Таблички «Не курить», «Пристегнуть ремни» погасли, вода в бутылке приняла горизонтальное положение. Ксения отстегнула ремень, сбросила теплые сапожки, уселась с ногами и достала из сумки журнал. Рядом безмятежно похрапывал Эдик. «Как он может спать во время взлета», - в который раз восхитилась Ксения. Хотя такой сверхчеловек как Эдуард Семенович может еще не то…

Он заметил ее сразу, как только вошел в большую комнату, где трудились сотрудники его проектного отдела. Она стояла ровно посреди комнаты, занимая, казалось, все пространство своим угловатым телом. Короткая юбка из черного дермантина топорщилась над острыми коленками, между обтянутыми тонкими колготками бедрами вполне можно было просунуть новенький пластиковый дипломат, покачивающийся в жилистых кистях с неестественно длинными зелеными ногтями. Всклокоченные коротко стриженные пятнистые кудри навевали грустные мысли об известном событии на той самой фабрике. Целостность образа дополняли густо подведенные черным карандашом глаза, бесформенный свитер-лапша неизвестного природе цвета, короткие остроносые сапожки и огромная сверкающая бляха на веревке, болтающаяся где-то в районе несуществующей груди. «И создал же Бог такую красотищу», - подумал седовласый красавец и плейбой Эдуард Семенович, по совместительству руководитель отдела, в который прибыло на первое в жизни место работы это чудо – Ксения.

Потом было много рабочих дней. К Ксении постепенно привыкали, узнавали подробности, удивлялись, даже где-то восхищались, но не вписывалась она в стройные ряды инженеров и кандидатов наук даже не эксцентричностью своей, а удивительной, нечеловеческой работоспособностью и умением понимать, что от нее требуется, с первого раза. Поначалу приняли ее за карьеристку, стремящуюся к вершинам инженерного труда, но, как оказалось, не нужны ей были заслуги, похвалы и премии, ей и так было комфортно за любимым монитором, вставала из-за которого она не более трех раз в день, а поднимала глаза и того реже. Поинтересовались подробностями ее личной жизни, но подробностей никаких не было – сама из Калуги, после института, живет в общежитии. На свидания тоже не ходит, да и какие свидания, если каждый день допоздна за монитором. Так и оставили в покое, незаметно взвалив на нее работу половины отдела, чему она, кажется, была очень рада.

Поначалу приняли ее за карьеристку, стремящуюся к вершинам инженерного труда, но, как оказалось, не нужны ей были заслуги, похвалы и премии.

Стюардессы начали развозить напитки. Ксения покосилась на Эдика, но он так мирно сопел и улыбался во сне, что будить его она не решилась, взяла для него стакан яблочного сока и снова раскрыла журнал. Читать не хотелось, хотелось петь и танцевать, и сообщить всему миру, что вот она – Ксения Мышина, вполне взрослая и самостоятельная женщина, возвращается из командировки домой с любимым мужчиной и красавцем Эдуардом Семеновичем. И пусть он в два раза ее старше и имеет жену-зануду и двух взрослых дочерей. Теперь Эдуард Семенович принадлежит только ей, Ксении Мышиной, и никому другому она его не отдаст.

Седовласый плейбой и красавец Эдуард Семенович слыл в институте дамским угодником и разрушителем дамских же трепетных сердец. Не одна красотка спешила вечером впорхнуть в его белую волгу и отдаться мягким рукам и острому языку лучшего мужчины института, в прежние времена осудили бы его за разврат, но на дворе 1994 год – все можно.

Ксения же, сидя за своим монитором, наблюдала за происходящим со сладким трепетом в плоской груди. Не могла она спокойно смотреть на Эдуарда Семеновича, казался он ей далеким и недоступным, как киноартист Тихонов, прикоснуться к которому тайно мечтают все прогрессивные девушки страны. И в ночных своих грезах представляла она седой ежик красавца рядом с собой на цветастой подушке, а дальше представлять не хватало духу, и мысли сбивались и путались, и дыхание перехватывало от неведомого желания.

«Как же все странно, - подумала Ксения, выпрямляя затекшие ноги. - Еще три дня назад я и подумать не могла, что он вообще может посмотреть в мою сторону, а сейчас я лечу домой с кем – с любовником или любимым? А может с будущим мужем? Жаль, детей у нас не может быть, как объяснил он в первый же вечер – давняя горнолыжная травма, с потенцией все нормально, но репродуктивная функция глубоко нарушена, так что можно не волноваться и не предохраняться».

