"Но, Маргарита, не тревожьте себя.
Все будет правильно. На этом построен мир".
М.А. Булгаков. "Мастер и Маргарита"

Кода я родился, вокруг стоял совершенно одуряющий аромат... Липа, мышиный горошек, чуть влажная земля... Я называл это запахом моей весны, и может быть, потому у меня такое имя - Май. Или это я такой из-за имени... Все мы ищем причинно-следственные, законно-родственные, еще какие-то связи... Ладно, простите, я не о том. Всю жизнь я очень любил это место, необыкновенное! Отчего же, скажете вы? Ну, парк, ну, там, трава, деревья, таксы-мопсы всякие... Молчу, каждому свое: вам, возможно, кожаное кресло и массу тисненых дорогущих папок, а мне...

Так уж вышло, я пристрастился подолгу смотреть на людей, я находил в этом искреннее удовольствие! Они приходили, садились на траву под моим деревом, ели, беседовали, молчали, читали что-то. Я читал вместе с ними, становилось скучно, и я начинал разглядывать их... Я узнавал тех, кого видел всего раз, радовался им, а потом начал понимать многих даже лучше, быть может, чем они сами. Или нет? Нередко, печальные или раздраженные, они уходили совсем светлыми и легкими, а старые мшистые корни еще долго трещали от дневного груза.

Я аккуратно заглядывал к ним в книги, но почти всегда ничего особенного не видел. Разве что, запомнилась мне девочка с цветной книжкой, что-то про гору, которая полюбила птицу. Я тогда впервые задумался, как это, и что могло значить? А потом долго шли дожди, все стало другим. Думал, заболею. Обошлось.

Я отлично загорел, стал похож на индейца в какой-нибудь южноамериканской местности. Совсем переменились краски. Тополь наконец-то перестал бредить своей, всем порядком поднадоевшей, зимой. В тот день не хотелось никого видеть, будто я пытался пропитаться тишиной, стать ею, слышать, о чем она говорит. И как по заказу, под деревом появились две, абсолютно не отягощенные вопросами философии барышни, яростно сплетничавшие, терзавшие слово "люблю", будто пытались перегрызть канат. Не люблю я этой "вербальной моторности", да еще и стерео получилось то еще, так что к середине дня я был окончательно разбит. Не помню, когда они ушли, всему виной странный, тяжелый звон, мертвая колонна ожидания неизвестности. Господи, почему? Ах, да, я забыл... Все здесь имеет свою причину, а вот знать ее просто так не положено... Я задумался, потому не заметил никаких новых движений, когда что-то бесшумно опустилось на старую надтреснутую кору. Я повернулся и увидел... Ее волосы... Они пахли моей весной, и эта мысль, невесомая и тревожная, всколыхнула, кажется, даже дерево. И я слышал. Слышал ее боль и смятение, оно гудело в стволе клена слишком отчетливо, даже сорока, истеричка эта, суетливо упорхнула на соседний тополь.

- Мне все равно... все... - то ли так она говорила, то ли казалось мне, но глаза... Глаза твердили, умоляли: "Что же? Как же так? Почему?"... Я невольно улыбнулся этому "вопросу дня", легко тронул ветку, и весь огромный клен зашептал ей что-то простое, искреннее, как сон, как флейта, как весна ... Она молчала и, чуть улыбаясь, сама не верила, что может это сейчас... Надела очки, книгу взяла... Боже, чудо-то какое! Я бы сейчас все что есть, всю жизнь свою отдал, чтобы оказаться на ее ладонях, сделать так, чтобы она улыбалась... она должна быть счастливой... Да, кто она-то? Кто она такая? Зачем мне? Думал, а сам смотрел на открытые страницы, не пытаясь читать, не зная автора и названия... Лишь одна фраза стала огромной, и я понял и гору, и птицу... Словно полоснуло по горлу, перехватило воздух и я, собрав все, что осталось, крикнул: "Люблю!!! Я люблю тебя!!!"

Вокруг было темно, пахло типографией и домом, древесиной. Тонкая вишневая струйка сочилась прямо на бумагу. Через миг, отогнав слабость, я увидел слепящее закатное крыло. Она ласково улыбалась надо мной, гладила меня, говорила:
- Какой ты... Ты лучше всех...

А я все смотрел под стекла ее очков, в уголочки, где подрагивали слезы. И оттого еще сильнее краснел. Или уже не оттого...

Больше я почти ничего не помню. Ветер сильный, какой-то безумный коллаж бесформенных красок, много-много звуков и пустота...

А сейчас я лежу, весь скрученный, в полной темноте и будущее меня мало беспокоит. А чувствую себя куличом из детской песочницы. И я счастлив, слышите? А знаете, почему? Теперь она, женщина, моя любимая, будет спокойна... Тогда, лежа внутри ее книги, я сполз, и моя кровь бежала прямо на слова... Я самый счастливый кленовый лист! Теперь я точно знаю, она заметит, прочитает и поверит, что: "...все будет правильно... На этом построен мир..."