— Господи, ну почему мы должны идти на этот раут? Там такааая скукотища. Николаша, может, я не пойду?
— Нет, лапочка, надо, — целуя в щечку, ответил муж. — И потом, выгуляй свое новое платье. И вообще, пускай мне все завидуют. Ты такая красавица, правда-правда.

Конечно, неплохо блеснуть своим новым платьем от Гуччи, да и на очередную жену Колиного шефа любопытно посмотреть.
Еще один убитый вечер.

— Лапочка, ты готова?
— Да, уже выхожу, милый.

Стоя на балконе, я потягивала вино и сигарету. Вечер был теплым и звездным. Вообще-то я не курю, но год назад, на даче у родителей нашла изящный нефритовый мундштук, инкрустированный золотыми лилиями. Он лежал в коробочке вместе с запиской, написанной незнакомым почерком: «Лидочка, любимая, прости, если сможешь. Это тебе, на память». Мама давно умерла, и узнать, кто ей подарил мундштук, было не у кого. Теперь он всегда со мной. Для усиления, так сказать, имиджа «светской львицы».

— Какая красивая штучка. Вам очень идет. Этот мундштук подчеркивает утонченную красоту ваших пальцев, — негромко раздалось за спиной.

— Какая красивая штучка. Вам очень идет. Этот мундштук подчеркивает утонченную красоту ваших пальцев, — негромко раздалось за спиной.

Голос был женский, чуть хрипловатый.

— Спасибо, — не оборачиваясь, ответила я.
— Красивый, но скучный вечер. — Продолжал голос. — А этот будущий депутат? Ни одного своего слова или мысли.

Затягиваясь, я кивнула в ответ.

— Как вы находите альт? По-моему, юноша просто виртуоз?

Я обернулась…. Приятной внешности немолодая женщина с еле заметным напряжением смотрела на меня. Темно-фиолетовое платье выгодно подчеркивало стройность фигуры. Умелый макияж скрывал признаки увядающей красоты. Тонкие губы слегка улыбались.

— Да, на этом вечере только музыка заслуживает уважения. Это ребята из местной консерватории. Муж часто приглашает их. Классика — дань моды подобных мероприятий.
— Так это ваш муж организовал этот милый вечер?
— Да, — усмехнулась я, продолжая рассматривать ее, чуть опустив ресницы.

В ней было столько же хрупкости, сколько и силы. И что-то знакомое, что-то, что заставило сердце биться сильнее. От этого стало тревожно.

— Вы знаете, у моей мамы тоже был нефритовый мундштук. Она была заядлой курильщицей. Это ее и погубило. В результате — рак легких. Можно взглянуть?

Она взяла протянутый мундштук и стала с интересом рассматривать его.

— Откуда он у вас?
— Случайно нашла на родительской даче. Понятия не имею — откуда он взялся. Мама никогда не пользовалась мундштуком, хотя отец постоянно ей их дарил. Ему нравилось, когда женщины курили через мундштук. — Я удивленно пожала плечами. — Но ни одного не сохранилось, только этот.

— Интересно. А для моей мамы это было спасением, — продолжала собеседница, — врачи ей запретили даже думать о куренье. Она садилась в любимо кресло, брала пахнущий табаком мундштук и представляла, что курит. Так с ним и похоронили.

Чем дольше говорила незнакомка, тем больше ее голос и манера держаться напоминали что-то из далекого детства. В памяти стали всплывать звуки скрипки, запах вишневого пирога…

— Вы знаете, у моей мамы тоже был нефритовый мундштук. Она была заядлой курильщицей. Это ее и погубило. В результате — рак легких.

— Простите. Мы раньше не встречались? У меня странное чувство, что я вас знаю.
— Вряд ли…. Моя семья долгое время жила на Южном Урале. Я здесь живу всего пару месяцев.
— На Южном Урале? Мне показалось, что вы местная.
— Мой отец был военным. Он испытывал новое оружие. Однажды произошел взрыв. Погибли все, кроме него. Было расследование. Во всем обвинили отца. Папу разжаловали в звании и отправили на поселение. Я родилась позже. В тот год умер Сталин. Многие осужденные били освобождены. Отец не захотел возвращаться в Ленинград, и мы переехали в небольшой городок Чебаркуль. Врачи посоветовали, папа часто болел пневмонией. А там климат подходящий.

— Чебаркуль?! — меня бросило в жар. — Я там родилась. Рядом с городом стоял танковый полк, где служил мой папа, а мы жили в военном городке. Помню много снега и еще почему-то звуки скрипки. Как странно.
— Как интересно. Встретить в Питере человека, который родился в Чебаркуле…

— Дорогая, вот ты где? Я обыскался. Извините, не представился. Николай Михайлович, супруг этой особы. — Муж, слегка кивает незнакомке.
— Очень приятно, Анна Семеновна. Мы увлеклись беседой с вашей очаровательной супругой.

Она вопросительно посмотрела на меня.

— Вероника, можно просто Ника, — смеясь, представилась я.
— Еще раз, извините, но нам надо идти. Дорогая, нас ждут.
— Вероника, — я обернулась. — А мы могли бы продолжить нашу беседу, позже? Мне очень интересны ваши воспоминания о славном городе Чебаркуле.
— Да, с удовольствием. Правда, я мало что помню. Вот мой телефон. Позвоните мне, пожалуйста.

Все оставшееся время я думала об Анне Семеновне. Нет, мы точно где-то виделись раньше.

