О чем только не вспомнишь, сидя под феном в парикмахерской да разглядывая разноцветные пряди на полу. О том, что нужно зайти в прачечную, химчистку, забежать на базар, проведать одиноко живущую бабушку, которая живет на другом конце города и никак не хочет съезжаться. Конечно, можно про все забыть - «я подумаю об этом завтра!» - и уткнуться в журнальчик, но я человек ответственный. Заботы не отпускают меня даже под дурацким колпаком. Тихо в салоне. Жужжит фен, пахнет маникюрным лаком, шампунем. Мастер наклоняется к лицу: «Вам удобно?» «Удобно!» - киваю я и закрываю глаза. Вязкая дремота охватывает меня со всех сторон, я проваливаюсь далеко-далеко...

В детство, юность...

Помню, училась я в девятом классе. Жили мы за городом, школа была маленькая - такие называют малокомплектными. И в нашем девятом, конечно, без «А» или «Б», поскольку класс был один, числилось шестнадцать человек. Мы были не разлей вода. Знали тайны, секреты друг друга. Например, кто в кого влюблен, кто хочет поступать в медицинский, кто - в политехнический. Веселое было время! Особая прелесть состояла в том, что мальчиков и девочек в классе было поровну. Их - восемь, и нас - столько же. На этом прелесть заканчивалась, потому что я была маленьким рыжим крокодильчиком, и мальчик, который был моей парой, не очень-то хотел со мной... дружить. Так скажем.

Как назло, мы часто ходили в походы. У нас был отличный физрук. «Отставник-охотник», - подшучивали над ним учителя. Ему нравились леса и болота, и он таскал нас по топям с чащами каждые две-три недели. Муштровал. Говорил: «Выучу вас - нигде не пропадёте». Тащится наш девятый нестройными парами за физруком, а «мой» мальчик от меня нос воротит: ни рюкзака не поднесет, ни палку не выломает. Я не навязывалась. Всё сама да сама.

Тащится наш девятый нестройными парами за физруком, а «мой» мальчик от меня нос воротит: ни рюкзака не поднесет, ни палку не выломает.

Однажды обиделась и в его сторону - ноль внимания. Шлёпаю одна по тропинке.

- Тихомирова, не отставай! - подогнал меня физрук.
- Вечно ты, Тихомирова, - фыркнул на меня «мой» мальчик, но подождал, и мы пошли рядом.

Я опять ноль внимания. Иду себе - на ёлки пялюсь. Внутри всё плачет крокодильими слезами: «Почему я такая страшненькая?» Да ещё в очках. Правда, тётя Валя, соседка по этажу, маме говорила: «Фигурка у твоей Аньки хорошая». Но таким тоном, что ежу было ясно: одна фигурка и ничего, остальное - никуда не годится.

В тот раз мы шли к Сирень-камню. Почему его так назвали, неведомо. Никакой сирени рядом с ним не росло. Росла - черемуха. Были мы помладше, нас мамы пугали: «Далеко не ходите! Забредете к Сирень-камню, а там - дурман. Заснете - не проснетесь». Страшно становилось, как в сказке. Мы всё равно ходили. Наломаем черемухи - в траву упадём, будто одурманенные, а сами хохочем, хохочем...

Дорога до камня длинная - вдоль болота тянется. Кругом холмы с ёлками. Девчонки заныли: «Павел Александрович, прива-ал!» Физрук поворчал, но скомандовал: «Полчаса на отдых!» Сели мы на поляне, кто воду достал, кто за бутербродом потянулся, а Галка, сама красивая в нашем классе девчонка, вдруг подходит к «моему» мальчику и капризно так ему говорит:
- Толик, - его Толиком звали. - Ну, отвинти!

И термос протягивает. Не отвинчивается он у неё.
Я отвернулась, пристроилась на пеньке - бублик достала, жую.

Слышу, Галка с Толиком хихикают. Насмеялись, она ему говорит:
- Фу, ты! Вся голова в иголках. Погоди - причешусь...

«Мой», как верный паж, скорее зеркальце держать. Расчесывает Галка свои черные кудряшки и на меня поглядывает. Причем, победно так: вот, мол, крокодильчик, смотри - и завидуй. А я - крокодильчик с характером. Стянула косынку с бабочками - у меня красивая косынка была, бабушка из города привезла - и тоже за расчёской. Куда, типа, конь с копытом. Расплела косицу, и тут...

Толик «мой», смотрю, то вперед забежит - к Галине, то отстанет и рядом со мной пойдёт. Я - хохочу! Ветер волосы мои рыжие треплет. Здорово!

- Чего ты, Анька, всё с косой ходишь? - задумчиво закружила вокруг меня Соня, моя подружка. Мы вместе за партой сидели. - Носила бы распущенные. Они у тебя - как у Брижитт Бардо, точно!

И так она громко это сказала, что Галка с Толиком и остальные ребята, кто рядом был, обернулись. В это счастливое мгновение над поляной показалось солнце. Мои рыжие волосы заблестели начищенной медью. Налетевший ветер растрепал их, и они заходили волнами. Я даже подумала: «Вдруг, правда, как у Бардо?» Мурашки по спине побежали.

- Ничего себе! - присвистнул Сонин Димыч. Вообще-то он был не Сонин, они только в школе дружили. - Ты, Тихомирова, теперь как Царевна-лягушка.

И заржал. Но все уже подхватили: Царевна-лягушка, Царевна-квакушка...
Смеются, но я чувствую, уважительно. Одна Галка не засмеялась. Плечом повела - отошла в сторону. Термос свой с китайскими пионами в рюкзак засовывает, злится. И наплевать. Я свернула косынку полоской, надо лбом повязала, оставила волосы распущенными - и так и пошла, тем более, что физрук давно объявил: «Строимся! Быстро!»

Толик «мой», смотрю, то вперед забежит - к Галине, то отстанет и рядом со мной пойдёт. Я - хохочу! Ветер волосы мои рыжие треплет. Здорово! Топаю - шишки футболю.

- Пал Александрыч! - запрыгал вокруг физрука Димыч - он чудной у нас был, вроде комика в классе. - А чё у камня будем делать?
- Шашлыки! - загоготали ребята.
- Соревноваться!

И точно. Пришли мы к Сирень-камню, физрук из рюкзака складную мишень вытащил, к сосне приладил и каждому - по семь стрел вручил. Ну, короткие такие стрелы, вроде для игры в дартс. Взяла я их и думаю: не попаду! Волосы мешают, в глаза лезут. Не привыкла я с распущенными ходить. Кидаю в сторонке - тренируюсь, сама за Галкой наблюдаю. Подошла она к мишени и такой кислый вид сделала, будто ей всё это надоело хуже горькой редьки:

- Вообще-то я случайно попала - всю дорогу волосы мешали, - и рукой их на спину откинула. Краем глаза посмотрела: рыжие!

- Да ну, детский сад! - из семи всего три раза попала. - Надо мне было...

А я - все стрелы уложила!
Сама не ожидала. «Вот так фокус», - думаю.

На обратном пути Толику говорю - он рядом со мной пошел:
- Вообще-то я случайно попала - всю дорогу волосы мешали, - и рукой их на спину откинула. Краем глаза посмотрела: рыжие!

Блестят - как у Царевны-лягушки.
Нет, как у Брижитт Бардо...