Красная фетровая шляпка досталась мне от бабушки. Она купила этот модный чепчик в 1925 году в Шанхае, куда ездили за обновками харбинские модницы. С тех пор прошло всего навсего 65 лет, и осенью 90-го года я случайно обнаружила на дне сундука старинную шляпную картонку, засыпанную душистой бумажной стружкой. Ярко-красный цвет находки не выгорел, о края ленточки можно было порезаться, а форма полей оказалась очень модной в том сезоне.

Узкое черное пальто мне отдала располневшая кузина, а длинный красный шарф связала мама, распустив старый жилет. Таким образом, молодая выпускница технического вуза, собиравшаяся на первую в жизни работу, была экипирована быстро, модно и без финансовых вложений.

Контора «Газпроект» находилась на окраине города, работников привозили и увозили желтым служебным «пазиком», всегда набитым под завязку. На моей остановке утром топталось несколько хмурых мужиков полузаводского вида, и я поначалу различала их только по цвету мохеровых шарфов.

Буржуйский алый чепчик вызвал некоторое оживление среди невыспавшихся пассажиров, и через пару недель я услышала за спиной:
— Колян, слышь, Васильич будет садиться на той же остановке, что и Красная Шапочка.

Водитель, которому было адресовано это глубокомысленное замечание, утвердительно хрюкнул в усы и пошел на обгон...

Теперь проблема с сидячими местами отпала. Утром полуторное место рядом с водителем всегда пустовало, и мы втискивались туда вдвоем

Васильич оказался начальником цеха, получившим квартиру в новом доме напротив. Свежий попутчик присоединился к нам на следующее утро. На нем был волчий малахай, такого же стального оттенка, что и глаза, в упор разглядывавшие пожарную шляпочку, под которой поеживалась от ноябрьского морозца я, свежая проектировщица отдела газоснабжения.

Борьба за вечерние места в автобусе была главной послеобеденной интригой нашей организации. Цеховые рабочие занимали лучшие места, и конторским служащим частенько приходилось ехать стоя, вместе с "пазиком" подпрыгивая на ухабах обледенелой дороги.

Как-то снежным утром, вылезая из нагретого автобуса, я услышала:
— Красная Шапочка, Серый Волк хочет тебя съесть, — такие прожженные шутки были только у сварщиков.
— Зубы вставные обломает, — пришлось вежливо ответить мне.

Когда вечером я погрузилась в темное брюхо служебного транспорта, кто-то потянул за рукав моей чебурашковой шубки.
— Садись, я занял тебе место. Извини за утреннюю глупость. Пришлось вправить мозги этим острословам, больше они тебе слова не скажут, — это Васильич говорил мне, по-волчьи блестя глазами в стылой темноте.

Теперь проблема с сидячими местами отпала. Утром полуторное место рядом с водителем всегда пустовало, и мы втискивались туда вдвоем. А возвращаясь, мы сидели в полутемном автобусе, освещаемом только бликами фонарей и светофоров; снаружи бесновалась снежная круговерть, а внутри было тепло и уютно.

Волчья жесткая ладонь держала мою руку в тонкой кожаной перчатке, и мне казалось, что я вижу очень приятный и неправдоподoбно реальный сон.

Таинственным образом наш транспортный роман был связан с бабушкиной шляпкой. В морозные дни, когда я надевала меховую ушанку из Жучки, Васильич задерживался на работе или был посылаем в срочные командировки.

Но стоило мне водрузить на голову ярко-красный валяный чепчик с ленточкой, как его серый волчий малахай будто притягивался на зовущий свет маячка и возникал на остановке, материализуясь из холодного воздуха и снежной пыли.

Так прошла зима. Когда сошел снег, за забором нашей конторы оттаяла прозрачная лесопосадка, разбавленная старыми соснами. В обеденный перерыв мы с Васильичем грелись там на солнышке, сидя на толстом бревне.

Между нами призрачно реяли двое его почти взрослых сыновей, 20 лет разницы маячили в воздухе, словно написанные дымом на небесной эмали, и укоризненной тучкой роняла слезы мифическая жена, помянутая лишь однажды.

О разводе речь не шла, впрочем, и о женитьбе не было сказано ни слова. Мы вообще мало разговаривали, странные отношения, связывавшие нас, не нуждались в словах. Медленно, как во сне, он поглаживал мои пальцы, осторожно целуя каждый по отдельности. А мне было стыдно за въевшиеся следы туши на ладонях и за коротко срезанные ноготки без намека на маникюр.

Когда потеплело настолько, что я перестала носить алую память о шанхайской моде, меня уволили по сокращению штатов.

От сосен вкусно пахло нагретой хвоей, воробьи сварливо переругивались в кустах, напоминая дам из моего отдела, минуты падали густыми смолистыми каплями, и о возвращении к магистральным газопроводам не хотелось даже и думать.

Такое отношение к рабочим обязанностям дало свои результаты. Когда потеплело настолько, что я перестала носить алую память о шанхайской моде, меня уволили по сокращению штатов.

Я категорически отвергла мамино предложение связать на лето пожарного цвета панамку и уехала в Крым, увозя в кармане адрес некоего деда Жоры, задешево сдававшего сарайчик в Ялте. Васильич, давший мне записку к деду, обещал приехать через месяц в отпуск.

Разумеется, он не приехал ни через месяц, ни через два. Слез уже не было, видимо, я предчувствовала это.

Особенно после того, как в телефонном разговоре мама горестно призналась, что мою любимую красную шляпку съела моль...