Слава сидел на кровати, скрестив ноги. Он о чем-то задумался, покосился на халат из черного атласа, который, наспех сброшенный, валялся на полу рядом с пустой бутылкой из-под дорогого французского вина.

«Интересно, чей это халат? — подумал Слава. — Может, одного из ее хахалей... У такой отчаянной красотки должна быть бурная сексуальная жизнь».

Слава почувствовал, как девушка кралась к нему сзади с другой части кровати, где до настоящего момента листала какой-то журнал. Он ощутил ее жаркое дыхание на шее. Прядь рыжих волнистых волос нежно коснулась плеча. Девушка вытянула ноги и сжала ими бедра мужчины, довольно сильно — Слава невольно вздрогнул.

Он высвободился и встал с кровати. Накинул халат и устроился в кожаном кресле.

— Что-то не так? — спросила Сирена игриво.
— Все хорошо, — сказал Слава и взял со столика пачку «Парламента». — Ты прекрасна, Сирена.

Слава даже вообразил себе, что Сирена, вероятно, пережила какую-нибудь личную трагедию. Ее лицо напоминало маску вечно скорбящего Пьеро.

Он неожиданно подумал о том, что имя «Сирена» удивительно подходит ей в ее новом образе. Когда Слава только-только познакомился с Сиреной — девица показалась ему безнадежно жалкой. Слава даже вообразил себе, что Сирена, вероятно, пережила какую-нибудь личную трагедию. Ее лицо напоминало маску вечно скорбящего Пьеро. Слава хотел немного поддержать свою новую знакомую, не то чтобы из-за глубоких гуманистических соображений... Ему вдруг захотелось увидеть в себе рыцаря-человеколюбца. Сирена приняла его порыв, разрешив проводить до дома. Потом они гуляли почти что до темна. Она плакала, положив голову ему на грудь. Слава смотрел на ее пережженные светлой краской волосы, собранные в старушечий пучок, из которого неопрятно торчали жесткие прядки невнятного цвета.

«Сирена! Сирена! Кажется, это та, что завлекает моряков — призывно поет, зазывая в морскую пучину, а затем безжалостно топит. Волосы у сирен длинные, волнистые, как змеи. Хотя нет... Змеи — это у Медузы Горгоны», — размышлял Слава, не отводя глаз от Сирены, которая тем временем доставала новую бутылку вина из бара, встроенного прямо в боковину кровати.

— Тебя все-таки что-то смущает, — сказала Сирена, бросив хитрый взгляд в сторону Славы. — Ты выглядишь, как бы это сказать... Обескураженным... Тебе не нравится, как мы проводим время? Может, ты считаешь меня чересчур развратной?
— Сирена, волосы, что у тебя сейчас, это парик или это твои настоящие волосы? — спросил неожиданно Слава.
— Какая разница, — равнодушно ответила девушка, вытаскивая пробку штопором. Ее волосы каскадом рассыпались по плечам и блестели в полутьме. Они напоминали длинные язычки пламени, устремленные не вверх, а вниз.
— Когда я встретил тебя и еще спустя какое-то время, когда мы начали общаться — у тебя была совсем другая прическа. Другие волосы... Поэтому я подумал, что, быть может, твои теперешние волосы — парик. Если это парик, то он идеально соответствует твоему новому образу, — сказал Слава несколько нерешительно, будто боялся, что Сирена разозлится.
— А может быть, наоборот, — сказала девушка, сложив губы бантиком. — Может, все то, что ты видел раньше, было наносным, искусственным. А то, что пред тобой сейчас — истинное, натуральное...

Справившись со штопором, Сирена открыла бутылку. Разлила вино по бокалам и села на кровать напротив Славы. Ее правая грудь слегка оголилась. Сирена смотрела на Славу откровенно, вызывающе. От такого взгляда любой мужчина, даже самый искушенный, невольно отвел бы глаза.

— Каждый сам отвечает за свои поступки, дружок... Ты хотел дурнушку пригреть на часок-другой. Для возвышения геройского начала в себе.

— Имя хоть у тебя настоящее? Или это псевдоним...
— Долгая история с именем, — сказала Сирена, отпивая из бокала. — Изначально это был ник для чата... Разные там девичьи штучки-дрючки — тебе неинтересно будет. А волосы, что ты видишь, настоящие.

Плавным играющим жестом Сирена взяла прядь и дернула.

— Видишь, — сказала она, притворно скривившись. — Как насмерть приклеенные. — А тогда был парик. Наверно...

Сирена протянула Славе бокал.