Сон был тревожным. Мне снился Чебаркуль, хотя этот городок я почти не помнила. Снилась деревянная беседка, круглый стол с самоваром, вишневый пирог. За столом сидели мама и папа, какие-то люди в форме и без. И Анна Семеновна, только с белыми, как снег, седыми волосами, курившая сигарету через мой нефритовый мундштук. Мальчик, лет семи, играющий на скрипке стоя на табуретке. Совсем маленькая девочка, в розовом платье с таким же бантом, жевала пирог и пальцами затыкала уши. Взрослые умиленно улыбались и хлопали в ладоши. Скрипка визжала все громче и пронзительней, девочка все сильнее и сильнее зажимала уши…

Дверь открыла Анна Семеновна. В домашнем платье и без макияжа, она была совсем не похожа на вчерашнюю даму. В квартире уютно пахло вишневым пирогом.

Дверь открыла Анна Семеновна. В домашнем платье и без макияжа, она была совсем не похожа на вчерашнюю даму.

— Это вишневый пирог?
— Да. Моя мама пекла его по особому рецепту. Это наш фамильный рецепт. Давайте будем пить чай.

Мы прошли в столовую. На круглом столе стояли самовар и фарфоровые чашки, а посредине красовался румяный пирог с вишней.

— Присаживайтесь, — Анна Семеновна разлила чай и положила по кусочку пирога.

Мы молча пили чай. Неловкое молчание перебил бой курантов.

— Знаете, Вероника, вчера Вы показались мне похожей на одного очень близкого мне человека. Листая альбом с фотографиями того времени, когда были живы родители, нашла несколько. Вот посмотрите.

И она протянула пару пожелтевших фотографий. На одной были запечатлены смеющиеся мужчина и женщина.

— Это мои родители.
— Вы очень похожи на маму. А лицо вашего отца мне почему-то очень знакомо. — Я растерянно посмотрела на хозяйку.

Анна Семеновна опустила глаза и взяла вторую фотографию.

— А вот здесь последний папин день рождения.

Сердце екнуло. На снимке компания молодых и не очень молодых людей расположились в беседке за круглым столом, в центре которого красовался самовар. Возле родителей Анны Семеновны с одной стороны сидела молодая женщина, в которой я узнала свою новую знакомую, с мальчиком лет семи, а с другой… моя мама, на руках которой сидела я. Ничего не понимая, вопросительно посмотрела на Анну Семеновну.

— Да, да, — улыбаясь, произнесла она. — Это вы. Наши родители были знакомы.
— Но мне ничего не известно. Родители вообще не любили вспоминать про Чебаркуль. При упоминании о тех годах папа сразу переводил разговор на другую тему, а мама вообще замолкала.

— Это была печальная история о дружбе двух семей разного поколения. Мы с вашей мамой, Лидочкой, так ее все называли за прелестную внешность и характер, работали на почте, в отделе телеграмм. Мы подружились. И ваши родители стали частыми гостями в нашем доме. Мой папа играл на разных инструментах, а у Лидочки был прекрасный голос. Иногда по вечерам мы собирались дружной компанией, летом — в беседке, зимой — у камина, и устраивали маленькие концерты. Папа аккомпанировал, Лидочка пела. Было так славно. Еще чаю?
— Нет, спасибо.

— Вы очень похожи на маму. А лицо вашего отца мне почему-то очень знакомо. — Я растерянно посмотрела на хозяйку.

— А потом, — продолжала Анна Семеновна. — Лидочке захотелось научиться играть на гитаре. Они занимались в кабинете отца, оттуда часами было слышно нестройное бренчанье. А потом родились вы. У нас был роскошный сад, и Лидочка часто приходила к нам. Вы спали в коляске, а они с моей мамой варили варенье, вязали или просто курили и болтали. Кстати сказать, это мама научила Лидочку курить.

Я слушала, затаив дыхание, и картинки детства одна за другой выплывали из глубин моей памяти. Вот большая ветвистая яблоня, и мальчик с фотографии срывает мне зеленое яблоко. Мы куда-то бежим, падая, я разбиваю коленку. Он дует на рану, прикладывая лопух: «Не плачь, сейчас не будет больно»! Потом веселые лица людей, и тот же мальчик играет на скрипке. И моя мамочка, такая молодая, раскрасневшаяся от вина, прижимается к какому-то мужчине…

Анна Семеновна замолчала и протянула следующую фотографию.
Прижимаясь щеками друг к другу, на меня смотрели два человека — отец Анны Семеновны и маленькая девочка.

«Не может быть. Это ведь я?! Боже, как мы похожи. Глаза, форма носа, очертание губ, овал лица». Со смутным чувством тревоги я оторвалась от фотографии и со страхом посмотрела на Анну Семеновну.

— Вы все правильно поняли. Мы сестры. У моего папы с вашей мамой был роман. Это раскрылось случайно, на этом же дне рождения. Их целующимися застал Лидочкин муж, ваш отец. Был страшный скандал. Больше мы не виделись.

Я не могла вымолвить ни слова. Не чувствуя своего тела, тупо смотрела на пожелтевший снимок. Свалившаяся новость парализовала: «Это мой отец?!»

— Как вы меня нашли? И почему уверены, что мы сестры?
— Случайно. Если бы не нефритовый мундштук, инкрустированный золотыми лилиями, я бы вряд ли обратила на вас внимание. Точно такой принадлежал моей матери. Они были сделаны на заказ. Обе женщины, которым этот подарок был предназначен, обожали лилии. Когда папа умирал, он признался, что вы его дочь. И попросил меня передать подарок Лиде вместе с запиской. Муж Лиды по-прежнему служил в том же танковом полку, и отправить подарок по почте не представляло труда.

Я подошла к зеркалу. Сходство было поразительным.

— Почему вы промолчали вчера?
— Не была уверена. Столько лет прошло. Мало ли похожих людей. Да и точно не знала, дошел ли подарок до адресата. А теперь все стало ясно. Вы сами разгадали тайну нефритового мундштука.