Алла Семеновна сидела за неудобным столом и изучала очередную историю болезни. В полумраке кабинета с трудом можно было различить еще одного человека, вернее сгорбленную молчаливую фигуру с завязанными длинными рукавами.

- Ну что, Александра, - Алла Семеновна сняла очки и уставилась тусклыми серыми глазами на стул в глубине кабинета, - и что же вы мне можете рассказать?
- Я бы многое могла, но ведь вы опять мне не поверите, госпожа врач, как у вас там, у врачей, не принято верить больным, только лечить и лечить, - тихо сказали из темноты.

Алла Семеновна - врач с многолетним стажем - уже по первым двум словам мысленно определила, к какому типу отнести пациента и как дальше строить общение.

- У каждого своя профессия, вот вы раньше до этих ужасных событий были художницей и рисовали, а я лечу, но ведь жизнь, общение, люди - вот что главное, вот что важно, - ответила Алла Семеновна, методично провоцируя собеседницу.
- А кто вам сказал, что я не живу, или вы думаете, что я уже списанная тетрадочка в вашем архиве, вы и представить не можете, как богата и красочна моя жизнь, не то что ваша серая стародевичья врачебная старость.
- Ишь вы, как меня. Стародевичья старость, а ведь по вашей вине десяток молодых девушек остались девами навечно, благодаря вам они не живут, в отличие от вас с вашей, как вы там говорите, "красочной и богатой жизнью". Вот, к примеру, эта киевлянка Женя.

- А кто вам сказал, что я не живу, или вы думаете, что я уже списанная тетрадочка в вашем архиве?..

Алла Семеновна перелистнула страницу в своих записях.

- Да! - оживилась фигура на стуле. В голосе ее послышалось воодушевление. - Она снимала у меня квартиру, веселая была девушка, с говором, смешная, - кабинет наполнился хихиканьем и сопением. - Я до сих пор храню ее прядочку волос, соломенный такой цвет, красивый.
- Александра, вас ведь эта и другие девушки ничем не раздражали, вы не испытывали к ним ненависти, не желали завладеть чем-либо, что было у них, а у вас не было.

- О нет, я очень хорошо к ним относилась, я бы и не пустила бы к себе в квартиру нехороших людей, я, знаете ли, люблю приятную компанию. Мне просто хотелось власти, я с детства проявляла лидерские качества, я была бы отличным руководителем, управление - это мое. Как я ловко управляла самими важными делами этих девушек, я дарила им свое управление, я была директором их жизни и смерти, я решала, по каким артериям потечет отныне их кровь и в каком месте весь этот кровоток остановится. И имя всему этому водовороту красок, звуков и власти – Александра. - По интонации было ясно, что больная улыбается. - Да, доктор, я просто хороший руководитель, я директор жизни, я могу взять на себя ту ответственность, которую вы на себя никогда не возьмете, вы трясетесь перед каждой проверкой, вы погрязли в приличиях и условностях, в ложной порядочности и справедливости. А скажите, Алла Семеновна, мухи на стенке, когда вы их долбите газеткой, отбивая им ножки, перебивая нежные сочленения, вышибая мозги, разплескивая, как чай, их глаза и выворачивая кишки, вы не чувствуете угрызений вашей высокоморальной врачебной совести? Вам бы мушку в реанимацию, а вы добиваете несчастную и спокойно продолжаете работать. Брр.......

- Оставим мушек, дорогая моя, на суде вы утверждали, что вами руководил отнюдь не талант управленца и жажда власти, вы настаивали на голосах, которые сводили вас с ума и помешали ваш рассудок.

Из темноты глубо рассмеялись:
- И что? Я не хотела попасть в камеру с этими жирными усатыми матронами. Отлечиться в клинике и выйти полной сил и энергии, заниматься любимым делом - вот что я хотела.

- Вы играете в опасную игру, Александра. Но, впрочем, хочу ознакомить вас с решением комиссии. Теперь нескоро вы еще займетесь любимым делом. А перед этим я должна записать кое-что для судебных экспертов.

- Вы играете в опасную игру, Александра. Но, впрочем, хочу ознакомить вас с решением комиссии.

Алла Семеновна щелкнула пером и сделала запись: «Александра Васильевна Донникова, 41 год, последний разговор в 19:45», а далее сделала врачебные пометочки «Ж102» и захлопнула журнал. На аппарате нажала кнопку вызова медсестры. Сгорбленная женщина в халате под конвоем и в сопровождении сестры вышла в коридор. Алла Семеновна быстро убрала бумаги со стола, заперла сейф, устало посмотрела на часы. Взяла сумку, оделась и, закрыв кабинет, поспешила сдать вахтеру ключи. Давно изученный маршрут: вверх по лестнице, направо вдоль длинного коридора по старому скрипучему паркету, завернуть заугол, мимо кабинета старшей сестры-хозяйки. Сегодня уже в 20:00 она была свободна, свободна от Александры.

«А слабенькая оказалась эта «управленец Александра», и пары минут не выдержала, шейка тонкая оказалась, надо будет сказать сестре-хозяйке, чтобы заказали новые полотенца, а то, пожалуй, все уже побывали в употреблении. Сколько их было? Ж102 - немало. А права эта Александра, выйти из больницы и заниматься любимым делом - вот истинное наслаждение, миссия, несущая добро, одной сумасшедшей убийцей стало меньше, как приятно давить этих недоделанных, видеть их удивленные глаза и смотреть, как они стекленеют, как течет и медленно покидает их тела жизнь».

Алла Семеновна быстро, с чувством хорошо выполненной работы зашагала к автобусной остановке... Аллу немного трясло той приятной дрожью, которая бывает у отличницы, которая блестяще сдала экзамен и уже после в ажиотаже проворачивает в уме еще и еще раз свой отточенный ответ, чтобы насладиться произошедшим.

«Завтра трудный день, завтра привозят двух женщин на принудительное лечение, завтра будет много работы, будет много крови...» - мысленно готовилась к своим врачебным будням главный врач районной психиатрической больницы.