Во дворце майоркинского короля поселилось уныние. Вторую неделю молодая королева не выходила из своих покоев.

Когда влюбленный молодой король Майорки привез из Скандинавии белокурую принцессу, народ королевства был покорен ее необычной северной красотой. Невеста короля была нежной и веселой. Непривычно яркое солнце, невиданные лесистые горы, теплое море – все радовало ее. Счастье продолжалось, пока не наступила зима. Юная королева спросила мужа, когда же выпадет снег. И услышав, что снега здесь не бывает, затосковала. Солнце больше не радовало ее, она стала прятаться от него во дворце.

Прошел год. Приближалась следующая зима. Лучшие лекари королевства не находили средства от ее болезни. Стало понятно, что эту зиму королева не переживет.

И тогда старый шут рассказал королю, что в далекой стране, где он родился, растут удивительные деревья, цветущие волшебным белым цветом. Во время их цветения земля покрывается белым ковром, и ничего прекраснее этого ковра нет на свете. Называется это чудо-дерево миндаль.

Во время их цветения земля покрывается белым ковром, и ничего прекраснее этого ковра нет на свете.

И король повелел снарядить корабли в далекую страну, привезти чудесные деревья и посадить их по всему королевству.

Деревья приживались, а королева все слабела.
И наступил февраль. И миндаль зацвел по всей стране. И Майорка покрылась белым ковром, прекраснее которого нет ничего на свете.

Король вошел в покои королевы.
- Милая, посмотри в окно.
- Простите, мой король, мне нездоровится.
- Прошу тебя, подойди к окну.

Королева с трудом поднялась с постели, опираясь на руку супруга, подошла к окну и вскрикнула.
- Я хочу выйти на улицу, - промолвила она.
- Милая, ты очень слаба. Подождем до завтра.

Следующим утром королева стояла у окна, ожидая визита короля.
- Мой король, позвольте мне выйти на улицу, - попросила она, едва король вошел в комнату.
- Нет, милая, ты еще слаба. Подождем до завтра.

Силы королевы крепли. И через несколько дней она выбежала на улицу, чтобы прикоснуться к чуду.
- Так это не снег? – воскликнула она с разочарованием, когда перламутровые лепестки коснулись ее лица. Но, посмотрев вокруг, погладила цветущее дерево и сказала: - Это еще прекраснее.

Заключительные кадры заморской легенды еще проплывали перед мысленным взглядом Вики, когда Ленкин голос за кадром окликнул ее.
- Викуль, ты меня слушаешь?
Вика с сожалением отпустила чудесное видение и, медленно прозревая, перевела взгляд на Ленку.

- Лен, опухоли от приятного удивления не рас-са-сы-ва-ют-ся ! – жестко, по слогам отчеканила Вика.

- А вспомни «Последний лист» О’Генри, - Ленка возвращала подругу к теме разговора. – Та же мысль: наше исцеление – в наших руках, а точнее – в голове. Нужен позитив, понимаешь? Главное – вера и сильная положительная эмоция, приятное удивление на грани потрясения, как в истории майоркинской королевы.
- Лен, опухоли от приятного удивления не рас-са-сы-ва-ют-ся ! – жестко, по слогам отчеканила Вика в надежде, что подруга поймет, как она достала своими благоглупостями.
- Викусь, я знаю реальные примеры, - Ленка понизила голос, придав ему проникновенность и таинственность.
- Лен, отпусти душу на покаяние, а? Я загнанный бухгалтер, а не маг на выезде. У меня квартальный отчет. С работы – в больницу, из больницы – на работу по восемь раз в день, я даже отпуск взять не могу. Извини, я должна элементарно поспать! Можно я, как Скарлетт, подумаю об этом завтра?
- Ладно, сворачиваем литературный диспут. Но у меня есть идея, и я не отстану.
За Ленкой закрылась дверь.

Мама Вики лежала в больнице. Все началось с легкого кашля, которому поначалу не придали значения. Но кашель усиливался, поднялась температура. Мама пошла в поликлинику, а позвонила Вике уже из больницы, чтобы та привезла вещи.

В спектре предполагаемых диагнозов самым оптимистичным был саркодиоз легкого. Для уточнения диагноза требовалось сделать пункцию легкого, т.е. фактически небольшую операцию.

Продираясь сквозь торосы научных терминов в медицинской энциклопедии, Вика чувствовала, что у нее мерзнет сердце. Это ощущение ледяной тяжести на сердце возвращалось во время каждого разговора с врачами.

До Нового года осталось 62 дня, - в каждой следующей фразе фифа в декольте сообщала очередную гадость.

Профессор с мировым именем, которого муж «б/у» нашел ради любимой тещи, позволил надеяться, но советовал все же мужаться.
И вот операцию назначили на завтра.

Проснувшись утром, Вика включила телевизор.
- Сегодня вторник, 30 октября, - сообщила ведущая в цветастой, не по-октябрьски декольтированной блузке.

Вика поморщилась. Вчера она так и не успела смотаться в налоговую инспекцию, а сегодня был последний день сдачи отчета. Но главное сегодня – больница, операция, мама…

- Начался 303-й день текущего года. До Нового года осталось 62 дня, - в каждой следующей фразе фифа в декольте сообщала очередную гадость.
– Синоптики обещают сегодня пасмурный, дождливый день, - не унималась ведущая.

Вика со злостью выключила телевизор и, глотнув обжигающего кофе, помчалась на работу.

В инспекции она с помощью личного обаяния и флакона духов просочилась в кабинет без очереди и через десять минут уже ловила на улице машину.

