Лыжные прогулки по воскресеньям, как редко это случается, но, если удается выбраться - всем конец. От переполняющих все мое существо восторга и азарта с привкусом воспоминаний детства я становлюсь самым счастливым и одержимым человеком на свете.

Проверив крепления и крепко сжав лыжные палки, я, кажется, в сотый раз спускаюсь с уже знакомой, почти родной горки. Полет удивителен, снег искрится, веселит и кажется совсем не холодным…. Приземление, обычно беспроблемное. Делаю крутой короткий поворот, ставя полозья лыж почти перпендикулярно поверхности, от чего из-под них брызжет фейерверк снежных искр, вызывая радость катающихся рядом детей и мою самодовольную улыбку. Но на этот раз откуда-то появилась ненавистная кривенькая сосенка, объехать которую было невозможно. "Только не лицо" - последнее, о чем подумалось.

"Надо же, ни одной царапины, а летела как комета!" - сказал ироничный голос. "Ноги посмотри, крепление осталось, значит лодыжку потянула или сломала" - вынес безжалостный вердикт простуженный голос. "Не, лодыжки целые и даже с картинками" - через минуту доложил ироничный. Склонившаяся надо мной морда сенбернара, шумно сопя и изрыгая клубы пара, внимательно изучала незадачливую лыжницу глазами, полными сочувствия, в отличие от спасателей, бесстрастно делающих свою работу.

Бестолковые разговоры на девичнике за празднично накрытым столом, утыканным салатами "кто - кого" - результатом конкурса "лучший весенний салат", в плотных клубах сигаретного дыма и парах безмерно употребленной жидкости с запредельным содержанием алкоголя, о мужчинах, тряпках и прочей белиберде, начали подтачивать мое и без того неустойчивое состояние. "А пошли бы вы все…. И в основном те – кто придумал справлять этот праздник в женском коллективе, и те – кто их поддержал" - выходя из-за стола, подумала я и, споткнувшись, рухнула на первую попавшуюся мягкую поверхность…

Поверхность оказалась уютной, теплой и как раз соответствовала желанию изрядно подвыпившей и потерявшей над собой контроль девушке с привлекательной, но потускневшей внешностью. С притупленным чувством тревоги за то, что нечто мягкое и теплое кажется, шевелилось и дышало в ухо, и сожаления о невозможности контролировать собственные действия я стала медленно проваливаться в никуда. А чего там особо контролировать, девчонки помнят друг друга с детского сада и школы, некоторые прибились к нашей стае в институте - все мы дружны и иногда общаемся до тошноты, потом тщательно избегаем друг друга с таким же тошнотворным упорством. Когда-то нас прозвали "планетой обезьян" за устойчивую привычку заимствовать у подруг моду на прическу, цвет лака для ногтей и даже тату.

Поводом для праздника стало предстоящее замужество нашей предпоследней холостой подруги Алиски, нетрудно догадаться, кто в результате оказался в последнем вагоне. Ужасно находиться в ощутимом меньшинстве, чувствуя собственную ущербность, вернее, собственную непохожесть на остальных - влюбленных, бывших влюбленных и окончательно разочарованных, но по-своему счастливых подруг. Наверное, это и подвигло абсолютно непьющего спиртных напитков человека испробовать столь варварский метод для ухода от реальности, пусть даже временно.
Балансируя на границе сна и полудремы, уход в никуда был приятным и бесконечно глубоким, а крепко сомкнутые веки, как шторы, надежно закрывали от почему-то сильно вращающихся стен и потолка. Теплый и пушистый пол недовольно ворчал и сопел, но терпел тяжесть моего 54 килограммового тела, которое уже летело внутри гигантского снежного сугроба, легко буравя в нем тоннели и умудряясь не выпасть за его пределы. Полет был дивным, снег искрился, веселил и казался совсем не холодным.

"Барри, ко мне! Ты где? Ко мне!" - крикнул гневно подъезд. Пол встрепенулся и нехотя поплелся в сторону приоткрытой дверной пасти, прихватив с собой 54 килограмма и направляясь куда-то вверх. "Боже мой, что это? Кто это?" - снова громыхнул подъезд. "Где ты это взял? Оно живое вообще?" - не унимался он.

О, это утро, сопровождающееся похмельным синдромом… Благо никуда спешить не надо, как никак заслуженный отпуск. Медленно, как в невесомости, поднимаю и собираю в единое целое то, что осталось от нарядного вчера лица и все остальное в придачу. Кто не познал - не проникнется. "Откуда столько цветов посреди зимы?" - вопрошает серое вещество и, устыдившись своего состояния, отмечает, что уже давно весна, а эти фиалки - рисунок на Алискиной простыне.

Все также медленно освободив ноги из-под одеяла, озираясь и не узнавая интерьера, с ужасом наталкиваюсь на три пары глаз – любопытно-голубых, иронично-серых и узнаваемо-сочувствующих. "Папа, это кто?" - спросили любопытно-голубые. "Это подарок судьбы", - ответили иронично-серые. "Ну, пойдем туда, где так много вкусного", - сказали бы узнаваемо-сочувствующие.

"Где-то я уже видел эти ножки с картинками, может, во сне?" - подумал Он.

"Где-то я уже слышала этот голос, может, во сне?" - подумала Она.