Квартирант, которому мать Тани сдала одну из комнат, был человеком необычным. Возможно, там, откуда он приехал, было много таких весёлых, интересных и загадочных мужчин, но Танька этого не знала и каждый раз завороженно его рассматривала. Всё в нём было не так, как у других: и глаза у него были зелёные колдовские, и улыбка как у артиста с экрана, и голос красивый. Он часто играл на гитаре, а Таня прикладывала ухо к стене и слушала песни, от которых на глаза наворачивались слёзы. В каждой песне была какая-то тайна и грусть, которая Тане была знакома, поэтому она считала, что он поёт о ней.

За свои тринадцать лет Тане редко выпадала возможность повеселиться. Забота о младших братьях и сёстрах лежала на ней, поэтому уроки делать она не успевала, за что в школе ругали учителя и насмехались одноклассники. В такие моменты ей очень хотелось сказать учительнице, что младший болел, мать была на работе, вот и не успела стихотворение выучить, но произнести эти слова было сложно, поэтому она только опускала голову ниже, а глаза в очередной раз наливались слезами.

На жизнь она не жаловалась, хотя иногда очень хотелось погулять с девочками во дворе, надеть какую-нибудь обновку или хотя бы раз в жизни сходить на школьную дискотеку. Но с тех пор, как мать, в поисках прибыли, сдала комнату приезжему, её жизнь переменилась.

Каждое утро она выходила из комнаты, ожидая когда он пойдёт на работу, и смущённо здоровалась с ним. Иногда он весело ей подмигивал, тогда весь день Таня, закрывая глаза, вспоминала его улыбку и горячо краснела. Всё больше времени она стала проводить у зеркала, глядя на своё отражение, которым не всегда оставалась довольна. Худые мальчишеские плечи, ни намёка на женское тело, разве что грудь начинает появляться, но где ей до красавиц, которых он видит сплошь и рядом. Нарядов у Тани было немного, она успевала все перемерить за день, чтобы встретить его и поразить. Правда, поразить его пока не удавалось. Вечером он всё больше был усталый и мало внимания обращал на Танины затраченные усилия.

Однажды взяла книгу стихов с полки, почитать со скуки. Открыла наугад, прочла и потемнело в глазах от внезапно нахлынувшего потока удивления и радости: кто-то писал о ней, о Таньке, словами красивыми и нежными, от которых знакомые слёзы в глазах и дрожь странная по всему телу. "Ты письмо моё, милый, не комкай, до конца его, друг прочти, надоело мне быть незнакомкой, быть чужой на твоём пути" - задумчиво повторила Таня. В стихах этих колыхалось море, которое Таня никогда не видела, но сейчас почему-то ясно представила, от слов кружилась голова и тянуло где-то в груди. И была сейчас Танька не в штопанных чулках, а со сжатыми под тёмной вуалью руками, шепчущая слова красивому рыцарю: "Должен на этой земле испытать каждый любовную муку".

Внезапно расплакавшийся малыш прервал оцепенение, но одно Таня поняла ясно- ему надо открыть свою тайну. Что будет потом, она представляла смутно, но уверена была, что будет то что-то грандиозное и сказочное. И стала ждать вечера. Ожидание волновало её, стрелки на часах, как назло, двигались медленно, а мать всё никак не уходила на работу. Вдруг хлопнула входная дверь. Пришёл, вероятно. Мать давала указания, но Танька не слышала ни одного слова.

Когда дети уснули, она в последний раз взглянула в зеркало, которое удивило её - глаза блестели странным неизвестным огоньком, отчего всё лицо казалось прелестным, как у дам с картинок.

Он сидел на кровати и наигрывал мелодию на гитаре. Улыбнулся приветливо.
- Хотела чего-нибудь?
- Нет, - ответила Танька, присаживаясь на уголок дивана.
- Скучно тебе тут, наверное?
- Скучно.
- Лет тебе сколько?
- Четырнадцать, - почему-то год добавила Танька.
- Хочешь спою?
- Спой, - прошептала в ответ.

Комната наполнилась звуками, которые закружили Таню в мысленном танце, она сидела, сложив руки на коленках, но словно танцевала на балу, а за талию её держал красивый зеленоглазый кавалер. "Я люблю Вас, люблю Вас, люблю", - смеялась Таня, и слёзы радости катились по щекам. Но вдруг музыка прекратилась. На неё удивлённо смотрел сосед. Бальный зал вдруг превратился в полутёмную комнату, а танцующая красавица в Таньку, прикрывающую руками, заштопанные чулки на коленях. Только красивый рыцарь всё также смотрел на неё. "Люблю Вас", - тихо сказала Танька и расплакалась.

Он сначала удивлённо смотрел на неё, потом тихо погладил по голове, но Танька не переставала плакать, слёзы катились по щекам, худенькие плечи вздрагивали. Ему было очень жаль эту смешную девочку с наивными голубыми глазами, которая постоянно что-то стирала во дворе под краном, таскала за собой малышей и носила убогие перешитые мамины платья. Повинуясь какому-то отеческому чувству, он прижал её к себе, успокаивал, гладил по голове и сам чуть не плакал.
- Иди спать, - сказал ей тихо, стараясь не смотреть в наполненные недетской болью глаза.
Долго ворочался в кровати, не мог уснуть.
"Завтра же съеду отсюда, зачем девчонку мучать", - пришло верное решение.
А в соседней комнате Танька мучалась от какой-то незнакомой боли, от которой хотелось обхватить живот и рыдать в голос. Она прошла в ванную и долго смотрела на окровавленные ноги, и капельки крови капали на пол, оставляя причудливый узор.

"Ты сегодня стала взрослой", - улыбнулась мама, обнимая за плечи.

Утром квартирант увозил вещи, а Танька плакала, лёжа в кровати, и думала: "Неужели так больно становиться взрослой?"