Стук сердца. Вздох. Взгляд. И снова, но уже по иному: взгляд, вздох… Куда исчезают мгновения? Время незаметно растворяет их в себе. Краски меркнут, звуки затихают. Наши воспоминания превращаются в размытые внезапным дождем акварельки. И все же образы прошлого, и в особенности образы чувственные, не стираются до конца, они остаются в душе. Надолго. Порой навсегда. Так появляется щемящая до ломки ностальгия по событиям и людям, которые некогда были частью твоей жизни и наполняли ее смыслом. Из-за любви и привязанности, отравленных горьким ядом зловещего рока, по-моему, и рождаются стихи и рассказы.

Он приехал к 23.00. Возможно, немного пораньше. Безумно, то есть, пребывая без ума от переполняющей меня нежности, я хотела поцеловать его. Нацеловаться с ним вдоволь, нацеловаться впрок, насытиться и сохранить этот миг. Потому что, наверное, в последний раз… Но сильнее всего мне на самом деле хотелось просто очень крепко обнять его и уснуть вместе с ним. Это ведь наивысшая степень доверия и близости, полного родства телесного и духовного. Да, больше всего на свете я тогда мечтала об этом. Чтобы вдвоем. Чтобы тепло. Чтобы уютно и спокойно. И плевать на холодное "завтра"! Я так хотела раскрыть всю красоту моего чувства к нему и позволить любить вновь ему самому! Есть мы, есть "здесь" и "сейчас"! Понимаешь?!! Ты понимаешь?! А он не слышал меня. Или делал вид.

Один раз! Господи, всего один лишь раз! Разве я многого прошу у тебя?!! Острое осознание неосуществимости моих желаний больно обрывало внутри меня все струны, но надежда тотчас воскрешалась волнами неописуемого восторга. Я была невозможно невозмутимой и почти умиротворенной. Я была неистовой дикаркой и истерически бушевала. Неожиданно оказалось, что эти яркие и такие противоположные ощущения совершенно необъяснимо могут сливаться в безумный поток единой мощи. Они превращаются в сокрушительный водоворот любви и страсти, утягивающий вглубь и накрывающий с головой. А тебе остается лишь покорно захлебнуться им и утонуть…

Неужели он не любит меня?! Неужели не хочет прикоснуться ко мне?! Несмотря на всю прозрачную очевидность и столь же призрачную иллюзорность этого драматичного момента, я практически не сомневалась: он мне не ответит. Он не поцелует меня. Он не пойдет на это даже сейчас, когда совершенно ясно, что мы зависли над пропастью неминуемой потери. До нее остался только шаг… Но вопреки собственному же здравому смыслу - я надеялась. Я читала в его глазах: "Хорошая моя…". ОН МЕНЯ УМОЛЯЛ.

Ну зачем, зачем же тогда он приехал? Утешить меня? Дружески поддержать? А быть может, что страшнее всего - посмеяться?! Потешить свое самолюбие у раздавленной несбыточной мечтой меня? Да нет, этого быть не может! Это не о НЕМ. Да! Да! Я пытаюсь уличить его в низком - чтобы проще было разлюбить…

Стрелки часов куда-то неслись, неслись... Мы же держались за руки, обнявшись, и просто молчали. А потом он вдруг достал книгу и начал мне читать вслух. Это было нелепо, но, Господи, как же по-семейному привычно и мило - он часто так делал раньше во время наших встреч. Он читал с выражением. Старался. Был так увлечен, будто забыл, что я рядом, что он со мной. Строчки, строчки, еще страница… Отчаяние приближающейся разлуки причиняло мне почти физические мучения, но я даже вслушивалась и ловила обрывки смутных образов. А что на самом деле в тот миг думал он?

Какая бесподобная трагикомедия! Какой безупречный, какой фантастически идеальный фарс! Мы пытались разыграть друг друга и притвориться, что с нами все в полном порядке, мы невозмутимы и все контролируем. Но мне было ясно: за этой будто бы непринужденной и почти искренней улыбкой на наших лицах в действительности намалевана корявая трещина.

