Мы часто переезжали, и я часто меняла школу. Школа №28 стала третьей в моей жизни. Я полюбила эту школу. За директора, похожего на доброго волшебника, за отзывчивых учителей, за дружный класс. Наверно, только в этой школе я по-настоящему ощутила всю прелесть статуса «ученица».

Вместе с этим я вспоминаю двух девочек, разительно выделявшихся из общей картины. Настя и Вера были подружками, не очень хорошими, но, видимо, из-за их отличий от других девочек и мальчиков они сдружились.

Настя была высокой, сутулой, часто с плохо вымытой головой, жила вдвоем с бабушкой и училась плохо. Вера училась получше, но это, пожалуй, было единственным преимуществом перед Настей. Эти две девочки не знали материнской любви, и если на Насте это было заметно меньше, то Веру выдавали кукольно равнодушные глаза, такие глаза бывают у людей, недовольных своим детством, недовольных своей жизнью. Изредка глаза Веры светились, это значило, что мама приехала погостить.

Иногда я думала о мамах обеих девочек. Зачем было бросать свою кровинушку на плечи старых матерей, на их жалкую пенсию... Мама говорила мне, чтоб я не судила, но юношеский максимализм перебарывал.

И тут мне стало невыносимо стыдно за свой дорогой плащ, за лакированные ботиночки и за новенький портфель...

Как-то, выходя из школы, я увидела, как Вера и Настя идут домой. На Насте была дешевая болоньевая куртка, а на Вере было пальтишко... Я видела такие пальто только на старых черно-белых фотографиях. Это настолько меня ошарашило, что я остановилась. Неужели такие пальто всё еще есть? И тут мне стало невыносимо стыдно за свой дорогой плащ, за лакированные ботиночки и за новенький портфель. Я шла за ними, боясь обратить на себя внимание.

Все последующие дни я думала об этом пальто. Я пересчитывала «свои деньги» в смешной копилке «Микки Маус» и понимала, что ста рублей навряд ли хватит даже на простенькую куртку... Но мне так хотелось помочь... Я думала и думала о том, что же можно сделать... Я хотела увидеть блеск в глазах Веры, увидеть радость, которая бывала только иногда...

В то утро я почему-то пришла рано. Повесив плащ, я поднялась в класс и, вспомнив, что оставила в кармашке конфеты, вернулась. Взяв конфеты, я услышала, как в конце раздевалки кто-то разговаривает, подумав, что возможно это кто-то из «наших», я решила подойти, но тут же остановилась. Разговор был обо мне.

- Как тебе эта... новенькая? - спросила Вера слегка писклявым девичьим голоском.
- Ниче... - ответила Настя, как обычно, немного хрипло.
- А мне не нравится. Слушай... вчера Лидия Михайловна у Теторенко сигареты нашла и сегодня она шмон по всем сумкам будет делать. Давай этой в кармашек положим штучку. Вот весело будет...
- Да ну... И где мы возьмем деньги на сигарету?
- А она с собой всегда двацарик носит, на большой перемене стащим и купим в ларьке напротив, ну а после уже... сама понимаешь.

Слова глухо отдавались в пульсирующем мозгу, схватив плащ, я выбежала на улицу. Небо стало ниже и пошел дождь, крупные и тяжелые капли падали на русую голову. Обида накатывала, глаза щипало... Мое детское виденье этого мира никак не могло понять произошедшего.

P.S. Мне хотелось бы написать, что после этого я перестала жалеть и стараться помочь нуждающимся... но нет. Я осталась такой, какой и была, только вот теперь предательство не так сильно ранит душу.