— Вай! Внимание, с вами говорит будильник! Вста-а-вай! Я не успокоюсь и буду говорить, пока не кончится батарейка. Подъем! — как же сейчас я ненавидел этот противный голос, доносящийся из моего мобильника. А Люська большая сопела рядом. Странно, обычно она первая просыпалась от этих звуков.

Надо было подниматься, но так хотелось еще минуток пять понежиться в постели. До отправления поезда оставался час. Успею. Через пять минут я-таки заставил себя вскочить и потрусил в ванную. Думал, Люська большая встанет и кофе мне сварит. Но не тут-то было. Надо же, спит. Ладно, она сегодня выходная. За двадцать лет совместной жизни мы, видно, подустали друг от друга. Я ее уже не воспринимал как женщину. Может, и надо бы было разбежаться, но я слишком любил Люську маленькую. Да, в принципе, зачем рушить гнездо? Иногда я отвлекался от семейной жизни скоротечными интрижками. Потом, правда, ругал себя за вранье, а врать приходилось и Люськам, и тем, кто был за пределами гнезда.

Еще раз посмотрел на жену, взглянул в щелку приоткрытой двери на дочь, проверил наличие паспорта и билетов и заспешил на вокзал.

Хотел погладить нашу красавицу кошку Муську, но она изогнулась, зашипела и больно меня царапнула. Я даже обиделся. Наконец собрался, взял уложенную накануне сумку, пакет с любимыми мною пирожками, что Люська большая испекла вечером. Еще раз посмотрел на жену, взглянул в щелку приоткрытой двери на дочь, проверил наличие паспорта и билетов и заспешил на вокзал.

До вокзала ехать минут десять, но что-то автобуса не наблюдалось. Надо же быть таким дураком — понадеяться на общественный транспорт. Нормальные люди такси с вечера заказывают.

Автобус как назло плелся с черепашьей скоростью — расписание выдерживал. На перрон я вбежал в тот момент, когда мой поезд тронулся. Я помчался за ним и почти догнал, уже готов был прыгнуть в последний вагон, когда с плеча соскользнула сумка, пока я ее поправлял, поезд вырвался вперед. Я еще бежал как ненормальный, как будто у меня был шанс догнать этот чертов поезд. Остановился у конца перрона. Навстречу шел подвыпивший мужичок.

— Что, сынок, на поезд опоздал? — спросил он сочувственно.
— Не, батя, я решил наперегонки, — оставалось только пошутить. Мужичок поднял большой палец.
— Проиграл, сынок. Мож, по этому поводу грамм по пятьдесят? А? — его глазки забегали заискивающе.
— Пойду, батя, билет менять. — Как-то в семь утра спиртного мне не хотелось.

Билет поменял без проблем, лишившись энной суммы кровных рубликов. Бросил сумку в камеру хранения, оставил только пирожки. На работу рано еще, да и оправдываться перед шефом за опоздание на поезд как-то не хотелось.

К дому доехал гораздо быстрее. Закон подлости еще никто не отменял. Тихонько открыл дверь, только хотел разуться, как услышал из кухни мужской голос, причем голос этот был мне хорошо знаком:
— Люсенька, я так соскучился. Иди ко мне, зая.
— Подожди, Веня, надо еще Люську маленькую в школу отправить. — Люська большая отвечала каким-то вкрадчивым голосом с придыханием, как она умела говорить лет двадцать назад. — Иди пока в спальню. А я скоро.
— Люсик, я так ждал этого. Знаешь, мне ведь тоже нелегко было твоего лоха в командировку отправить. На крыльях к тебе летел. — Вениамин засмеялся.

Я стоял с пирожками, опершись о косяк двери, и не мог поверить собственным ушам. Люська большая и мой шеф — адюльтер? А я лох? Конечно, лох, — ничего не замечал. Я хотел ворваться на кухню и устроить… даже не знаю, что устроить, не убивать же их на самом деле.

Это ж надо, меня совесть грызла за каждую интрижку, а тут родная жена мне командировки устраивает, сука, а сама с моим начальником…

Нет, сейчас врываться не имеет смысла. Их надо застать в постели тепленькими. Развод, раздел имущества. Напряжно, конечно, но не быть же лохом всю жизнь. Я тихонько вышел из квартиры. Наблюдательный пункт устроил во дворе среди кустов. Как только выйдет Люська маленькая, я и вернусь. А там по обстоятельствам. Это ж надо, меня совесть грызла за каждую интрижку, а тут родная жена мне командировки устраивает, сука, а сама с моим начальником… Рога… Жесть… Хочется матом…

Тут и дочка вышла из подъезда. У меня комок к горлу подкатил: маленькая, худенькая, волоски в хвостик резинкой стянуты, темная юбочка до колен, белая блузка с кружевным воротничком — надежда моя. Только она меня и любит.

Странно, почему Люська маленькая пошла не в сторону школы, а в соседний дом? Я стал ждать, когда она появится, а то вдруг за чем-нибудь домой вернется — не хотелось, чтобы ребенок присутствовал при скандале. Я закурил, из подъезда, где скрылась моя дочь, вышли две девицы в безобразно коротких юбках, на лицах — боевая раскраска, волосы всклокочены. Каково же было мое изумление, когда в одной из этих девиц я признал Люську маленькую. Они шли мимо, не заметив меня, я только услышал, как моя дочь говорила:
— Мой предок в командировку свалил. Неудачник. Бабло от получки до получки считает. Так что сегодня оторвемся — приходится самой о себе заботиться. — И девицы стали тормозить машину. Я с большим трудом удержался, чтобы не вцепиться в торчащие патлы дочери.

