- Татьян Петровна-а-а! Татья-ян Петро-о-вна-а-а! А Ира забрала куклу и не отдает! – Любка, моя вечная напарница по играм и постоянная соперница, хитро смотрит на меня и тайком от воспитательницы показывает язык.
- Ира! Играйте с Любой вместе. Пусть сегодня у куклы будут две мамы, – Татьяна Петровна озабоченно хмурится, забирая у перепачканного Вани цветные карандаши.
Ей тяжело с нами: нас у нее тридцать. И все такие разные…

Любка подходит ко мне как ни в чем не бывало и заговорщическим шепотом сообщает:
- Хочешь, страшную тайну скажу?
При этом Любка изо всех сил таращит свои зеленые глаза, чтобы мне стало понятно, насколько страшную тайну Любка знает.
- А Сережка вчера во дворе с Катькой играл… Вечером… Мы с мамой шли из магазина и их видели…
Любка делает длинные паузы и громко вздыхает. А я молча сижу на полу, до глубины своей детской души потрясенная Сережкиным предательством.

До тихого часа я не разговариваю с Сережкой, всем видом показывая, что теперь у нас не может быть ничего общего.
А когда все засыпают, Сережка прокрадывается к моей кровати и громко шепчет:
- Смотри, что у меня есть!...
А на его ладони – бабочка. Ненастоящая, с бусинками вместо глаз и тряпичными накрахмаленными крылышками. И потому – несравненно красивее, чем живая. Ведь такой бабочки нет ни у кого в группе и даже в нашем дворе.
Я забываю свои обиды и робко глажу бабочку по жестким крыльям:
- А она откуда?
И Сережка гордо сообщает:
- Татьянка сшила. Она таких сделала… ну, штук двадцать, наверное!
И для большей весомости своих слов Сережка хмурит брови и кивает головой.

Татьянка – это его старшая сестра. Она ужасно взрослая, ей скоро будет 15 лет, и она постоянно что-нибудь придумывает. Татьянка иногда приходит забирать Сережку из детского садика, и все девчонки в нашей группе хотят быть на нее похожими.

До тихого часа я не разговариваю с Сережкой, всем видом показывая, что теперь у нас не может быть ничего общего.

- Это я тебе дарю. Нарочно у Татьянки попросил. – И бабочка, мое новое сокровище, с Сережкиной руки перебирается ко мне на ладонь.
Я молча смотрю на Сережку круглыми от счастья глазами.
- Все. Спать пойду. А то сейчас Татьян Петровна придет.
И Сережка на цыпочках уходит на свою кровать. А я весь тихий час не могу уснуть, потому что рядом со мной на подушке лежит моя бабочка…

На полднике Любка завистливо вздыхает, выразительно смотрит на мой карман, где прячется бабочка, и каждые пять минут просит:
- Покажи еще раз!
И я неторопливо вынимаю бабочку из кармана, сажаю на ладонь и, когда Любка тянется погладить крылья бабочки, недовольно шепчу:
- Осторожней, помнешь еще…

Вечером дома я сижу на кухне вместе с мамой, пью горячее молоко с медом и, как бы между делом, сообщаю:
- А у нас с Сережкой любовь. Он мне бабочку подарил. Мне подарил, а Любке – нет. Потому что он меня любит. А Любка говорит, что Катьку. Вот… Но я Любке не верю. Катьке-то он бабочек не дарит… А я, когда вырасту, будут похожа на Татьянку. Я много бабочек сделаю. И всех бабочек подарю детям в садике. И все будут счастливые. И Сережке тоже подарю. Мы с ним поженимся.
И я сама уже верю в то, что мы с ним поженимся и будем жить все вместе: я, Сережка и мои родители. А мама смотрит на меня и улыбается…

***

Сегодня Любка пришла в садик в красных колготках. Это был самый шик – красные колготки. У нас всех колготки были коричневые и зеленые, а у Светки из соседней группы - синие. А вот красных не было ни у кого.
Поэтому Любка ходит как королева, ни с кем не разговаривает и иногда разрешает девчонкам с группы потрогать рубчики на колготках.

Я молча и горько завидую Любке и после тихого часа пытаюсь убежать к маме, чтобы попросить и себе красные или даже желтые колготки. Но Татьяна Петровна ловит меня у дверей, снимает с меня сапожки и усаживает за воспитательский стол.

Нам читают сказку «Серый волк и Красная Шапочка». И беда постепенно отступает. Я уже представляю себе, как Любка, когда пойдет домой в своих красных колготках, встретит Серого волка, и он ее съест. От такой мысли я злорадно улыбаюсь и с видом победительницы смотрю на Любку.

Я уже представляю себе, как Любка, когда пойдет домой в своих красных колготках, встретит Серого волка, и он ее съест.

Сережку из садика сегодня забирает Татьянка. Он одевается и неторопливо рассказывает Татьянке про сегодняшний день. Я сижу рядом с ним на скамейке, болтаю ногами и жду, когда за мной придет мама.

- Сегодня Любка пришла в красных колготках. Ей все девчонки завидовали. А Ира не завидовала, она улыбалась. А еще нам читали сказку про Волка и про девочку. Она по лесу ходила. И у нее была Красная шапка. А потом бабушку съел волк. Но он как бы ее не съел, потому что ее потом спасли. С ружьями. Разбойники.
- Охотники, – поправляет его Татьянка.
- Да-а. А я не испугался. Я знал, что ее спасут. А я буду Иру защищать. От волка. Мне нужно ружье купить. Ира пойдет домой, а я пойду за ней. Чтобы на нее не напали.
- Ого… Да у нас защитник растет! Обязательно ружье купим, только потом, – Татьянка смеется, поправляет мне бант и берет Сережку за руку. А Сережка на прощание машет мне рукой. И я тоже ему машу, сильно-сильно…

***

- Дети, встаем в пары! Сейчас мы с вами будем разучивать танец на наш выпускной вечер. Ну же, вставайте: мальчик-девочка, мальчик-девочка!
Воспитательница по ритмике хлопает в ладоши.

