На волне под названием «кризис» меня, как и многих, вынесло за привычные пределы спокойствия и стабильной жизни. Наступило время размышлений о будущем.
Размышлять не хотелось. Хотелось убраться из реальности восвояси, спрятаться.

Я давно усвоила — нужно правильно просить. Не знаю, кого: вселенную, мировой интеллект, господа… Каждый просит кого-то своего. Я тоже просила. О передышке. Оказалось, просила правильно. Зашла соседка, посмотрела в мои тоскливые глаза и сказала: «Пока все равно ничего не делаешь, так займись халтуркой. Помоги моей знакомой. Денег не много, но хоть мозги у тебя не засохнут».

Я согласилась. Не хотела, чтобы засохли мозги.

Работа предлагалась в области. Полчаса на электричке. Пару раз в неделю, привести в порядок систему делопроизводства.

Работа предлагалась в области. Полчаса на электричке. Пару раз в неделю, привести в порядок систему делопроизводства.

В приюте для бездомных животных.

***

В целом меня все устроило: дорога не долгая, задачи не сверх. Благородное, опять же, дело.

Я тоже устроила всех. Предложили начать прямо сегодня. Любезная девушка-сотрудник провела меня по территории, показала помещения. Мне понравилось. Чисто и достойно, ничем не пахнет. Животные, в основном, кошки и собаки, не голодные, здоровые, хотя и грустные. Но это не удивительно, кто бы веселился, сидя в клетке?

Мне выделили каморку метр на полтора. Стол, компьютер, стул, шкаф с документами. Девушка-проводник попрощалась и убежала. Я стояла в дверях и разглядывала свой новый кабинет. Женский голос заставил обернуться:

— Мару.

В коридоре стояла молодая женщина, лет 28, и пристально на меня смотрела.

— Простите?..
— Вы, что, глухая?

Я смутилась.

— Я, видимо, задумалась и не расслышала…
— Мару́. Меня зовут Мару́, я владелец этого... — женщина на секунду замолчала, — приюта.
— Очень приятно, я — Оксана.

Мару промолчала. Еще раз пристально на меня поглядела, развернулась и бесшумно пошла по коридору.

***

Новая работа увлекла. Я приезжала не строго на два дня в неделю, как было оговорено, а в свободном режиме, но и времени проводила столько, сколько мне самой хотелось. А хотелось много. Выполнив то, что было нужно, я шла к зоологам, помогала, чем могла. Да и просто общалась с животными. Это и оказалось той долгожданной передышкой, о которой я мечтала.

Мару светилась спокойствием и — о, боже — добротой… А потом женщина возвращалась в человечью реальность и опять становилась замкнутой.

Мару всегда была вместе с нами. Молчаливая, неприветливая с людьми — с питомцами она была ласкова и терпелива. Она подолгу разговаривала с кошками, возилась с собаками, кормила крыс и кроликов. Я с интересом наблюдала за ней: Мару совершенно преображалась рядом со зверьем. Взгляд теплел, голос менялся. Мару светилась спокойствием и — о, боже — добротой… А потом женщина возвращалась в человечью реальность и опять становилась замкнутой.

На первый взгляд, Мару не была из тех, кто отдается заботе о ком-либо по велению души. Казалось, она от чего-то бежала или заполняла внутреннюю пустоту. Спасалась в благотворительности. Компенсировала что-то. Дорогая машина, стильная стрижка, простые и тем самым понятные своей умопомрачительной стоимостью джинсы — она была состоятельна. Приют являлся прикрытием, ширмой… чего? От кого и куда бежала Мару? Какие такие грехи толкнули успешную даму на занятие, не приносящее никакого дохода? Что она отмаливала?

Мару выдавали движения. Особенно руки. Внешне холодная и спокойная, она забывала, что жесты скажут больше, чем слова. В ней чувствовалась постоянная напряженность, будто она думает о чем-то, что ни на минуту не дает ей покоя. Она была излишне порывиста, резко и нервно подписывала документы, теребила в пальцах скрепку, взмахивала головой, откидывая несуществующую челку, в нетерпении могла притопнуть…

Мару таила в себе что-то такое, что не позволяло ей расслабиться. Не позволяло взглянуть на мир и увидеть не только прелесть общения с животными…

Что мучило и гнало вперед мою хозяйку? Несчастная любовь? Болезнь? Кризис духовный? Торговля оружием и наркотиками?

Трясясь в электричке по дороге домой, я позволяла себе скоротать время — придумывала разные истории и версии, потом опровергала их и фантазировала заново.

***

Недели три спустя Мару привезла в наш приют нового постояльца. Пожилого жеребца по кличке Сокол. Где и у кого она его отобрала, купила или выпросила, никто не знал. Коня нужно было лечить и спасать, видимо, его эксплуатировали на бездумных, на износ, катаниях в городских парках.

Специального помещения не было, потому все сотрудники подключились и до ночи занимались перестановками, демонтируя вольеры, выделяя помещение для Сокола. В разгар работ прибыл курьер, привез бумаги, и Мару, нервно пролистав конверты, вдруг вцепилась в один и быстро нас покинула.

