Как-то судьба свела меня с одним известным человеком, писателем S, который был не только писателем, но и ученым. Несмотря на то, что я только закончил журфак и начал работать в одном издательстве, меня послали на пресс-конференцию, посвященную выходу книги того самого писателя. Дело было еще в том, что именно эта книга и принесла ему известность, а также премию «X».

Позже, зайдя в пресс-бар, чтобы выпить чашечку кофе, а то и рюмку чего-нибудь погорячее, я заметил его в группе коллег, и хоть он непринужденно беседовал с ними, во всей его фигуре чувствовалась некая отрешенность, словно он был сам по себе, к тому же он то и дело всматривался в то и дело входивших, словно ждал кого-то. Заметив меня, S извинился перед собеседниками, направился ко мне и протянул руку.

— Вы, наверно, удивлены? — начал он. — Но я должен рассказать вам кое-что, давайте присядем вон в том углу и спокойно побеседуем, вы не против?

Видя мое изумление (сам S приглашает меня побеседовать, не против ли я?! Да это ж клад, свалившийся на мою голову!), ободряюще улыбнулся и промолвил:

— Да вы не робейте, вы мне напомнили меня самого в молодости!

Мы присели за дальний столик, где было менее шумно, и заказали по чашечке кофе.

Прикуривая, S глубоко затянулся и, подняв на меня свои серо-голубые глаза, посмотрел долгим, проникающим в самую душу взглядом. Странное ощущение я испытал в тот момент, будто если бы, заглянув в зеркало, вместо своего нынешнего отражения увидел себя самого, только в более зрелом возрасте.

Прикуривая, S глубоко затянулся и, подняв на меня свои серо-голубые глаза, посмотрел долгим, проникающим в самую душу взглядом.

— Вы читали мою книгу, — наконец спросил он и, не дожидаясь ответа, тут же добавил: — А ведь все в этой книге — чистая правда. Не верите? Тогда послушайте мою историю.

***

Случилось это тогда, когда я, как и вы, только окончив университет, начал работать в одном издательстве. И вот меня, как и вас, послали на пресс-конференцию. Не буду вдаваться в подробности, что это была за поездка, сейчас это будет лишним, скажу лишь, что, возвращаясь в родной город, следующим утром должен был быть уже в редакции.

Последнее, что врезалось мне в память от той поездки — это страшный грохот, скрежет колес, толчок, падая с верней полки, я ударился головой, и наступила тьма.

Не знаю, как долго это продолжалось, потом был вой сирен, вертолеты, тьма, свет, «мы его теряем», «разряд, еще разряд» и снова тьма. И словно меня потащили по темному тоннелю, и вдруг — свет, яркий, ослепляющий свет, воздух, разрывающий легкие! Меня крепко держали чьи-то чужие руки, и я закричал что есть силы, потом я почувствовал что-то близкое, родное, успокоился и уснул.

В тот же миг я словно бы очнулся и услышал: «Он пришел в себя, немедленно в операционную», укол и опять темнота, и снова свет, но уже не яркий, и я голодный жадно ловлю ртом и глотаю самую первую свою пищу, а мягкое и родное — моя мать, и, насытившись, я вновь засыпаю и просыпаюсь здесь, в этом мире, где я весь в проводах и трубках...

Здесь, в больнице, за мной ухаживала молоденькая медсестра, тоже недавно окончившая обучение. У нас возникло то, что называют химией любви.

Так началась моя вторая и двойная жизнь. Засыпая там, в том мире, я просыпался здесь, и наоборот. Поскольку там я был пока всего лишь младенцем, то и спать мне приходилось чаще, хоть и по пару часов, соответственно, в этом мире я приходил в себя, когда же наступала пора просыпаться в том мире, я отключался здесь, врачи списывали это состояние на контузию.

Здесь, в больнице, за мной ухаживала молоденькая медсестра, тоже недавно окончившая обучение. У нас возникло то, что называют химией любви. Это она меня поставила на ноги, можно сказать. Выйдя из больницы, мы поженились.

Я быстро шел на поправку, хоть на ноги встать в буквальном смысле слова я смог только спустя полгода. Здесь, в этом мире, мне заново пришлось учиться ходить, и там, в другом мире, я также встал на ножки и вскоре пошел.

Так проходила моя двойная жизнь. Там я быстро учился всему, схватывая все на лету, становясь первым во всем, несмотря на то, что мир тот хоть и был похож на наш, но чем-то все же отличался. Тем не менее для меня он был привычен, ведь я в нем родился.

Так как я был, можно сказать, старше себя самого на двадцать с лишним лет, то быстро добился успеха во всем, вот только жениться там я не мог, возможно мне мешало то, что в этом мире я уже был женат и безумно любил свою жену...

Вы можете не верить мне, возможно даже сочтете меня выжившим из ума, только не пугайтесь того, что я вам сейчас скажу.

Прогресс в обоих мирах шел своим чередом, мне же открывались многие знания, которые я начал применять и тут, и там. Благодаря этим знаниям я получил второе образование, став доктором наук в той области, в которой раньше и представить себя не мог, в этом мире, и к тридцати годам став магистром в том. Здесь же я написал эту самую книгу, эффект которой — эффект разорвавшейся бомбы. Нет, пожалуй, неудачное сравнение, скорее эффект бабочки*, думаю, вы знаете, что это означает.