Я была в прострации. Я слушала его, затаив дыхание, и боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть его лишним движением, так не хотела, чтобы он уходил. Я не могла отпустить его от себя… А потом он вдруг читать перестал. Я понимала, что это наши последние минуты вместе. Тогда я попросила его пройти в спальню - нет, никаких иллюзий, просто там на кровати лежало в конверте мое к нему письмо. Я прежде никому не писала подобных признаний, а ему написала. Все как есть. Без утайки и без стеснения. Так захотелось. Потому что - на прощание. "Да! Сейчас это все-таки случится! Он все поймет и наконец скажет мне то, чего я так долго ждала!" - крутилось в моей голове.

Какая глупая! Какая наивная! Настоящая идиотка. Самая нас-то-я-щая! Он внимательно изучал мою вывернутую наизнанку душу и был при этом невозмутим. На его лице не дрогнул ни один мускул, он ни разу нервно не сглотнул, его пальцы уверенно сжимали мои листочки. Он ничем себя не выдал. Завидное самообладание! А быть может, обыкновенное равнодушие? Он порвал письмо на мелкие кусочки и спустил их в унитаз. Я сама попросила об этом, но мне показалось, что сделал он это уж как-то слишком легко… А затем он встал и сказал, что ему пора. Вот так запросто.

К этому моменту я уже умерла. Я онемела от бессилия и нечеловеческого напряжения и просто наблюдала за происходящим со стороны. Проводила его до коридора. Посмотрела ему в глаза. Он попытался пошутить, но я закрыла дверь. Он забыл на столе сигареты и зажигалку. Я ему их никогда не верну! Никогда! Я затушила свечи и опрокинула на постель свое измученное тело. Мое искалеченное сердце кровоточило, напоминая израненную, мечущуюся в агонии птицу. Оно еще билось, но шрамы от опустошивших меня страданий неразделенной любви превратили его в уродливый пульсирующий комок. Пелена ливня мгновенно и против моей воли застелила мне глаза. Я была чертовски пьяной. Я была самой пьяной и самой несчастной дурой на всем земном шаре. Какие-то отмороженные ублюдки полночи носились по лестнице и что-то орали. Я часто просыпалась, пылая от жара, наверное, у меня поднялась температура, и словно в лихорадочный бред заново проваливалась в очередной тусклый и омерзительный сон. Мне было так тошно и страшно от одиночества, я так ненавидела себя за свою бесконечную дурь и вечное стремление идти путем сердца, за свою непростительную несдержанность и желание быть счастливой наперекор всему! Отчего, ну отчего же я такая?!!

Клянусь, больше всего на свете я хотела быть с этим человеком. Я им восхищалась и безгранично уважала его. Я ЛЮБИЛА его. У нас были многочасовые искренние беседы, у нас было сиюминутное беззвучие тишины, когда наши глаза глядели друг в друга будто в бездонное самое себя… Все это было, но мы ни разу не ощутили тел друг друга. Порой притяжение достигало такой силы, что чудилось, искры нашего влечения обжигают нам кожу… Да, никого в жизни я так всепоглощающе не любила, и конечно, уже никогда не полюблю. А мне и не надо. Или я ошибалась? Ведь каждый раз любишь по-разному… Теперь, спустя много лет, все это звучит более, чем странно… Я улыбаюсь и скорблю одновременно.

Однажды он проронил, что "идет МИМО меня". Я же - не придала этим словам значения. Потом не поверила в них. Мне все что-то казалось, казалось… Даже сейчас, когда я обрела то, что предначертано, и иду по указанной дороге, не перестаю думать: а ведь все-таки у нас с ним была Л-Ю-Б-О-В-Ь. Та самая невероятная и безотчетная любовь, которую не в силах раздавить ни обстоятельства, ни предрассудки, которая не знает срока годности и не иссякает со временем. Только вот он до сих пор не может говорить о ней, а я до сих пор не могу о ней молчать.