Сережка подходит ко мне и берет меня за руку.
- Сереженька, давай мы тебя со Светой в пару поставим, вы оба высокие… - Татьяна Петровна подходит к нашей паре.

Но Сережка упрямо мотает головой и не выпускает мою ладошку.
- Мы вместе.

А у меня в животе как будто летают разноцветные бабочки и щекочут меня своими крыльями. И еще глаза щиплет.
Просто я не одна. Мы вместе. И я крепко сжимаю Сережкину руку и даже боюсь дышать от внезапного счастья.

Мы учим танец. Он очень длинный и постоянно меняется: то быстрый, то медленный. А я радуюсь тому, что мы так долго танцуем, и еще, что повторяем танец уже третий раз.
И мы с Сережкой кружимся: он – высокий, а я – маленькая. И держимся за руки.

За обедом мы сидим за одним столом: я, Сережка и Любка.
Любка моргает мне обоими глазами и ждет новостей. Но я не замечаю ее напряженного взгляда и ем молча, иногда тайком взглядывая на Сережку.

- А Ира меня будет с армии ждать, она будет моя невеста, – вдруг невпопад говорит Сережка.

Наконец Любка не выдерживает.
- А я с Колей танцую…..
Мы с Сережкой переглядываемся и молчим.
- А мы будем вместе с соседней группой танцевать. И Катька тоже будет, - торжествующе сообщает Любка. – И мы будем читать стихи родителям. Я буду первая читать, мне Татьян Петровна сказала…

Но мне не страшна сегодня даже Катька из соседней группы. Потому что с Сережкой танцую я.

- А Ира меня будет с армии ждать, она будет моя невеста, – вдруг невпопад говорит Сережка. – Все мужчины должны идти в армию. А невесты должны их ждать. И потом они все женятся….
Любка замолкает до конца обеда.

Перед тихим часом она отводит меня в сторону и недоверчиво спрашивает:
- У вас что, любовь?
При этом Любка поджимает губы и становится похожа на мою бабушку, когда та сердится.
Я выжидаю минуту и таинственно говорю:
- Ну-у-у… Мы вообще-то еще не знаем… В армию – это ведь нескоро… Ну и маму надо сначала спросить. А то ведь поженимся - и Сережка тогда с нами жить будет, ему надо и кровать покупать, и одежду там всякую… – Я вздыхаю, подражая маминым вздохам в разговоре с подружками…

***

На выпускной мне сшили платье: в синюю и белую клетку. И еще на платье внизу были оборочки, а на воротнике приколот цветочек. И бант у меня был белый и самый большой.
Мы с Сережкой кружились под музыку и хлопали в ладоши, когда останавливались. И мое платье тоже кружилось, красиво-красиво.

Потом мы пили чай в группе, вместе с родителями. А за окном детского сада ярко светило солнце, и я была самым счастливым человеком на свете…

Мы шли домой вместе: я с Сережкой и наши родители. Сначала мы с Сережкой болтали, а потом просто шли рядом молча.

А потом я махала рукой вслед уезжающей машине так сильно, что казалось, ладошка оторвется.

- И где дали квартиру? А балкон есть? А этаж? А Сережка в школу там пойдет, вы уже с завучем разговаривали? – я услышала вопросы своей мамы и даже остановилась.
- Кто пойдет? Сережка? – я дергала маму за руку.
- Сладкая, они переезжают в другой дом. Скоро мы пойдем их провожать и помогать переносить вещи. А потом обязательно поедем к ним в гости! Ты что, плачешь?!...

А для меня умирало солнце. Внутри было больно-больно. Потому что в школу мы с Сережкой должны были идти вместе. У нас же любовь…

И дома, уткнувшись в подушку, я плакала горько, со всхлипами. А мама сидела со мной рядом и гладила меня по волосам. И бант, белый и нарядный, лежал на подушке смятыми тонкими ленточками и словно таял от моих слез…

***

Я помню, как мы провожали Сережку. За ними приехала большая грузовая машина. Все вещи из квартиры были выставлены на улицу. Они стояли по дворе - сиротливые и одинокие, - и мне снова хотелось плакать.

А потом я махала рукой вслед уезжающей машине так сильно, что казалось, ладошка оторвется. А Сережкино лицо расплывалось за окном машины: может быть, от дрожания стекла, а может быть, от моих слез…

Мы так и не съездили к Сережке в гости. На лето я уехала к бабушке, а потом, в школе, прежнее горе отступило и спряталось за учебниками и тетрадками.
Бумажку с адресом мы как-то потеряли. А телефоны тогда были редкостью.

И сейчас я уже понимаю, что восемь остановок на автобусе – это рядом. А тогда мне казалось, что это так далеко, что практически навсегда…

Мы с Сережкой так и не встретились. Хотя, может быть, мы каждый день проходим мимо друг друга – и не помним, что когда-то он подарил мне игрушечную бабочку, а я обещала быть его невестой.

Была ли это любовь? Наверное, нет, потому что любовь – серьезное и глубокое чувство. Просто это были самое первое счастье и самое первое горе в моей детской душе.
И, наверное, я даже боюсь случайно встретить своего Сережку… А вдруг он будет совсем не тем Сережкой, которого я помню? Вдруг моя необыкновенная бабочка окажется лишь смешной и неумелой поделкой? Что тогда?...

Лучше пусть он, мой первый мальчик, останется в моей памяти добрым и нежным воспоминанием, которому есть такое ласковое имя – Сережка…