— Я — бессмертен!!! — орал во все горло, стоя, словно на пьедестале, на огромном пне Фарц, в миру Кирилл Музыченко.
— Ага-а-а, — скептически протянул Коля Круглый, — Дункан Маклауд.
— Я тебе отвечаю, — гнул свое Фарц, он был в дымину, вдохновенно пьян, — столкни меня в реку, — царственным жестом Фарц показал на плескавшуюся внизу речушку, — и мне ничего не будет.
— В нашей реке только котов топить, а не таких бугаев, как ты, — Коля тоже был изрядно пьян, но ощущения реальности при этом не потерял, впрочем, как всегда. Он внимательно следил за Фарцем, мало ли что он может отчебучить.

Фарц минуту постоял на пне спокойно, будто о чем-то раздумывая, потом, вдруг подобравшись, «щукой» прыгнул в воду.

Фарц минуту постоял на пне спокойно, будто о чем-то раздумывая, потом, вдруг подобравшись, «щукой» прыгнул в воду.

— Придурок! — заорал, вскочив, Круглый, — шею сломаешь, там же мелко!

Но через минуту счастливый, мокрый, улыбающийся от уха до уха Фарц вылез из воды.

— Козел! — закричал на него Круглый, — ты чего творишь! Мне потом что, труп на плечах к твоей матери волочь?!
— Ты чего, Круглый? — искренне удивился Фарц, — чего мне сделается? Забыл? Я же — Фарц.

Коля посмотрел на него, как идиота, но промолчал. Все-таки Фарц был его лучшим другом еще со школы. Конечно, он помнил, что прозвище Фарц получил ввиду своей просто мистической везучести. Вообще-то, его сначала прозывали Фартом, но после того, как Кирилл занялся бизнесом, (как он утверждал — торговлей, а по сути — не совсем законной перепродажей), его прозвище трансформировалось. Так Фарт стал Фарцем.

Он с самого детства не знал ни в чем отказа и искренне верил, что является центром мироздания .По мере взросления и под натиском, как сказал бы Круглый, объективной реальности, эта вера трансформировалась, но не пошатнулась. Очень поздний ребенок у очень обеспеченных родителей, Кирилл был откровенно избалован. Ну как можно было отказать этому обаятельному, голубоглазому и белокурому ангелу хоть в чем-либо? Кирилл рос, не совсем понимая значения слова «нет» и фактически не зная никаких рамок. При этом мальчик был явно одарен всесторонне: у него были способности к рисованию, пению, гимнастике, математике и литературе. Тяжело выбрать из целого списка талантов один и развивать его. Поэтому Кирилл не стал заморачиваться и не выбрал ничего. Он просто решил жить весело и празднично, тем более, что все возможности для этого были.

И в школе, и в универе Фарц учился просто отлично. Точнее, НЕ УЧИЛСЯ отлично. На помощь приходили неординарные способности и прекрасная память. Кому-то нужно было два вечера просидеть в библиотеке, чтобы приготовиться к практической работе, Фарц же поступал намного проще: брал тетрадь с записями у кого-нибудь из однокурсников (в основном, у старательных девочек), читал и в течение пяти минут запоминал прочитанное. Аналитическими способностями его Бог не обделил, а уж языком трепать Фарц умел мастерски. Наверняка потому и выбрал филологический факультет, а еще потому, что учиться там было, по его мнению, проще. Спрашивается, почему Фарцу девочки беспрекословно давали в пользование свои конспекты и не только? Во-первых, когда хотел или существовала надобность, он становился чертовски обаятелен. Но даже не это главное. Помимо всего прочего, девочки Фарца просто боялись. Он не понимал отказов. Слово «нет» его просто бесило. И тогда он начинал хамить. Делал это Фарц вдохновенно: яростно, но тонко, нанося удары по самым чувствительным и проблемным местам натуры.

Девочки Фарца просто боялись. Он не понимал отказов. Слово «нет» его просто бесило. И тогда он начинал хамить.

— Я — интеллигентный хам, — не раз, явно гордясь, говорил он.

Он, например, ласково глядя девушке в глаза, запросто мог сказать что-то типа:

— Извини, но от тебя дурно пахнет. Изо всех щелей. Ты, наверное, сегодня утром забыла подмыться?

Или:

— Ты так красива! Просто квазиморда!

Фарц любил обижать людей. Особенно тех, кто не мог дать должный отпор. Он получал от этого явное удовольствие, граничащее с сексуальным. Казалось, он, как вампир, питается энергией обиды, страха, потому как из Космоса ему энергию явно никто не посылал (а может, он просто не желал ее брать), приходилось восстанавливаться доступным и известным ему способом.

Единственное, что Фарц уважал и воспринимал в этом мире — силу. Потому и подружился с Круглым. Дружба их началась в пятом классе, когда Круглый перешел школу, где учился Фарц, и в первый же день за какое-то обидное словечко заехал ему в ухо. Раньше никто этого сделать не осмеливался, опасаясь влиятельных родителей Кирилла и его дурного языка. С того дня и началась их странная дружба. Странная, потому что Круглый был из неблагополучной семьи, прямолинейный, как дверь, и с обостренным чувством справедливости. Он без зазрения совести клепал занозистого Фарца, когда тот сильно зарывался, ему это шло только на пользу, как-то привязывало к реальности, что ли, определяло рамки, за которые соваться опасно для себя и окружающих.