«Господи, ну куда их всех несет в такое время!» - думала Вика в унисон с таксистом, зудевшим, как трудно стало ездить, когда всякие придурки напокупали права и вылезли на дорогу.

Мама находилась в реанимации. Вику к ней не пустили, но заверили, что все прошло нормально.

- Да, я догадываюсь: ты раздобыла саженцы, и завтра мы с тобой сажаем миндалевый сад вокруг больницы.

Когда Вика выходила из больницы, позвонила Ленка.
- Двигай ко мне! - тон не допускал возражений.
- Лен, пощади, сегодня я тебя не вынесу.
- Тогда я к тебе приеду! - пригрозила Ленка.
У Вики не было сил бороться, и она поехала к подруге.

- Я знаю, что надо делать, - заявила Ленка.
- Да, я догадываюсь: ты раздобыла саженцы, и завтра мы с тобой сажаем миндалевый сад вокруг больницы.
- Тебе повезло, все гораздо проще, - говоря это, Ленка снимала упаковку с какого-то прямоугольного предмета.

Предмет оказался картиной. Едва увидев край картины, Вика затаила дыхание и вот так, не дыша и не мигая, ждала, пока Ленка развернет упаковку. Очень медленно, бесконечно, невыносимо медленно Ленка вынимала картину.

- Откуда?... - только и смогла прошептать Вика.

Это была одна из двух работ отца, сохранившихся в семье после того, как в тяжелую годину он распродал почти все свои полотна. На картине были изображены цветущие яблони, а по аллее прогуливалась девушка. В повороте головы, изгибе руки девушки угадывалась неповторимая мамина грация. Рама была чужая, она не подходила к этой картине, но это были уже мелочи.

Лет пять назад картину украли две мошенницы, которые пришли к маме, назвавшись работниками собеса. Одна из них отвлекала маму на кухне, заполняя какие-то бланки, а другая в это время делала свою истинную работу. Зачем они взяли картину – было непонятно. Ведь выносить из обворованной квартиры громоздкую вещь непросто. Да и без того они неплохо поживились...

Одна из них отвлекала маму на кухне, заполняя какие-то бланки, а другая в это время делала свою истинную работу.

Ленка наслаждалась произведенным эффектом.
- Лен, что это значит? – понемногу приходя в себя, проговорила Вика.
- Да вот, хотела вам на Новый год сюрприз сделать, но, похоже, момент настал. Викусь, ты же знаешь, я люблю мотаться по галереям и художественным салонам. И вот - представляешь? Купила в одной галерейке! Спрашиваю фамилию художника, а мне говорят: неизвестный художник школы Бенуа! Прелесть, да? Видала наглых, но чтобы до такой степени! – Ленка что-то щебетала о своих попытках выведать у галерейщиков, кто принес им картину, но все это уже не имело значения.
- Лен, я тебя люблю! - закричала Вика и стала упаковывать картину.
- Что ты делаешь? – спросила Ленка.
- Еду к маме! – дрожащие руки не слушались.
- Так. Села! И успокоилась!
Вика привычно повиновалась.

- Викуль, послушай: ты уверена, что это ТА самая картина? Не копия? Хорошо бы экспертизку сделать? А то как бы разочарования не вышло!
- Лен, какая копия, ты чего? Это что, Ренуар какой-нибудь? Малоизвестный художник, да и не лучшая его работа, кому взбредет в голову с нее копию писать? Это только для нас с мамой ценность. И потом - я лучше любого эксперта знаю все папины секреты.
- Хорошо. Но сегодня тебя не пустят, да и у мамы был тяжелый день. Завтра я отвезу тебя, - как всегда непререкаемым тоном сказала Ленка.

- Мамуль, - прошептала Вика. – Я тебе кое-что принесла.
Глаза мамы были полуприкрыты, лицо казалось совсем безжизненным.

Образы майоркинской королевы и девушки с картины слились в воображении Вики воедино, и она, отогнав подступившее сомнение, стала осторожно, поглядывая на маму, разворачивать упаковку.

- Где ты взяла ее? – голос мамы был слабым, хриплым, но в нем слышался живой интерес.

Внезапно мама закашляла, потом громко застонала и стала задыхаться.
«Господи, что я натворила!»- стучало в мозгу Вики, пока она неслась к ординаторской.

В палату ее не пустили. Прошла вечность, прежде чем из палаты вышел врач.
- Успокойтесь, ничего страшного. Она заснула. Поезжайте домой.

На следующий день, входя в палату, Вика боялась поднять глаза. Приготовившись к худшему, она взглянула в лицо больной. Лицо было бледным и страдающим, но выражение отрешенности исчезло. На стуле около кровати стояла картина.

- Где ты взяла ее? – голос мамы был слабым, хриплым, но в нем слышался живой интерес. Нервы Вики сдали. Напряжение прошедшего месяца прорвало плотину терпения и хлынуло из глаз спасительным потоком.

Через десять дней был готов результат анализа. Саркодиоз подтвердился. Это было плохо, но все же оставляло надежду. Но гораздо большую надежду вселяло самочувствие мамы. Профессор говорил, что заболевание протекает нетипично, в его обширной практике это первый случай, когда состояние после пункции легкого улучшается с каждым днем так, как будто пункция явилась толчком к выздоровлению.

Передавая светилу конверт с гонораром, Вика думала, что она-то знает, что явилось толчком к выздоровлению.

Дома Вика остановилась перед картиной и долго смотрела на цветущие яблони. А может быть, это был миндаль?…