Я сижу на твоей кроватке, малышка, и просматриваю наш семейный альбом. Здесь ты стоишь в обнимку со своим папой. Когда он еще был с нами. Мне не нравится эта фотография. А вот на этом снимке ты вышла такой смешной! Я улыбаюсь. Помнишь, как в Турции ты упала на кактус, и мы выдергивали из твоих пухленьких ножек длиннющие иголки? Ты смеялась и плакала одновременно. Я тебя очень люблю, моя малышка. Ты самый дорогой мне человечек на этой Земле.

Вдоволь налюбовавшись нашими карточками, я подхожу к твоему секретному ящичку и поворачиваю ключик ровно три раза. Ты не умеешь хранить секреты, моя девочка. Я помню, как ты подбежала ко мне и таинственно прошептала:
- А правда, что Боженька троицу любит?
Я кивнула.
А ты продолжила:
- Я в секретном ящичке замочек буду закрывать на три оборота. Раз Боженька любит.
Ты посмотрела как-то странно на свой крестик.
- Ты это знай, мамочка.
Ты обняла меня.

Я открываю ящик. Здесь хранятся твои любимые вещички. Маленькое колечко с цветным камешком; куриный Бог, помнишь, мы с тобой оббегали весь пляж, прежде чем нашли его; библия для детей - ты росла христианочкой, моя малышка; еще множество других интересных предметов. Но больше всего из этих вещей ты любила одну фотографию, где мы с папой счастливо улыбаемся и ты, моя крошка, пытаешься обнять нас своими маленькими ручонками. На самом деле ты горько переживала потерю отца, хотя не подавала виду. Ты понимала, что мне трудно. Я смотрю на все эти вещи и с ужасом понимаю, что тебе они больше не понадобятся. Мне хочется плакать.

Я задвигаю ящик и поворачиваю ключик ровно на три оборота. Дальше я выхожу на лоджию и смотрю на открывшийся мне пейзаж. Ты всегда восторгалась этим большим величественным тополем, что растет за окном. Ты могла часами слушать, как шумят его листья. Когда дул ветер с его стороны, ты, заливисто смеясь, говорила мне, что он послал тебе воздушный поцелуй. Ты любила и ту полянку. "На ней цветы необыкновенные растут…". Ты часто приносила мне оттуда букетики и снова убегала во двор играть с подружками. В детстве все так просто. Самые обычные вещи кажутся полными волшебства и таинственного очарования. Теперь все это стало дорого и мне. Они будут напоминать о тебе, моя крошка.

Я ухожу с лоджии и сажусь за твой письменный стол. Поверхность его может рассказать очень о многом. Вот ты учишься писать, так расстаралась, что вылезла за лист. И отрывок слова, написанный неровным детским почерком, навсегда остался здесь. Вот здесь давно застывшая капелька клея - ты готовила подарок своей мамочке на восьмое марта. Все кляксы о чем-то мне напоминают. Я достаю из общей пачки твоих школьных тетрадей одну толстую. "Личный дневник". Я не буду читать записей. Ты веришь своей маме. Она не подведет. Я лишь перелистываю странички: мне приятно, что когда-то твои пальчики тоже касались этих листов. Вдруг из дневника выпал листок. Я не замечала его раньше. Он как будто появился из ниоткуда. Стал знаком от тебя. Я разворачиваю лист. Здесь стих.

Они были чудесною парою,
И было у них дитя.
И звали дочку Анною,
А жизнь спокойно текла.
Но в дом пришла Эрида
И разорвала счастья семейный круг.
Пошли сплошные обиды,
Но вдруг ушел отец от семьи,
И остались мать и дочь одни.

На этом заканчивается мой ежедневный ритуал. Ритуал воспоминания. Тебя уже год как нет рядом, но я держусь. Изо всех сил. Честное слово.
Ты ведь веришь своей маме, малышка?
Эти слова эхом отзываются в моей опустевшей душе. Всепоглощающая пустота. Гнетущая пустота. Горькая пустота. "Ты ведь веришь своей маме, малышка?" - снова пронеслось в моей голове. И мне становится страшно. Страшно. Ты, наверное, потеряла веру в мамочку, да, малышка? Я тогда обманула тебя.

Возле твоей кроватки стояли доктора и медсестры. Много. Ты то спала, то просыпалась, то снова впадала в сон. Мы сутки седели возле твоей постельки. Ты забилась. Очнулась. Ты протянула ко мне свои ручки и обвила ими мою шею.
- Мамочка, не отпускай меня, пожалуйста! Прошу тебя! Мамочка, держи меня крепче. Держи! Не отпускай! Я не хочу уходить, не хочу! Пожалуйста, мамочка, мамуля, сделай что-нибудь! Держи меня! Не бросай меня! - Ты кричала, твой голосок срывался, ты начинала шептать, а потом с новой силой кричала.
- Успокойся, моя малышка! Все будет хорошо! Ты ведь веришь своей мамочке, да, малышка, веришь? - Я с отчаяньем говорила эти слова моей дочке, моей Анечке, но знала, что все уже кончено. Осталось совсем чуть-чуть. Чуть-чуть.
- Я тебя люблю мамуля, очень люблю! Только держи меня! Держи меня крепко-крепко! Не отпускай! Мама, мне кажется это конец!
- Нет. Детка, душа вечна. Все будет хорошо. Я тебя люблю, Анюта.
Ты успокоилась и тихо-тихо лежала в своей кроватке, а я сидела и смотрела на тебя, не зная, что сделать.
Люди в белых халатах стоявшие за моей спиной казались мне ангелами смерти, пришедшими за моей дочерью.
- Сделайте что-нибудь! Я не могу смотреть, как моя дочь лежит и умирает! - В отчаянии крикнула я им.
Ты, моя крошечка, встрепенулась и снова начала молить меня о помощи.
- Мама, мама! Ты нужна мне! Не отпускай меня! Мама! Держи меня, я...
Вдруг ты переменилась в голосе, и, улыбаясь со слезами на глазах, произнесла:
- Мамочка, мне так легко… хорошо… тепло… я люблю тебя, мама…
За спиной я услышала:
- Все. Еще несколько секунд.
Я провела дрожащей рукой по твоему лобику и поцеловала тебя. В последний раз. Я зарыдала...
- Организм был недостаточно крепок для такой болезни.