...Записка была написана на полях новогодней карнавальной шляпы из белого ватмана:
"Mама, не сердись! Я уезжаю с Игорем в Мурманск. Так будет лучше для всех. О дате свадьбы мы тебя известим".

Теплые вещи быстро покидались в зеленый клетчатый чемоданчик, с которым Лиза когда-то ездила в пионерлагерь. Билет на поезд в Москву уже похрустывал в кармане, а Игорь, настоявший на немедленном отъезде, зашнуровывал в прихожей высокие ботинки.

Лиза окинула взглядом продолговатую комнату-пенал, в которой прошло ее детство, и, не давая себе очнуться и передумать, закрыла за собой дверь. За дверью остались девятнадцать лет жизни под маминым крылом, два курса архитектурного, несданная зимняя сессия... Впереди расстилалось неизвестное, но заманчивое будущее жены мичмана-подводника в маленьком северном гарнизоне.

Игорь предложил:
- Купим тебе в киоске вязаную шапочку. А эту продадим, иначе денег на билеты не хватит.

Казанский вокзал встретил их гомоном плотной людской толпы и слякотью. Хрустящий снежный морозец сменился оттепелью. Игорь, оценивающе оглядев Лизин песцовый малахай, предложил:
- Купим тебе в киоске вязаную шапочку. А эту продадим, иначе денег на билеты не хватит.

Они долго топтались у отдела головных уборов в подземном универмаге, держа пушистую шапку на вытянутых руках. Лиза гладила ее, как любимую кошку, и, когда мамин подарок за полцены купил толстый краснорожий детина, она чуть не разревелась.
- Ну, что ты, как маленькая. Приедем на место, я тебе закажу беличью ушанку, серую, под цвет глаз. Ну, не плачь, слышишь?

До вечера они гуляли по Москве, держась за руки. От дешевой беретки-самовязки чесались лоб и уши, но Игорь смотрел на Лизу так нежно, так ласково согревал ее ладошки в своих меховых перчатках, что она чувствовала себя, как в волшебном сне. И просыпаться не хотелось.

Двое суток в поезде, едущем на Север, показались неделей. Лиза с Игорем сидели на боковой полке, тесно прижавшись друг к другу. Лиза смотрела в окно на высокие сосны, свечками торчащие из пухлых сугробов, и не думала ни о чем. Вагон стучал на стыках, Игорь уходил курить и возвращался, серый свет зимнего дня сменялся темнотой и голубоватыми огоньками на промороженных проводах, а мыслей в голове не было никаких. Пусто и гулко, как в холодном туннеле.

Они сошли в Апатитах ранним ледяным утром. Промерзший автобус привез их к подножию гор, в маленький сонный городок, прошитый светом прожекторов, раздиравших мглу полярной ночи.

Осуждающе- неодобрительно смотрела на нее дородная пожилая женщина, будущая свекровь.

На пронзительный звонок открылась дверь, обитая деревянными планками, и в прихожей Лиза обнаружила на себе множество изучающих взглядов. Осуждающе-неодобрительно смотрела на нее дородная пожилая женщина, будущая свекровь. С любопытством таращились близнецы лет четырех, устало - их затурканная мать.

Насмешливо поглядывал кудрявый парень, похожий на Игоря, видимо, его брат. Равнодушно смотрел небритый мужик в трениках и сетчатой майке.

«Никогда еще не жила в коммуналке», - пришла мысль. Первая с момента отъезда из дома.

А жить пришлось именно в коммунальной квартире. Просторная "трешка" была забита народом, и Лизино появление было так же нужно обитателям этого муравейника, как покупка козы.

Мать Игоря, кряхтя и чертыхаясь, уступила парочке свою комнату с расшатанным диваном, населенным бессмертными клопами. На семейном совете, состоявшемся на кухне, открылись некоторые подробности, о которых Игорь не успел или не захотел рассказать.

Оказалось, что Игоря отчислили из части за драку и побег с гауптвахты. Оказалось, что все мужчины городка работают на руднике, где неплохо платят и дают раннюю пенсию. Оказалось, что половина будущей зарплаты Игоря будет уходить на алименты бывшей семье, живущей в Мурманске. Словом, было о чем подумать.

Но Лиза не думала. Машинально она раскладывала свои вещи на полках неработающего холодильника, выданного "молодым" вместо шкафа. Автоматически подписала заявление в ЗАГСе, согласившись на дату свадьбы - 13 мая. Бездумно мерила белое платье старшей сестры Игоря Галины, матери близняшек. Не возражая, согласилась носить дома ее же застиранный халат вместо привычного спортивного костюма.

Оказалось, что половина зарплаты Игоря будет уходить на алименты бывшей семье, живущей в Мурманске.

Казалось, в Лизу вставили ключик. Попросили ее что-то сделать - сделала; не попросили - села и сложила сухие покрасневшие руки на коленях, обтянутых выцветшим ситцем.

Иногда, вечерами, перемыв посуду холодной водой, она сидела на кухне, равнодушно глядя на отважных тараканов, не понимая, где находится. Лизе чудилось, что все это, включая насекомых, она видит во сне, долгом тяжелом сне, из тех бредовых видений, что наваливались на нее в детстве во время болезни.

К середине февраля сон еще не рассеялся, но в нем стали появляться прорехи. В один из моментов просветления Лиза устроилась на полставки в кинотеатр - рисовать гуашью небольшие афишки для фильмов. Рядом с кинотеатром оказалась городская библиотека. Там можно было посидеть в тишине, листая толстые журналы "Иностранки". Когда-то, в другой жизни, их любила читать беспечная девочка, которой она была так давно.