Вы можете не верить мне, возможно даже сочтете меня выжившим из ума, только не пугайтесь того, что я вам сейчас скажу.

Скоро, совсем скоро ваша жизнь изменится так, что вы даже представить себе не можете, главное, не переживайте — все будет хорошо. Через какое-то время вы получите письмо, в котором будут доказательства того, что я не сумасшедший, и тогда вы сами все поймёте.

***

Следующим утром я возвращался поездом в родной город.

«Повезло, — думалось мне: — Еду один в купе, словно вип-персона, можно спокойно поработать, никто не будет отвлекать, можно лечь, где будет удобнее».

Готовя отчет о проделанной работе, делая правки в своем блокноте, я не переставал думать о том, какой же все-таки странный этот S, но в то же время, вспоминая его, я словно бы вспоминал кого-то очень мне близкого и знакомого, почти родного человека. Это удивляло меня, но, погрузившись в работу, я перестал думать об этом.

«Повезло, — думалось мне: — Еду один в купе, словно вип-персона, можно спокойно поработать, никто не будет отвлекать, можно лечь, где будет удобнее».

Я всегда любил поезда, шум вокзала, его запахи, и как приятно работать под мерный стук колес, а за окном проносятся местные пейзажи. Глядя на них думаешь — вот и жизнь твоя, словно поезд, а за окном проносятся дни, месяцы, годы...

Нам оставалось ехать меньше суток, к шести утра поезд прибывал на место назначения, а в восемь я должен был быть уже в редакции. Поэтому я решил лечь пораньше, а так как всегда любил верхние полки, то и в этот раз выбрал одну из них. Устраиваясь поудобнее, я и предположить не мог, что эта ночь поделит мою жизнь, разделит ее на две половины, как та трещина от землетрясения, что разделит железную дорогу этой ночью!

Это произошло в полпятого утра, когда все в поезде мирно спали. Толчок невероятной силы, скрежет колес о пути, страшный грохот и тьма.

А потом случилось то, что я уже услышал прошлой ночью от писателя и ученого S.

Позже, выйдя из больницы, где я познакомился с медсестрой — своей будущей женой, которая неотступно была мне опорой все эти долгие месяцы реабилитации (и последующие годы жизни), в один из дождливых осенних дней я получил то самое письмо.

«Дорогой мой друг!»

Так начиналось это послание:

«Как и обещал, я посылаю тебе, то есть самому себе, это письмо, хоть теперь ты и так знаешь все сам. И хоть ты все уже понял, у тебя пока еще нет тех знаний, которые помогут осмыслить всю свалившуюся тебе на голову информацию. Все еще впереди. В тот вечер ты повстречал самого себя, только из будущего. Это в конечном итоге спровоцировало Временной парадокс, последствием которого и стало землетрясение, повлекшее за собой катастрофу. У тебя возникнут вопросы, на которые я пока не готов дать ответы. Ответы ты узнаешь сам, когда придет время, когда будут необходимые для этого знания. Ты, вероятно, задаешься вопросом, зачем понадобилось создавать этот самый парадокс, затем, мой друг, что все это только лишь на благо человечества. Впереди много открытий, которые помогут обоим мирам, сделают прорыв в светлое завтра, так сказать.

Вот так, мой друг, теперь ты все знаешь и сам, знаешь, что все будет хорошо, что тебя ждет двойной успех, в двух твоих жизнях. И что годы спустя ты напишешь книгу, эпиграфом которой станет притча о бабочке Чжуан-Цзы.

Я прощаюсь и не прощаюсь с тобой одновременно, ведь ты — это я, а я — это ты. До встречи в светлом завтра!»

На этом письмо заканчивалось.

Я медленно положил листок на стол, задумчиво поглядел в окно. Осенний ветер срывал последние листья, и они кружились словно бабочки. Вытащив из ящика стола свой любимый толстый блокнот в кожаном переплете, куда обычно записывал какие-то идеи, вдохновляющие меня мысли, изречения великих, достал с полки книгу китайской философии, открыл на странице с цитатами Чжуан-Цзы** и начал писать:

«Однажды Чжуан Чжоу приснилось, что он бабочка!
Он весело порхал, был счастлив и не знал, что он — Чжоу.
А проснувшись внезапно, даже удивился, что он — Чжоу. И не знал уже: Чжоу ли снилось, что он — бабочка, или бабочке снится, что она — Чжоу».

Примечания:
* Эффект бабочки — термин в естественных науках, обозначающий свойство некоторых хаотичных систем: незначительное влияние на систему может иметь большие и непредсказуемые последствия, в том числе и совершенно в другом месте.
** Чжуан-цзы, также Чжуан Чжоу (кит.трад. 莊子, упр. 庄子, пиньинь:Zhuāngzǐ; Учитель Чжуан) — китайский философ, предположительно IV века до н. э. эпохи Сражающихся царств, входящий в число учёных Ста Школ.