"Продается кровать. Б.у., в хорошем состоянии. Деревянная, резная, ручной работы. 600 рублей". Обычное объявление висело на дверях "Васиного магазина", как стали называть в нашем маленьком дворе старый военторг с тех пор, как он перешел в частные руки. Мы с мужем как раз переживаем период обзаведения обстановкой, поэтому недорогая кровать, да еще "ручной работы", могла оказаться кстати. Я полезла в сумочку за блокнотом, чтобы записать адрес. "Боровая 25, кв. 114". Дом соседний, я задумалась, соображая, в каком подъезде квартира. Что-то меня смущало, адрес казался знакомым. И вдруг я вспомнила.

Это было теперь уже семь или восемь лет назад. Вышло так, что все мои друзья разъехались на лето, и от скуки я начала "тусоваться" с компанией подростков из соседнего двора. (Себя я, закончившая к тому времени первый курс, уже однозначно считала взрослой.) С "малышней" мне было не так чтобы очень интересно, но все же это было лучше, чем одиночество. Мы резались в дурачка, играли в квадрат и выжигалу, перекидывались пластиковой "тарелкой". Было весело. Я как-то сама не заметила, как закинула в дальний угол шкафа босоножки на каблуках и кокетливые "взрослые" платья и натянула кроссовки и школьные еще джинсовые шорты. И начала выходить во двор не только по вечерам, но и днем.

Однажды я гадала одной из девчонок на картах, а мальчишки толпились вокруг и хихикали. И вдруг один сказал:
- А погадайте мне тоже.
Единственный из всей компании, он все еще временами порывался звать меня на "Вы" и отчаянно смущался, если я заговаривала с ним первой. Это был высокий широкоплечий мальчик, вьющиеся русые волосы, красивые голубые глаза. Кажется, он был самый старший из всех. Когда я спросила, сколько ему лет, он ответил: "Почти 17". Потом оказалось, что 16 ему исполнилось на прошлой неделе... Звали его Сережка. Я сделала раскладку и начала читать:
- Так, будет тебе... будет тебе любовь от червонной дамы... И большая печаль.
Он дослушал до конца, усмехнулся и смешал карты.

С тех пор между нами что-то началось. Он норовил кинуть в меня мяч, если играли в догонялки - нещадно хлестал по голым ногам веткой полыни. Уверена, что если бы у меня к тому времени еще была косичка, он бы за нее дергал. Я хохотала и делала вид, что ничего не замечаю.

Как-то раз мы собрались идти в поход: жили на окраине, за последними домами двора была уже железная дорога и за ней сопки. Но утром в назначенное место пришли только мы с Сережкой - Аньку не пустили, Женька засопливилась, а Игоря родители вечером отправили с поручением к бабушке, и он передал, что придет в лес к обеду. Отменять поход не хотелось, и мы отправились вдвоем. Мы не торопясь шли по лесу и болтали о клубнике с молоком, уроках и спортивном ориентировании, и он вдруг предложил не ходить на поляну. А взамен пообещал показать мне совершенно особенное тайное место. Я согласилась. Место и правда было неплохое: укромное и чистое, защищенное от ветра выступом скалы. Сережка сказал, что кроме их семьи о нем никто не знает, только теперь я. Мы развели костер и позавтракали огурцами, хлебом и тушенкой, которую прямо в банке разогрели на углях.

Потом мы долго сидели на обрыве, и он целовал меня очень неумело и очень нежно... На обратном пути он нарвал мне букетик дикого чабреца. Крохотные темно-лиловые цветы на коротких шершавых стебельках пахли терпко и тоненько.

С тех пор начались наши "серьезные отношения". Если раньше я ребячилась с ним, то теперь он со мною стал взрослее. Мы больше почти не играли в мяч, а уходили вдвоем гулять по улицам. Опять пригодились платья и каблуки. Вскоре я поняла, что Сережка в меня влюбился.

Нет, я не играла его чувствами. Не обманывала, не заставляла ревновать. Но и принимать его всерьез я не могла. Ведь мне, мудрой и опытной, через месяц исполнялось 18. А он был на два года моложе и очень хотел на мне жениться.

