Как тепло дома! Тепло от каждого кусочка родной норки; хочется зарыться носом в уголок дивана и нюхать, вдыхать по самые уши аромат покоя и зашитых в мешочек чайно-розовых лепестков. Хочу запереть дверь и отключить телефон на минимум неделю. Мокнуть в ванной, заваривать чай, читать и смотреть в закрытое окно.

За окном только январь, а меня уже обидели. Не уволили, не бросили - просто поняла, что одна и не нужна никому; самое ужасное - себе тоже. Подружка Лека любит виноград без косточек и алкоголь вкупе с юными мальчиками. Недавно, когда она в очередной раз встретила свою первую ("и уж точно последнюю!") роковую нежно-зеленую любовь, мы с ней заторчали на моей карамельной кухоньке с бутылкой коньяка (в холодильнике томилось оборотистое пиво вдогонку) посредине медового стола.

Изящно сбрасывая несуществующий пепел, Лека азартно делилась, проворачивая в ухе небольшое колечко: "Блин, не поверишь, он сам в руки шел! Я только посмотрела - вот так, - Лека попыталась изобразить глазами что-то, но в них отразилась лишь предыдущая стопка, - а он уже проснулся рядом. Ты просто не поверишь!" Я охотно верила, рассматривала фотографии, а через полбутылки уже знала о Лекином "малыше" все, включая то, что он ей никогда больше не позвонит. Просто потому, что позвоню ему я.Лека громко заснула на моем диванчике, когда я, искренне дивясь собственному хамству, просочилась в джинсы, сбрызнулась любимой водой и, прыгнув в такси, закурила.

За скользящим окном вечерний хаос замерзших огней; несусь на свидание; дома - пьяная, наверное уже бывшая, подружка; где-то ждет незнакомый мальчик, а мне почти 28 и я не умею плакать. У таксиста темные глаза и брови, к которым хочется прикоснуться. "Что я делаю?" - застенчиво и картаво вопрошаю у незнакомки, несущей мою особь непонятно куда и на ночь глядя. "Спасаешься" - миролюбиво щебечет незнакомка, расплачивается (и даже на щедрый чай дает!), пожимает руку и (о, ужас!) целует щеку высокого парня в светлых джинсах.
- Выпьем? - он берет меня под руку. - Я знаю тут одно неплохое местечко.
Она соглашается. Я покорно поспеваю за ними.

Опять коньяк и его жутко красивые пальцы. Смотрит, не отрываясь, а я тону, тону, погружаюсь в эту щемящую пучину и уже ничего не помню: запутались ноги, а в горле так жарко-жарко... Никогда бы не спастись... Всегда только так... С этими глазами...
- Ты так и не сказала, как тебя зовут.
- Да?..
- Ага. Чебурашка. - улыбается он совсем по-взрослому. - Ушастая, милая.
Уши - это да. Еще со школы я прятала их куда только можно, ночами плакала, исподлобья разглядывала уши сидящей передо мной одноклассницы Галки: аккуратненькие перламутровые раковинки с еле заметным пушком и блестящими на мочках камушками. Мама гладила мне лоб и шептала: "У нас, солнышко, все в семье ушастые, но очень счастливые..." А папа, тот вообще ушами шевелил.
- Ты теперь моя, - наклоняется ко мне мой милый-милый мальчик. - Я все для тебя сделаю... А ты меня просто не кидай. ОК?

Боги, где мой здоровый цинизм? Если вот прямо сейчас я стану вдруг меньше ростом, а красные волны плавно перетекут в русые, в настоящие мои волосы, цвет которых я совсем не помню вот уже лет десять; через неделю мне стукнет 19... И будет все не вдруг. Это и есть самая настоящая правда. То самое мое, что ищу я - ищут все, и которое показывается так редко, совсем как русалки, которые чувствуют своего человека и только ему... Где-то это уже было... Но где?..

- Лялька, пойдем домой?
- Да-да..
Подал пальто, бережно поддерживая рукава. Поправил шарф, взглянул внимательно:
- Подожди, малыш, горчица на щеке. Ты, кстати, любишь холодец?
Сидим и курим на парапете: я - на его коленях, обнимаю за шею, смотрю мимо, - бери и фотографирую на черно-белую пленку для французской обложки.
- Да, мам, я сегодня не приду. Ага. Я останусь у Ани. Ну... Подружка моя. Ага. Да я просто не рассказывал. Угу. Угу. Давай.

Лека ушла, я не удивилась, он ничего не спросил. В обнимку мы валялись на полу перед телевизором, снова и снова ходили на кухню за чаем, хихикали над моими полосатыми носочками и узнавали все, что так не терпится узнать в самый первый, робкий еще вечер. И как-то внезапно и мучительно закружилась голова, - только и успела подавить стон, - он понял...