Сказать, что я пребывал в шоке, значит, ничего не сказать. Я был раздавлен, убит. Почему-то вспомнилось, как тяжело рожала Люська большая, думали: не оклемается. Два месяца после родов из больниц не вылезала. Когда ей было совсем плохо, попросила, чтобы дочку Люськой в честь нее назвали. Я сам ходил записывать ребенка. По очереди с тещей девочку пестовали. Потом все наладилось. Ведь поначалу неплохо жили, я и с тещей общий язык находил. Куда все делось? Мне расхотелось выяснять отношения, и я побрел куда глаза глядят.

Вдруг в какой-то миг я осознал, что совершенно свободен. Я больше не пойду на работу, нечего мне там делать. И в семью не вернусь. Зачем мне такая семья, где две Люськи-предательницы. Я посмотрел на глубокую царапину на руке: и даже кошка... Деньги на карточке есть: зарплату вчера получил, плюс командировочные. Завтра поеду в Москву. А оттуда хоть в Турцию, хоть в Египет. Или на Кипр рвануть? Радоваться надо.

Но радоваться почему-то не получалось. Весь день я шлялся по пивбарам и накачивался пивом. Пиво я любил, а Люська большая не выносила его запах. Сейчас меня ничто не сдерживало. Я пил пиво и закусывал Люськиными пирожками. К вечеру мне уже было весело и тянуло на подвиги. Я стал искать подходящую точку общепита недалеко от вокзала. Ночь планировал провести в зале ожидания.

Сейчас меня ничто не сдерживало. Я пил пиво и закусывал Люськиными пирожками. К вечеру мне уже было весело и тянуло на подвиги.

В кафе было немноголюдно. У стойки бара сидела потрясающая девица. Она глянула на меня русалочьими глазами, и во взгляде я почувствовал призыв. А почему бы и нет? Провести ночь не на жесткой скамье, а в теплой постели с такой красоткой. И я подсел к стойке.

— Что вам угодно? — спросил бармен.
— А что пьет леди?
— Леди пьет текилу.
— Тогда две порции текилы, пожалуйста. — Я повернулся к девушке. — Разрешите вас угостить?

Лайма, так звали зеленоглазую, оказалась весьма приятной собеседницей. Когда мы шли к ней, я был твердо уверен, что просто ей понравился. Она совсем не была похожа на ночную бабочку. И о деньгах ничего не говорила. Я, конечно, знал, что такие знакомства в злачных местах могут быть опасны, но об этом даже не думал.

Комната показалась мне подозрительной, вроде, все в порядке, но вид какой-то необжитой. Мебель напоминала казенную, лишь на стене уютно потикивали часы. Однако я не заострил на этом внимания, в тот момент я явно мыслил не головой, а совершенно другим местом. Лайма принесла коньяк, порезала лимон. Но мы даже чокнуться не успели. В комнату ворвался здоровенный детина и, угрожая дубинкой, стал требовать у меня деньги. Только наличных у меня уже не было — они превратились в пиво и текилу. А карточка-виза лежала в кармашке моей дорожной сумки в камере хранения, о чем я благоразумно умолчал. Качек принялся за обыск.

— Блин, облом. — Он оглядел меня с ног до головы и увидел на пальце массивное обручальное кольцо, которое я без сожаления отдал. Красотка тотчас примерила кольцо себе на палец.

А потом на мою голову обрушился сильный удар, и я полетел по какому-то темному коридору, который сужался, но свет еще брезжил. Мне показалось, что как только окажусь в конце этого коридора, меня больше не будет. А все эти дурацкие пять минут, не поваляйся я в постели, не опоздал бы на поезд. Коридор стал совсем узким — все кончается на этом свете. И в тот момент, когда я уже готов был распрощаться с жизнью, услышал:
— Вай! Внимание, с вами говорит будильник! Вста-а-вай! Я не успокоюсь и буду говорить, пока не кончится батарейка. Подъем! — я ничего не мог понять и боялся открыть глаза.
— Милый, вставай! — это был нежный голос Люськи большой.
— Где я?
— Руслан, да что с тобой? Поднимайся, а то на поезд опоздаешь. Иди в душ, а я пока кофе сварю.

Самым страшным было сейчас для меня опоздание на поезд. Сердце гулко стучало, когда под тугими струями воды я пытался стряхнуть наваждение.

Мы даже чокнуться не успели. В комнату ворвался здоровенный детина и, угрожая дубинкой, стал требовать у меня деньги.

В кухне Люська большая, розовая со сна, такая уютная и такая родная, внимательно следила, чтобы кофе не убежал. А пока я жевал бутерброды, она вызвала такси.

В кухне появилась Люська маленькая, потирая кулачками глаза. Она была худенькой и беззащитной в смешной пижаме.

— Папочка, я буду без тебя скучать. Быстрее бы твой отпуск. Помнишь, ты говорил, что мы поедем в Турцию или Египет?
— Конечно, доча. Главное, мне сегодня на поезд не опоздать. Это очень важно. — Подошла Муська, потерлась о мою ногу. Я погладил кошку, а она замурчала.

Подъехала машина. Я схватил дорожную сумку и пакет с пирожками. Мои дорогие и любимые Люськи с двух сторон чмокнули меня в щеки. Садясь в такси, я помахал им рукой и еще раз подумал: «Главное, на поезд не опоздать…»