Я просыпаюсь, и первое, что открывается моему сонному взору - оконное стекло, затейливо разрисованное морозным узором. А там за тонким кружевом узора в буйном танце разгулялись миллиарды снежинок. Холодный зимний ветер, задавая танцу ритм, то с силой бросает их вниз, то будто передумав, резко гонит вправо, потом влево.
Зябко поежившись, я с удовольствием возвращаюсь в плен теплого пухового одеяла и крепких объятий своего мужа. В комнате тепло. Тихо тикают часы на стене. Я бросаю на них снисходительный взгляд, наполненный внутренним ликованием, потому что сегодня выходной, и я имею полное право валяться в постели, сколько захочется. Вот так!

Мой взгляд из-под цветастого одеяла с голубого циферблата переключается на такую же голубую ленту реки на небольшой картине. Подход к реке загородили крутые зеленые холмы, поросшие березами и елками. Деревца остановились на том месте, куда они, запыхавшись, успели вбежать. Кто проворнее - повыше, а кто неуклюжий или слабый - пониже. Лист с берез уже облетел, но трава на холмах, по непонятной фантазии художника, светло-зеленая. Среди холмов торжественно белеют купола белокаменной церкви. Зелень противоположного берега реки плавно переходит в голубизну неба.
И вот я уже бегу вниз по склону, размахивая соломенной шляпкой в одной руке, а другой рукой, хватаясь за тоненькие деревца или высокие травинки, чтобы не упасть. Обгоняя меня, кубарем катится вниз Васятка и, по-мужски широко шагая, спешит Володя.
Даже в лесу жарко. Мы раздеваемся на бегу, чтобы быстрее очутиться в воде. Волна плещется и дразнит - кто первый?
Серо-голубовато-зеленая вода радуется нашему приходу и норовит попасть то в уши, то в рот, то в глаза. Мы играем с ней и друг с другом. Но долгожданную прохладу чувствуем не сразу, потому что это лето 2001 года было необыкновенно жарким для нашей средней полосы. Весь июль и август столбик термометра заклинило на тридцатипятиградусной отметке. Не спасали ни открытые настежь окна, ни включенные вентиляторы. Уснуть можно было, лишь укрывшись сырой простынёй.
И как же было здорово, что наш десятилетний Василий уехал на месяц отдыхать в небольшой волжский городок с коротеньким названием Плес. Городок, где писал свои картины Левитан, взбираясь на вершину самого крутого склона, и где память о нем бережно хранится в двух музеях: "Левитана" и "Пейзажа". Но к нашему стыду, ни его ценные картины были причиной, по которой мы попали в этот городок с булыжными мостовыми и торговыми рядами, а день посещения в летнем лагере с ласковым названием "Бережок". Поэтому мы весь день как рыбы жили в воде, выходя на берег лишь для того, чтобы поесть. В отличие от рыб, в воде нас никто не кормил.

Лишь поздним вечером, уставшие и загорелые, ползли мы по склону вверх к лагерю. Сейчас бы плюхнуться в детскую, аккуратно застеленную постель, на одеяло в застиранном цветастом пододеяльнике и забыться мертвым сном. Но, увы, мы купили заранее в автобусной кассе билеты на обратную дорогу и теперь, распрощавшись с нашим счастливым отдыхающим, поплелись по склону вниз. Спустившись вниз, мы стали карабкаться вверх к автостанции, потому что все дороги в этом городе ведут или вверх, или вниз.
Расположившись на привокзальной скамеечке под развесистой березкой, мы даже не могли смотреть друг на друга, так не хотелось покидать этот оазис прохлады и возвращаться домой в душном, с резким запахом пота, автобусе в такой же душный город, где от каждой кирпичной стены тянуло жаром, как от раскаленных камней в сауне.
Вдруг мысль, как внезапно зародившийся смерч, пронеслась молниеносно из одной головы в другую, и заставила нас посмотреть друг на друга и озорно улыбнуться. Это было безумие: у нас было мало денег, нам негде было ночевать, у нас были билеты на обратную дорогу, но мы ничего не могли поделать с собой, потому что мы решили остаться.
А потом пошло как всегда все наоборот. Если бы мы не купили билеты заранее, то их сейчас обязательно не было бы в этой забытой Богом кассе маленького курортного городка. Но уж если мы их купили, то они, конечно же, были и в кассе, поэтому продать нам их было не кому. С трудом, продав один билет, мы "плюнули" на второй, и к великой радости толстой тетки в маленьком окошечке кассы, вернули ей билет только за половину стоимости.
Но наградой нам за это был белый пароход, причаливший к берегу. Мы гуляли по набережной вместе с иностранцами, рассматривая, выставленные в длинные ряды картины, украшения, привезенные специально к теплоходу предприимчивыми художниками. Потом купив еды и пива, мы сели на берегу, свесив ноги в воду - пили пиво, ели бутерброды и долго-долго смотрели на белоснежную яхту, пришвартовавшуюся на ночлег к причалу. Яхта была пределом всех наших желаний. И смотреть на нее, особенно Володя, мог часами.
Охмелев от пива, мы решили искать тоже место для ночлега. Наш план был прост - вернуться под знакомый куст на берегу, где мы располагались днем.