Первый вечер в гостиничном ресторане. По дороге из аэропорта Ксения замерзла так, что не могла говорить – тридцать пять со знаком минус, в Москве такого мороза не было давно. С благодарностью приняв полную до краев рюмку водки, она попыталась выпить ее залпом, поперхнулась, смешно закашлялась. Он осторожно стучал по твердой спине, предлагал запить соком. Стало хорошо, тепло и спокойно и появилось странное чувство покоя и приближающегося события. Событие и произошло, на простыне, пахнущей хозяйственным мылом под стоны ледяного ветра за окном. «Не бойся, детка, больно не будет». Больно и не было, было слегка непонятно – так вот, как это бывает, от горячего дыхания темно в глазах, теплые жадные губы и седой ежик, прилипший к влажному черепу.
- Давай, детка, выпьем за тебя, за то, что ты теперь не просто женщина, а моя любимая женщина.
- Я твоя женщина, ты мой мужчина, мы всегда будем вместе и умрем в один день.

Два дня прошли как в тумане, встречи, переговоры, заказчики. Ксения улыбалась своей самой обворожительной улыбкой, внутри все пело, мир казался добрым и родным. Вечерами они растворялись в объятиях друг друга, вселенная сужалась в черную дыру, размером с пахнущую хозяйственным мылом простыню. Они улетали в эту черную дыру и, соединяясь в одно целое, неслись по искривленному пространству, и звезды со свистом пролетали мимо, подмигивая и щурясь разноцветными огоньками.

Вечерами они растворялись в объятиях друг друга, вселенная сужалась в черную дыру, размером с пахнущую хозяйственным мылом простыню.

Ксения взглянула в иллюминатор. Крыло на месте, красная лампочка ритмично мигает, как будто кто-то неведомый щелкает выключателем. Земли не видно, но она есть, там, внизу, за взбитыми сливками облаков. Эдик по-прежнему похрапывает в соседнем кресле. Нахмурился во сне, может снится ему вчерашний ледяной ужас.

В последний вечер они решили прогуляться пешком до гостиницы, довольно быстро пожалев о столь опрометчивом решении. Тридцать пять со знаком минус – не самая лучшая погода для романтических прогулок по чужому городу. Закутавшись в шарфы, они бежали рысцой по безлюдным улицам, как вдруг что-то заставило их резко остановиться. На занесенной снегом лавке на остановке сидел мужчина. Его черное пальто и пушистая шапка были запорошены белым, и пар от дыхания не шел из обледеневшего рта.

Первым движением Ксении было – бежать, кричать, звонить, звать на помощь, но она не могла пошевелиться, казалось, ледяные руки схватили ее и никогда больше не отпустят. Но хриплый голос Эдика – «Пойдем, ему уже ничем не поможешь», – вырвал ее из ледяных объятий, и они потрусили дальше, ни разу не оглянувшись на удалявшуюся снежную фигуру. А потом в гостинице он поил ее водкой, и она безропотно вливала в себя обжигающие рюмки. Хотелось заплакать, но глаза были сухими, только горели в темноте золотистым огнем. Видение вечности настолько потрясло их обоих, что они не могли говорить, только любили друг друга, с остервенением ожидающих близкой казни. Это была совсем другая любовь, на грани безумия, на грани жизни. И наивысшее наслаждение заполнило до отказа все клеточки тела Ксении, и тело, казалось, не выдержит напряжения такой силы и разлетится на осколки…

- Расчетное время прибытия – десять часов двадцать минут, – Ксению вырвал из оцепенения голос командира корабля. Эдик не спал, в голубых глазах был вопрос.
- Как ты, детка?
- Хорошо, скоро садимся.
Ксения прижалась к теплой груди любимого, все страхи куда-то исчезли, мир наполнился покоем и тишиной. Самолет рассекал облака, закладывало уши, выли двигатели, приближалась земля.

Москва встречала мелким, сыплющимся из низких серых облаков дождиком. Ксения тащила тяжелую сумку и думала – интересно, мы поедем к нему? Но там жена-зануда, да и дочери, хоть и взрослые, живут с родителями. Тогда куда, ко мне в общежитие? Или он, как плейбой и красавец, обо всем позаботился, и нас ждет квартира? А кстати, где он, Эдик? Странно, только что был здесь, может в туалет пошел? Ксения повертела головой и вдруг услышала крик:
- Эдик! Я здесь!

Немолодая ухоженная блондинка простучала шпильками и прижалась к нему, бормоча что-то возбужденно-радостное. Он нежно обнял ее и оглянулся, встретившись глазами с Ксенией. И такая искренняя радость, такое светящееся счастье полыхнуло на Ксению голубым огнем, что она отшатнулась и опрометью бросилась к выходу из аэропорта.

Ксения ехала на заднем сиденье такси вместе с двумя болтливыми тетками. Тетки обсуждали родственников и предстоящие покупки, а Ксения смотрела на расплывающийся пейзаж за окном, и в голове ее звучало: «Я твоя женщина, ты мой мужчина, мы всегда будем вместе и умрем в один день».