Спрашивают у йога:
- Скажите, пожалуйста, а вам не больно садиться на гвозди?
- Больно только в первый раз, а потом, главное - попасть в те же дырочки!

Кому я могла понадобиться в столь поздний час? За окном промозглая ноябрьская стужа, тусклые фонари подслеповато подмигивают одиноким прохожим. Моя малышка дочь сладко посапывает в кроватке. Эх.… Ну, до чего же настырно звонят. Плетусь к двери.
- Кто там? - спрашиваю.
- Я! - кратко и лаконично.
- Кто?
- Таня!
Так мы с ней познакомились…

Таня - моя соседка. В наш дом она переехала недавно. В отличие от меня, она не была матерью одиночкой с маленьким ребенком на руках. У нее был законный супруг. Не скажу, что мы с ней дружили. Нет. Просто я была ей нужна. Периодически. У меня был телефон, а у нее - нет. Я, наверное, чересчур мягкотелая, потому что могла открыть ей дверь в любое время дня и ночи, и она этим пользовалась. Только звонить ей, по большому счету, было некому. Дочери, которая жила в часе езды, в скорую или в милицию, усмирять разбуянившегося мужа.

В ту первую нашу встречу я была несколько шокирована ее внешностью. Худощавая женщина в рваном линялом халатике, жиденькие всклокоченные волосы, огромный синяк под глазом, отсутствие передних зубов… Жизнь, как оказалось, совсем ее не красила. Только Таня на нее не жаловалась. Ни разу. Она пришла жаловаться на мужа.

Звонить в милицию или нет? По масштабам разрушений пьяный разбушевавшийся мужчина - это стихийное бедствие. Но Таня этого не замечала. Она его любила. По-своему - по-женски - любовь и жалость в одном флаконе. Не хочу, да и не могу ее осуждать, нет.
Чему я могла научить пьяную женщину в 3 часа ночи? Я, мать-одиночка, с неудавшейся личной жизнью.
Улыбаясь, Таня задала мне провокационный вопрос: "Как ты думаешь, сколько мне лет"? Мне, почему-то, сразу же захотелось скинуть ей годиков пять, и я ляпнула - 50?
Язык мой - враг мой. Таня обиделась.
- Дура! - Говорит. - Мне еще 40-ка нет! - И, хлопнув дверью, выскочила на лестничную площадку…

Долго она на меня не дулась. В следующий раз ей нужны были деньги, и она хотела попросить их у дочери,… или у меня. Дочь денег не дала, буркнула пару слов и бросила трубку. Я же долго выслушивала монолог о том, какая у Тани замечательная девочка и как она любит свою маму. Эх, Таня, Таня… Деньги я ей дала, подумала, ничего, проживу, выкручусь как-нибудь. Ведь заранее знала, что она мне их не вернет. Нет. Денег мне не жаль. Мне жаль ее - Таню. Вечно пьяненькую, распевающую по ночам песни во все горло. В этом даже есть какая-то прелесть. Я же могу иногда бренчать на стареньком потрепанном пианино?

Деньги…. Да пропади они пропадом! Из-за них не сложилась моя жизнь. Замуж я выскочила очень рано. По большой любви. Но мы были нищие. Все, начиная с ложек и вилок, и заканчивая старенькими потрепанными креслами, мы покупали сами. Большего мы себе позволить не могли. У нас-то и обручальных колец не было. Казалось бы, любви непочатый край, что нам эти бытовые мелочи? Но….
Мой муж улетел в командировку. И остался там жить. С другой женщиной. Мне же сказал на прощанье: "Быть нищим это унизительно"... Вот значит как. А может, просто разлюбил?
Теперь я живу одна. Нет, не одна, с дочерью. Моя двухлетняя малышка - точная копия своего отца. Она его не забыла. Все время спрашивает: "Где мой папа"? И от этого мне еще больнее. Но я верю, надеюсь, что встречу того, кто нас полюбит по-настоящему.

Что касается Тани, ее личная жизнь складывалась как нельзя лучше. Частенько я видела эту счастливую парочку, мерно вышагивающую по парку. Они шли, всегда обнявшись, или держались за руки, как дети. А еще у них были бурные ссоры и бурные объятья. Несколько раз из Таниного окна летели на улицу бюстгальтеры, и ранеными птицами повисали на ветвях деревьев…
Однажды, из Таниного окна тоненькой змейкой выпорхнул грязный бинт, и приземлился на ветке напротив моего окна.
- Тань, - спрашиваю, - зачем ты бинт в окно вышвырнула? Случилось чего?
- Да, - говорит, - ноги болят, проклятущие. Иногда бинтую. - И захихикала.

…Как-то, возвращаясь домой, я наткнулась на ее мужа, тихонько лежащего в подъезде на заплеванном бетонном полу.
- Что случилось? - спрашиваю.
- Танюша моя…. Ноги у нее отказали. Ее в реанимацию забрали, а сегодня утром она…умерла…. А ведь я, дурак, так ее люблю, так люблю…
Я не помню, что я делала в тот день, с кем встречалась и что говорила. Помню только, как ночью я долго плакала, уткнувшись в подушку. И я не знаю, кого из нас двоих я тогда больше жалела - себя или Таню. Но я очень верила и надеялась, что с рассветом все будет не так, все будет совсем по-другому…