Но от кино и журналов надо было возвращаться на кухню. Игорь уходил рано, возвращался поздно, злой и голодный. К его приходу на столе стояли котлеты, от которых несло рыбой. Свекровь всегда добавляла рыбу в мясной фарш... вонючий минтай стоил дешево, несмотря на "северные" цены.

Лизе казалось, что минтаем пропахло все - и постельное белье, и ее одежда, и она сама стала похожа на серую безглазую и безмолвную тушку, которую чьи-то чужие руки перекладывают с места на место. Она, как мороженая рыба, не испытывала эмоций, даже отправляя матери редкие открытки со стандартной фразой "у меня все хорошо".

Неожиданно пришел почтовый перевод от бабушки с короткой припиской на корешке: "Лизонька, оставь эти деньги на крайний случай. Храни тебя Бог."

- Ну, чего ты надулась? - удивленно спрашивал Игорь вечером. - Ты же знаешь, у меня нет лишних денег.

Лиза вспомнила свою любимую бабулю, ее картофельный суп и пирожки "ни с чем"; ей показалось, что сейчас дурной сон кончится, и она окажется в чистенькой уютной кухоньке, на старом венском стуле у батареи.

Но все оставалось по-прежнему. На плите кипело белье, из большой комнаты доносились звуки драки и визгливый голос Галины, воевавшей с детьми. У свекрови громко вещал телевизор, начиналась очередная серия.

«Что я делаю здесь?» - вдруг подумала Лиза.
«Как что, вышла замуж, живешь в семье мужа. Тебя приняли, не обижают. Люди работящие, не пьют, не бьют. Муж трудится, приносит зарплату, платит алименты. Все, как у всех», - монотонно бубнил внутренний голос.
«Tолько я хочу, чтобы было, как раньше - теплый свет торшера, книжные полки, забитые любимыми книгами, письменный стол с учебниками, мамина курица "под чайником"... и никакой рыбы!»

Но в дверь позвонили - братья и Галинин муж вернулись с работы, и Лиза, отогнав непрошеные мысли, включила газ.

Следующее пробуждение от летаргии случилось 8 Марта. Семья с аппетитом доедала лимонный кекс, испеченный Лизой. Свекровь и Галина любовались флакончиками духов, полученными на Женский день. Игорь смотрел концерт по телевизору, почесываясь под майкой.

«А меня здесь нет, - вспомнилась вдруг фраза из старого фильма. - Все есть, а меня нет. Поэтому и подарить что-то забыли. Несуществующим персонажам подарков не дарят».

- Ну, чего ты надулась? - удивленно спрашивал Игорь вечером. - Ты же знаешь, у меня нет лишних денег. Наша свадьба в мае - вот это будет подарок! Хотя мать против. Говорит, что жена должна быть сдобная, а не как ручка от швабры.
- Смотри, северное сияние! - с этими словами он влез на подоконник и высунулся в форточку. Рожденный под знаком рыб, Игорь иногда становился сентиментальным и падким на природные красоты.

Но в Апатитах на Лизу обрушилась самая настоящая весна с осевшими сугробами, ярким солнцем и блеском сосулек.

Лиза печально посмотрела в окно, но не увидела ничего, кроме трикотажных штанов, отвисших на широком заду суженого...

Несмотря на март, все так же мели метели, сыпал мелкий сухой снег, пахнущий рыбой, и также муторно и беспокойно было на душе у Лизы. Что-то точило ее изнутри, как будто тонкий и робкий родничок пытался прорваться из-под снежных заносов.

И в день, когда ручеек здравого смысла пробил корку ледяного равнодушия, Лиза собрала свой клетчатый чемодан и отправилась автобусом в Апатиты.

Казалось бы, какая погодная разница может быть в двух городках, находящихся друг от друга в получасе езды? Но в Апатитах на Лизу обрушилась весна, самая настоящая весна с осевшими сугробами, ярким солнцем и блеском сосулек.

Время, оставшееся до отхода поезда, Лиза провела в читальном зале.
С удовольствием вдыхая запах старых книг, она перебирала аккуратно подклеенные томики на полке, не в силах выбрать что-нибудь одно. Перечитать хотелось все сразу.

Засидевшись в теплом зале с настольными лампами, она едва не опоздала на поезд. Билет был в общий вагон, белья там не выдавали, и спать пришлось, накрывшись шубой и свернувшись калачиком. Часами Лиза невидяще смотрела в окно, и думала, думала, перебирая в мыслях события последних месяцев. Впервые с Нового Года ей представилась возможность спокойно поразмыслить.

В Москве стало уже совсем сухо и тепло. Солнце пригревало от души, и мутоновая шубка показалась тяжелой и душной.

Билет был в общий вагон, белья там не выдавали, и спать пришлось, накрывшись шубой и свернувшись калачиком.

Переодевшись в легкую лыжную курточку, Лиза оставила вещи в камере хранения, взяла билет домой и отправилась гулять на Старый Арбат. Нужно было купить хорошего ватмана для чертежей.

Выходя из магазина с увесистым рулоном в тубусе, она остановилась у высокого зеркала. Резинка, стягивавшая волосы в тугой хвост, лопнула. Из глубины на нее смотрела миниатюрная девушка с пышными каштановыми волосами и живыми глазами. Немного бледная, но веселая.

«С чего он взял, что глаза у меня серые? Они ярко-синие», - удивилась Лиза.

Отражение ей понравилось. Она помахала себе рукой и вышла на солнечную улицу. Долгий, тяжелый и муторный зимний сон, пропахший минтаем, закончился. Растворился в живительных и горячих лучах весны, под которыми отпала чешуя с замороженной души...