развитой Франции тоже хватало своих заморочек с документами, выстаиванием в длинных очередях на прием к чиновникам. Поэтому когда хозяйка квартиры, которую она снимала, случайно заикнулась о том, что у ее племянницы на работе появилась вакансия, Жюли, ни минуты не колеблясь, попросила порекомендовать ее. Работа ей, в общем, нравилась. Она побаивалась высоты, но всегда сидела лицом к дверям лифта и никогда не смотрела в окно. За год работы она ни разу не вышла из своего лифта. Ни разу не посмотрела на Париж с самой знаменитой смотровой площадки города. Она жила в своем маленьком мирке, по давно заведенному привычному укладу. Утром отводила сына в садик, сама бежала на метро, потом в каморку для переодевания, затем в свой лифт. Ни с кем из коллег она почти не общалась. Да здесь и не принято было заводить доверительные дружеские отношения с коллегами. Дом-работа-дом. Крест на личной жизни. И страх. Страх, что когда-нибудь найдут, узнают, может, и убьют.

«С такой работой у вас точно не должно быть страха высоты», — эти слова почему-то крутились весь день в голове. «Что он может знать о страхе. Ведь это именно страх загнал меня в душный тесный лифт. Он не позволяет мне улыбаться, наслаждаться жизнью, красотой Парижа, заставляет бояться любого «Спасибо», произнесенного в мой адрес. Неужели это все, что ждет меня в жизни». Такие мысли крутились в голове Айгуль, не давая уснуть.

На следующий день она проснулась с решимостью бороться со своими страхами, бороться за себя, свою жизнь, свои мечты. День начался с маленькой победы — она смотрела в окно, как ее лифт поднимается, летит над Парижем: вот Марсово поле, школа артиллерии, башня Монпарнасса, Сена. Весь оставшийся день она уговаривала себя сделать хотя бы шаг за пределы лифта. И только в конце смены ей удалось это сделать. Перед самым закрытием, когда уже никого не было, она вышла из лифта. Шагнула к краю смотровой площадки и взглянула вниз. Голова закружилась, дыхание перехватило. Сначала от привычного чувства паники, а потом от воздуха, от той красоты, которая раскинулась перед ней. Огни ночного Парижа мерцали далеко внизу, приглашая ее в новую яркую жизнь, приободряя в ее первых успехах и даря надежду. Слезы выступили на ее глазах: «Я сделала это!»

Теперь она с предвкушением ждала каждый вечер, когда у нее появится возможность выйти из лифта, вдохнуть воздух ночного Парижа, подставить лицо ветру, закрыть глаза и отдаться во власть мечтаний. Она мечтала о своей квартире в центре Парижа, о том, как ее сын закончит школу и поступит в Сорбонну, о своем небольшом магазинчике сувениров из Казахстана.

Огни ночного Парижа мерцали далеко внизу, приглашая ее в новую яркую жизнь, приободряя в ее первых успехах и даря надежду.

— С такой работой у вас точно не должно быть страха высоты, — услышанные вновь эти слова вызвали на этот раз у Жюли искреннюю улыбку.
— Да, месье, это точно. Ни капли страха, — ответила она приятному молодому человеку. К ее удивлению, она увидела его на площадке поздно вечером, куда вышла теперь уже по привычке перед закрытием. Он ждал ее. И оказался тем, кого она ждала, чтобы впустить в свое сердце новую любовь.

Смотровая площадка Эйфелевой башни стала точкой отсчета ее настоящей жизни — жизни без страха, но полной новых свершений, карьерных удач и любви. Каждый раз, поднимаясь на нее одна или со своей новой семьей, она вспоминала слова: «Париж — город влюбленных». «Влюбленных в себя, в саму жизнь, в свою мечту!» — добавляла от себя Айгуль-Жюли, смотря с высоты на город, где она нашла свое счастье.