Но он мне нравился. Днем мы часто приходили к нему домой, разогревали в микроволновке пирожки с повидлом и тушенкой, которые мастерски и в больших количествах пекла его мама. Включали видик и чинно рассаживались по креслам, но скоро почему-то оба оказывались в одном, а то и прямо на заправленной кровати. Он зацеловывал меня до исступления, а когда я пыталась просить пощады, "с возмущением" заявлял, что женатые люди занимаются "этим" целыми ночами, и ничего. Несмотря на все ласки и поцелуи, большего между нами не случилось: оба тогда были еще совершенно невинны.

Часто он показывал мне фотоальбом: у них была большая дружная семья, трое детей: он и младшие сестренки-погодки. Отец - мастер на все руки, тому же учил Сережку. Всю мебель в доме они сделали сами, даже стены были не оклеены обоями, а обиты теплыми лакированными реечками. Мама - высокая, полноватая, с доброй улыбкой. Я всегда боялась, что они застанут нас дома, а Сережка, напротив, очень хотел меня с ними познакомить. "Ты им понравишься, - говорил он. - Вот увидишь, ты им обязательно понравишься".

Все кончилось как-то вдруг. Я знала, что скоро они уезжают всей семьей в отпуск. Но дня за три до этого он пришел вечером ко мне и принес букетик полевых цветов. "Я только хотел пожелать тебе спокойной ночи", - сказал он. А назавтра вдруг пропал. Только вечером накануне их отъезда я узнала от одной из девчонок, что он, когда пошел в сопки за цветами для меня, попал под ливень, простыл и свалился с температурой... Я не осмелилась идти к нему домой. Только передала через ту же девчонку записку со словами прощания.

Я не знала, что случилось в тот месяц, пока его не было. Я его ждала. Но, вернувшись, он только занес мне кассеты, которые брал послушать. А я как раз поняла, что тоже люблю его. Но все было кончено.

Прошло несколько лет. Я вышла замуж и переехала из нашего двора. Сережка поступил, как и мечтал, в военное училище и уехал в другой город. Больше мы не виделись... Иногда он приезжал, и тогда общие друзья передавали мне привет. Однажды его друг Игорь проболтался, что тогда он вел себя так, потому что решил, что я за лето нашла себе другого, и очень боялся услышать это от меня...

Но для меня все это уже было историей, приятным нежным воспоминанием. И все-таки, когда мы с мужем обменяли нашу однокомнатную хибарку на окраине на двухкомнатную в моем родном дворе, я первым делом подумала о Сережке. Еще когда я смотрела эту квартиру, я обратила внимание, что мой балкон теперь как раз напротив его окон. Уже несколько дней я все собиралась зайти к нему: ведь прошло столько лет, а мы все-таки были друзьями.

Но я не успела.

Как-то раз ко мне в гости зашла девчонка из той самой компании, с ней мы так и остались подругами. Мы сидели, пили чай и трепались обо всякой чепухе. Я встала добавить варенья, мельком глянула на Сережкины окна напротив, и только хотела рассказать об этом наблюдении Аньке, как она вдруг спросила:
- Надя, а ты слышала уже про Сережку?
- Нет, а что? - я удивилась такому совпадению наших мыслей, но почему-то почувствовала неприятный укол под сердцем.
- Ты знаешь... Он умер. Его убили...
Я села мимо табуретки...
Я опоздала на три дня. Накануне того дня, когда я переезжала и мечтала его увидеть, он не вернулся домой. Нашли его в лесу. В том самом месте, где он любил бывать больше всего. Где он всегда чувствовал себя дома. Голова Сережки была пробита. Рядом валялся окровавленный железный прут. Кто это сделал и почему, следствие так и не установило...
Мы с Анькой долго ревели на руках друг у друга. Я не знала: оказывается, они тоже дружили последний год. Потом мы выпили за упокой его души. Анька сказала, что все равно чувствует, будто он - рядом...

Это было давно. Так давно, что моя жизнь успела измениться несколько раз. Я училась, находила и теряла работу, развелась и снова вышла замуж. И вот вчера я стояла у дверей бывшего военторга и читала объявление: "Продается кровать. Деревянная, резная, ручной работы..." Кровать, сделанная руками моего Сережки. От соседей я узнала, что его семья уезжает в другой город. Наверное, они едут туда, где ничего не будет напоминать им о месте, отнявшем у них сына. О том месте, где остается девушка, которая так и не успела им понравиться.

Екатерина (Rina)