Летняя ночь коротка. Солнце уходило на закат. Его красные блики на воде были похожи на долгий прощальный поцелуй с Рекой. Так хочется ощутить на себе сладость этого поцелуя! Осторожно входим в воду, и плывем, не спеша, стараясь как можно тише шевелить руками и ногами.
Проводив солнце за горизонт, заворачиваемся в покрывало, расстеленное под кустом, на котором так здорово было валяться в дневное время, и пытаемся уснуть.
Но все оказалось не так-то просто. Покрывало было сырое, земля холодной и жесткой, а рядом в соседних кустах расположилась компания молодых людей, для которых мы просто не существовали. Они бегали от костра к воде в купальных костюмах с дикими воплями, громкость которых возрастала пропорционально выпитым спиртным напиткам.
Проворочавшись с боку на бок и поняв, что уснуть вряд ли придется, мы встали и пошли, куда глаза глядят. А глаза в этой темноте летней ночи в почти деревенских условиях, видели лишь дорогу, ведущую в город. Частные домики, вдоль дороги, дразнили желтым светом своих окошек.
Вдруг мой, почти обреченный взгляд, рассмотрел приоткрытую калитку в невысоком заборе, а рядом небольшой белый сарайчик с маленькой скамеечкой. Осторожно вступая как пантеры во время охоты, мы добрались до скамеечки, и блаженно вытянули уставшие ноги. Пахло скошенной травой, разбросанной под ногами, звенели кузнечики, светила луна и было тепло и сухо. Благодать!
Но человек никогда не останавливается на достигнутом. Теперь хотелось спать, а скамейка была узкой и маленькой для двоих. Отсутствие света в окнах дома навело нас на мысли расположиться на широком большом крыльце, где можно расстелить покрывало и лечь. Подумали - сделали. Но это было не последнее искушение, которому мы подверглись в этом дворе. (Да простят нас ничего не ведающие об этом хозяева).
Большой амбарный замок на двери сообщил нам о том, что хозяев в доме нет. Заглянув за крыльцо, увидели примыкающий к дому сарай с открытым лазом на чердак. "Володя, - тихо пропела я. - Посмотри, что там наверху".
Подставив под ноги старое оцинкованное ведро, ловко подтянувшись на руках, мой муж исчез в черном проеме.
"Здесь сеновал. Лезь сюда".
Вытянувшись во весь рост на сене, от которого исходил дурманящий запах всех луговых трав, мы не удержались и приникли друг к другу губами.
"Летняя лунная ночь, чужой сарай, стрекот кузнечиков в траве, волнующий запах сена и любовь с собственной женой, такой родной и такой незнакомой, так чувственно прильнувшей и многообещающей. Это было прекрасно и незабываемо", - скажет мой муж утром.
Для меня же эта, украденная у жаркого лета ночь, была тоже волшебной и навсегда останется тем островком памяти, куда хочется мысленно соскользнуть в трудные минуты жизни и отдохнуть там.
Ну, а в тот день мы утомленные и умиротворенные, лежали и глядели на небо, через дыры на крыше. А потом достали еду и остатки пива и принялись их уничтожать. А в соседнем доме веселились гости, громко звучала музыка. Мы, как тот Бобик в гостях у Барбоса, забыв про осторожность, захмелев, тоже пели песни, подпевая тем, кто мелькал и смеялся в окнах соседнего дома.
Было глубоко за полночь, когда прижавшись, друг к другу, мы уснули.

Чириканье воробья, весело прыгавшего с ветки на ветку и ловко управляющегося со спелой вишней, разбудило меня.
"Я тоже хочу вишни", - сонно прошептала я.
Но спуститься на землю оказалось не так-то легко. Мы удивленно смотрели друг на друга, недоумевая, как же мы сюда влезли?
Поднося к моим губам очередную спелую вишню мой муж шепнул: "Ночью ты была такая же сладкая и сочная".
"Ты тоже ", - улыбнулась я.
Потом мы стряхнули прилипшие к одежде травинки, торопливо пробежали до калитки и уже бегом понеслись к великой и могучей русской реке Волге. А та встретила нас прохладной водой, звуками нового наступившего дня, шумом двигателей, проплывающих мимо груженых барж и яркими бликами играющего на гребешках волн солнца. Позднее, Володя сходил в город за едой, я а исполнила свою мечту и посетила музей "Пейзажа", расположенный недалеко на берегу.
Из маленького волжского городка мы увозили большое светлое чувство. А в память о нашей поездке, мы купили картину, ту, что сейчас висит на стене и морозным зимним днем возвращает нас в жаркое лето.

Мой муж открыл один глаз, потом другой и прошептал: "Ты чего не спишь?"
Я двинула подбородком в сторону картины. Он посмотрел в указанном направлении, крепкими мужскими руками обвил мое тело, увлекая его с собой под одеяло, где мы опять очутились в жарком лете.
А вьюга за окном продолжала кружить снежинки в безумном танце морозным зимним днем.

И как знать, может быть, чем безумнее поступок, тем сильнее от него след в нашей памяти.