Первым невероятную везучесть друга заметил Круглый. Они тогда как раз были безденежными студентами (один — престижного универа, другой — третьеразрядного техникума), точнее, безденежным был только Круглый. Вот Фарц и предложил в целях быстрого обогащения играть на автоматах. Кирилл играл за компанию и выигрывал всегда, пусть даже мелочь. Этого не могло быть, но было.

— Ну ты даешь! — восхищался Круглый, с которым Кирилл щедро делился выигрышем. Сам он в деньгах не нуждался, цены им не знал и не считал чем-то важным. Для него главным было чувство возбуждения, которое он испытывал, видя очередной выигрыш. После этого Кирилл стал Фартом и еще раз убедился в своей уникальности и неуязвимости.

— Я могу все! — хвастался он знакомым, — и ничего мне за это не будет.

И ведь не врал! После универа, занявшись перепродажей краденого, в какие только переделки Фарц не попадал, но всегда получалось, что били, стреляли других, воровали тоже у кого-то, а он в последний момент выходил сухим из воды. И в этом был самый кайф! Не в деньгах, не в достижении цели, именно в этом! Каждый раз Фарц от всей души смеялся, нет, ржал над дураками, которых в очередной раз обдурила судьба.

Каждый раз Фарц от всей души смеялся, нет, ржал над дураками, которых в очередной раз обдурила судьба.

— Фарц, ты доиграешься, нельзя все время искушать судьбу — отомстит, — не раз говорил ему Круглый, но он только отмахивался.

Однако Круглый оказался прав. Коварная судьба предстала перед Фарцем в образе хрупкой Ниночки Березиной. У нее были огромные карие глаза, светящиеся мягким, каким-то осенним светом, белокурые волосы до талии, маленький росточек. Пупс, одним словом. Фарц думал, что обработает ее за первый же вечер знакомства — и в люльку. Что еще надо от девок? Да не тут-то было. Ниночка смотрела на Фарца как на выходца из тех мест, где изрядно пахнет серой, и каждый раз непонятно каким образом ускользала от него. Просачивалась, словно песок сквозь пальцы, будто кто-то свыше поставил себе за цель разводить Ниночку и Фарца по разным углам «ринга». Его это бесило. Он привык получать все! Все! Ниночка его зацепила. Когда-то нечто подобное должно было случиться. Но зацепила не своей красотой или прекрасными человеческими качествами, которыми, несомненно, обладала, а тем, что не давалась. Они были из разных миров. Замкнутой, мечтательной, мягкой Ниночке претила Фарцева бесноватость.

— Аутистка чокнутая, — сквозь зубы цедил Фарц, — уставится на тебя своими глазищами и смотрит так, будто не видит. Будто я пустое место. Но в следующий раз я ее точно, — Фарц делал недвусмысленное телодвижение, — много о себе возомнила.
— Это у тебя уже пятый или шестой следующий раз, — сказал Круглый, — она не аутистка, просто умная девка, не хочет связываться с таким полудурком, как ты. Ты ею попользуешься, как салфеткой, и выбросишь за ненадобностью.

Фарц скалил икластые зубы и делал вид, будто ему все равно. Но ему было не все равно, ох как не все равно! Он чувствовал: Ниночка, это не просто так себе Ниночка. Это вызов той системе ценностей, которую он сам себе воздвиг. Если он этот вызов не преодолеет, система посыплется. И тогда ему кранты.

Однажды Фарц пришел к Круглому бледный, с бисеринками пота на лбу.

— Ты чего? — удивился тот.
— Меня только что чуть не задавила машина, — выдохнул он.
— Ну не задавила же? — осторожно спросил Круглый.

Фарц распахнул рубаху, вдоль туловища шла страшная сине-багровая полоса.

Он чувствовал: Ниночка, это не просто так себе Ниночка. Это вызов той системе ценностей, которую он сам себе воздвиг.

— Ты это видишь! — визгнул он.
— С кем не бывает, — сказал Круглый, — не мешало бы в больницу…
— Со мной не бывает! Со мной такого не должно быть, — заверещал Фарц.
— Придурок! — не выдержал Круглый, — ты кого из себя строишь? Супермена? Ты просто человек, понял? И с тобой может случиться все, что угодно. Прими это как данность и не истери, как девочка!
— Это она во всем виновата! —  взвыл Фарц, — она меня сглазила, все разрушила. Ты ни хрена не понимаешь, она растоптала мою защиту, я это чувствую.
— Ты сам все растоптал, — устало сказал Круглый.

С тех пор Фарц стал пить, потому что начал бояться жить. Пьяным он становился прежним занозистым, бесноватым Фарцем, трезвым — жался к Круглому, словно несмышленый щенок. И все скулил:

— Как дальше жить? Ну как дальше жить?