...Мы слопали уйму бутербродов, овощной салат с яйцом, малиновый йогурт и орехи. Кофе вприкуску с красной смородиной - прямо с грядки - пили на недавно выкрашенном, словно облитом молоком, крыльце. Обожаю конец июня, его бабочек и стрекоз. Обожаю свою новую дачу. Обожаю лес, собирать грибы, смотреть на дождевых червяков, мыть окна на террасе, спать до обеда и варить варенье. Обожаю жить. Когда все позади. Нас ведь теперь двое - новая счастливая и до чертиков прекрасная Я и кудрявая Принцесса-рыба, которая должна обрадовать вселенную своим появлением не позже января. Так что живу я за двоих! А пока мы учимся играть марш падающих желудей на пианино и перечитываем всех французских классиков, которые только попадаются под наши расторопные ручки. Ву аля!

- Анечка, я очень люблю тебя, правда... Я никого не смогу так любить. Но ты пойми: если мама узнает... Мне же только 19... Институт надо закончить... Если бы не эти твои обстоятельства...
Короче, я его выгнала. Я рассталась с двумя весьма неплохими мужьями только из-за этих, как он выразился, моих обстоятельств, поставив большой крест на мысли о "мама, почитай!", прокляв самое себя из-за этого идиотского 16-летнего аборта, когда все впереди. Очерствела, похоронила и устала от реклам Johnson's baby и боли от того, что, на самом-то деле, впереди одно ничего. Он не понял меня. Зато я его хорошо поняла.

"Сейчас мы, ангел, побреем ножки и пойдем, ля-ля-ля, босиком с тобой гулять!"
Небо чистое-чистое, голубое-голубое, травка мягкая-мягкая, зеленая-зеленая... Пяточкам нашим приятно-приятно... Давай-ка, девочка, мы с тобой ромашек сейчас наберем... Раз-ромашка, два-ромашка..
- Здравствуйте, девушка!
Ого! Высокий, красивый, прямо какой-то Джордж Клуни российско-полевого разлива. Линялые джинсы, клубная футболка, загар, растрепанные волосы, улыбка такая... светлая. Ха-ха! Он тоже босиком!..
- Я Сергей.
- Аня.
- Анечка, я с собакой!
- М-ма! Я тоже с папой хочу-у-у! - готовая зареветь, толстенькая мордочка Принцессы-рыбы Второй вслед за воплем утыкается в мокрый фартук.
- Я тоже хочу с собакой.
- Сережа, возьми Катю.
- Мама! Мы ушли. - донельзя счастливое трехлетнее чудо в красном комбинезоне с пингвинами деловито натягивает варежки.
- Мы в парк.

"Ладно, помою посуду и заберусь в ванну. С маслом, свечкой и... пожалуй, можно даже с шампанским... А они тут пусть сами разбираются с поломанным утенком, голодной собакой и недоеденным тортом... Мне надо отдохнуть и нервы закрасить... Та-а-к-с! Лизавету принесло!"Старшая дочь чуть не сбила меня с ног своим торжеством и его виновником.
- Мамочка, познакомься, это Коля. И мы сегодня решили пожениться. Коля, конечно, немного старше, но это... - она щелкнула костяшками пальцев, - думаю...

Боги! Как мала вселенная!.. За руку Принцесса держит своего настоящего, чуть постаревшего с нашей последней встречи, но еще очень даже милого отца, не особо поумневшая улыбка которого медленно сползает на мой идеально чистый (это с нашим-то удручающе лохматым псом!) паркет. Знакомые глаза молят о пощаде.
- Я очень рада... М-м-м... Коля... Я мама Лизы - Анна Тимофеевна. Заходите, что же вы в дверях встали?
- М-м-м... Лизочка, я сигареты в машине забыл... Я сейчас... Одну минутку... Я - мигом!
- Я с тобой! - на дочкины кудряшки опять нахлобучивается берет.
- Заодно торт купим.
- Нет-нет, Чебурашка. Останься. Я сам. Я мигом.

Я знаю, что сейчас будет. Он уедет, Принцесса будет рыдать и проклинать всех на свете и свои не в чем ни повинные уши. Я скажу, что в роду у нас все ушастые и все счастливые. Она улыбнется и я пойду в ванну, но не с бокалом, а бутылкой шампанского, включу там музыку и буду долго смеяться. Принцесса Первая вырядится и укатит (пятый раз за последние три месяца) в клуб "развеяться и забыться". Муж погрязнет в Мировой Паутине и нам опять никто не дозвонится.О чем я, собственно? Две принцессы, король и собака - да тут кто угодно будет счастлив.