День был настолько тяжелый, мы все так устали, что я не сразу поняла — так страшно и нечеловечески может выть только человек…

Не знаю, что меня задержало. Захотелось погладить бархатный лошадиный нос. Но потом, не при всех. Пошептать в чуткое лошадиное ухо — чуть-чуть пожаловаться. Почему-то казалось, что наш новый постоялец поймет. Я шла по коридору, когда вдруг услышала вой.

День был настолько тяжелый, мы все так устали, что я не сразу поняла — так страшно и нечеловечески может выть только человек…

Отсек, оборудованный под стойло, был погружен в полутьму, но я смогла разглядеть. Выла Мару. Она стояла, обняв коня за шею, тыкаясь лицом в черную гриву. Странная и злая мысль пронзила меня: «Снежная королева все же человек!»

Мару не плакала, по крайней мере, не слышно было всхлипываний. Она стояла, обняв коня, и выла первобытным воем.

Я замерла. Боялась обнаружить себя, не хотелось, чтобы гордая хозяйка поняла, что есть свидетели ее человечности. Да и слов утешения у меня не было. Каждый волен плакать тогда, когда невозможно не плакать. Видимо, Мару это было нужно. Изрыдаться на теплой лошадиной шее, непременно, в одиночестве…
Я развернулась и тихо ушла.

***

Совершенно неожиданно мне поступило предложение о работе. О стабильной работе, с неплохими условиями. По специальности. Я подумала… прошла собеседование и дала добро самой себе. Мару сухо пожелала мне удачи.

***

Почему-то я думала, что все именно так и будет, Мару не станет со мной говорить с глазу на глаз, она позвонит…
Она и позвонила.

— Не врите мне только, тогда это были вы! Оксана, это были вы, и вы видели и... — она замолчала, — слышали.
— Мару, — мне вдруг страстно захотелось докопаться до правды, не потому, что я бестолково-любопытна, а потому, что ко всей этой истории я, будто бы, имела маленькое отношение; я размышляла о Мару больше, чем то позволено; я жалела ее, и мне казалось, что ей нужно с кем-то поговорить, — Мару, вы можете быть спокойны. Это была я, но я никогда ни с кем не стану обсуждать. Мне жаль, что я появилась не в тот момент. Я не следила за вами. Я… просто я тоже очень люблю лошадей. Я шла к Соколу.

Спустя минутную (или получасовую?) паузу Мару вдруг решилась…

Я замерла. Боялась обнаружить себя, не хотелось, чтобы гордая хозяйка поняла, что есть свидетели ее человечности.

***

… У них была хорошая семья. Папа, мама, сын Паша и приемная дочь Маруся. Они не только любили друг друга по-семейному, но они еще и очень дружили. Папа, страстный любитель лошадей, увлек и детей, и часто они всей семьей выезжали за город, в конный клуб. Когда Марусе было 17, а Павлу 19, родители погибли, разбились на машине, возвращаясь из того самого клуба…

Павел и Маруся осиротели, обездоленными котятами жались друг к другу, пытаясь почуять в родном тепле успокоение, надежду, защиту. Избавление от боли. Однажды… прижались ближе, чем позволено. Не по-братски и не по-сестрински. В свой мир никого не пускали, но поползли слухи… Павел очнулся первым, сбросил с себя наваждение, убежал. Далеко убежал, на Дальний Восток, во флот. Марусе через месяц исполнялось 18. Маленькая взрослая, и совсем одна. Павел, уезжая, сказал: «Мы нагрешили не на одну жизнь».

Маруся стала выживать. Скромное наследство брат оставил ей, уже не Марусе — Мару. Она сократила свое имя, отрезала — как отрезала все, напоминающее о прошлом. Выжила. Училась, позже вкалывала до темноты в глазах — выжигала в себе: «Нагрешили!».

Искала спасения. В людях не смогла — кому расскажешь? Спасение нашла в помощи животным.

***

Каждый любит того, кого он хочет любить. Мару любила брата? Любила мужчину? Запуталась. Любила. В конце концов, кому нужно это общественное мнение, которое лишь осудит, но никогда не поддержит: брат и сестра должны любить друг друга как брат и сестра.

Кому нужны двое любящих, кроме них самих? Неужели пресловутому обществу с его мнением? Лишь для самоуспокоения в самом примитивном смысле… А любовь — все же дело только двоих.

***

Я больше никогда не видела Мару.

Мы проговорили с ней весь вечер и всю ночь. В тот безумный день она впервые лет за 8 получила весточку с Дальнего Востока. Павел написал два главных слова: «Я помню…»

И Мару не выдержала…

Я слушала, удивлялась, возражала, убеждала, ругалась с ней, потом плакала вместе с ней…

В тот безумный день она впервые лет за 8 получила весточку с Дальнего Востока. Павел написал два главных слова: «Я помню…»

Напоследок сказала: «Мару, найдите его. Бросьте все, вас тут ничего не держит по-настоящему, за приютом есть, кому приглядеть… поезжайте к нему и скажите, что и вы все помните! И вы этой памяти верны! Нужно же найти мужество и распутать узел страха».

***

Примерно через полгода мне пришла смс-ка: «Спасибо. Мы — есть!»