— Ты меня дурачишь, что ли? — спросил Слава раздраженно. — Это что еще за маскарад? В чем глубокий смысл?
— Ни в чем, — отрезала девица. — Зачем везде искать смысл? Кстати, получаемое от жизни удовольствие чаще всего имеет иррациональную природу. Тот же секс, например...
— Не хочется быть марионеткой в руках какой-то там кудесницы, — буркнул Слава, все больше раздражаясь. Он отставил бокал на тумбочку, решив для себя, что в гостях у этой «сумасшедшей» не выпьет больше ничего дурманящего. И так все слишком запутано.
— Каждый сам отвечает за свои поступки, дружок... Ты хотел дурнушку пригреть на часок-другой. Для возвышения геройского начала в себе. Молодец, пригрел. Дурнушка расцвела в прекрасную «лебедь», которая оказалась для тебя непреодолимым искушением. Что еще ты хочешь? Каких объяснений?

Сирена запахнула халат, завязав его поясом потуже. У нее был короткий халатик из белого атласа. Она и правда была похожа на прекрасную белую «лебедь».

— Ты сумасшедшая или просто взбалмошная бездельница, — сказал Слава, постукивая пальцем по широкой рукоятке кресла, которая одновременно служила небольшим столиком.
— Второй вариант мне нравится значительно больше, — сказала Сирена, оскалившись в коварной улыбке. — Если хочешь правду — я просто разыграла сценарий, сотворенный мною индивидуально для твоей персоны. У тебя на лице было написано, что ты нуждаешься в самоутверждении за счет слабой никудышной женщины.

— Почему не надеваешь парик? — сострил Слава, поглядывая на Сирену, которая выглядела просто ослепительно. — Сюда бы идеально подошел черный...

Сирена открыла шкаф, достала оттуда нечто феерическое и принялась переодеваться. Через мгновение она уже красовалась в длинном шелковом платье нежно-салатового цвета.

— Почему не надеваешь парик? — сострил Слава, поглядывая на Сирену, которая выглядела просто ослепительно. — Сюда бы идеально подошел черный...
— По-моему, и так славно, — сказала Сирена, вертясь перед зеркалом. — Черный парик — слишком траурно. К тому же, с тобой я уже закончила. Так что парики мне более ни к чему.

Девица посмотрела на Славу взглядом, полным презрения. Слава вжался в кресло. Ему захотелось провалиться сквозь напольный ковролин куда-нибудь в Преисподнюю.

«Первый раз баба такая попалась, черт побери, — подумал Слава. — Стерва мерзкая».

— Фи, как грубо, — сказала Сирена неожиданно. — Стерва мерзкая... Слова-то какие... Мужицкие. Видать, не зря я вас, мужиков, на дух не переношу.

Последняя фраза прозвучала как-то по-змеиному шипяще и с угрозой.

— Убирайся вон, пропащий! — выкрикнула Сирена, бросив гневный взгляд в сторону Славы. — Натаскался — так вали. Маскарад закончился!

Слава еле нашел в себе силы, чтобы подняться с кресла — ноги почти не слушались, дрожали. Он все еще не верил, что все это происходит с ним. Мысли путались, цепляясь одна за другую.

Уже на улице Слава сообразил, что забыл в квартире Сирены несколько личных вещей, среди которых были зонт и часы. Рванул обратно, но девица не открыла дверь. Он прислушался к звукам — полная тишина. Слава пришел через день, потом еще через день, через неделю. Ему никто не открыл. Слава осознал, что движет им не желание забрать свои манатки из «логова» соблазнительницы. Он жаждал Сирену, хотел обнять ее, запутаться в ее рыжих или каких-нибудь других, настоящих или не очень, волосах, вдыхая тонкий аромат трав. Он не помнил, как она пахла на самом деле. Но воображая ее в своих объятиях, представлял, что от нее пахнет чабрецом и немного гвоздикой. Как-то раз в отчаянии Слава позвонил в соседнюю дверь. Ему открыла пожилая женщина с холодным лицом и подтянутой фигурой. Оказалась, что она никогда не видела хозяйку, жившую по соседству. И вообще ей казалось, что в квартире уже более двух лет никто не появлялся.

Оказалась, что она никогда не видела хозяйку, жившую по соседству. И вообще ей казалось, что в квартире уже более двух лет никто не появлялся.

* * *

Слава часто бродил по Чистопрудному бульвару, сидел на той самой скамейке, вглядываясь в водную гладь, спокойствие которой нарушали серо-рыжие утки. Где-то глубоко внутри Слава чувствовал, что Сирена больше не появится здесь, но все равно приходил на место их первой встречи, как заведенный. Он никогда не сочинял стихов, но неожиданно в его голове родились странные строки:

А ветер выл, луна дрожала —
И ты стояла у причала,
Как ведьма, с ног до головы...
Ты та, которую могли
Принять за волка среди ночи,
И даже, если ты не хочешь —
Тебя до одури хотят —
Согласные на все
Лакают сладкий яд.