«Ведь каждый, кто на свете жил, любимых убивал.
Один жестокостью, другой — отравою похвал,
Коварным поцелуем — трус, а смелый — наповал…»
О. Уайлд

— Ба, иди, смотри, вроде нашла, — закричала из кухни внучка.
— Что ты нашла? Чего кричишь? — Людмила Григорьевна медленно поднялась с дивана и пошла на зов.
— Да не что, а кого, — внучка ткнула пальцем в экран, — сама же просила. Сайт нашла с нужной фамилией. Он?

Сердце вдруг ёкнуло. С экрана на нее смотрело уже подзабытое лицо ее Лёнечки.

«Лё-ня, Лё-ня, динь-дон, динь-дон». Это имя колокольчиком звенело в ее памяти всю ее жизнь.

…Когда же она впервые увидела его? Да, точно, когда забежала за подружкой, чтобы пойти на репетицию хора. А училась она тогда в седьмом классе в деревянной школе небольшого сибирского поселка Копьево.

«У нас будет жить, — шепнула ей Галка, — мать согласилась им комнату сдать. Знакомые попросили… в их деревне только восьмилетка, а ему доучиться хочется, чтоб в институт…»

Люся посмотрела украдкой. Ее взгляд встретился с добрым и внимательным взглядом синих глаз. Влюбилась. Сразу и навсегда. Бывает же!

Люся посмотрела украдкой. Ее взгляд встретился с добрым и внимательным взглядом синих глаз. Влюбилась. Сразу и навсегда. Бывает же!

Волшебное время! Он только немного ее ревновал. А как же? Она — красавица с огромными голубыми глазами и осиной талией, звезда своей школы, да чего там — всего поселка, или даже района. Вместе с Галиной они пели дуэтом и без конца участвовали в каких-то концертах, вокруг вились поклонники. Мимо ее дома часто прогуливался старшеклассник и отличник Димка. А ей? Ей был интересен только он — Лёнечка.

А потом пришел тяжелый и унылый день — день расставания. Леня поступил в летное училище, собирался ехать в далекий город — учиться. Это грустно, но ведь… ненадолго. Они будут писать друг другу, а потом он приедет, а она — окончит школу к тому времени, и они поженятся, и она тоже уедет с ним из поселка, и они будут жить вместе в большом городе — лучше в Москве, долго и счастливо, и она станет знаменитой певицей.

Письма приходили часто, Люся ждала, скучала. Леня приезжал иногда на каникулы. Какое счастье были эти встречи! Еще год, еще полгода…

Он не приехал на каникулы — дела, но его друг Эдька рассказал ей при случайной встрече, что познакомился Леня там… с одной. Встретились в компании... а теперь она вяжется к нему, как репей. Не поверила... написала... спросила. Всё оказалось правдой. Случилось… и, как честный человек… Тогда у мужчин были другие представления о честности.

…«Да. Глупо всё получилось. Может быть, надо было всё бросить и ехать. А я? Бросила писать и ждала, ждала, что примчится, объяснит…»

Следующий снимок. Лёнечка в молодости, девица рядом. Жена!

…Люся шла тогда с работы. Не сложилось у нее с городом с первого раза — поступила только на заочное в педагогический. Осталась в поселке, в детский сад на работу устроилась. Папа сердился, другой судьбы он для нее желал, зато мама довольна была — с ними их единственная радость. Люся бодрилась, но ночами иногда плакала тихо в подушку о нескладной своей жизни.

Только в свой переулок свернула — глянь, навстречу Леня с молодой женой под ручку.

Поздоровалась с ними одеревеневшими губами. «Здравствуй», — хрипло сказал Леня. Жена зыркнула настороженно.

На фото за столом — большое семейство. Кто это? Неужели этот седой и худощавый старик с потухшим усталым взором — её Ленчик? Он! Да… жизнь сурова.

Люся мимо, быстрее, прибавила шаг. Поскорее домой, уткнуться в родную подушку. Плакала:

«За что? Почему так получилось? Почему? Жена! Глупость, какая глупость! Нашел… да страшную такую. Хотя… так ему и надо, пускай теперь... Мог бы ведь приехать, повиниться. Я бы всё ему простила, всё. Не приехал… может, разлюбил? Димка, вон, в Ленинграде учится в каком-то знаменитом институте, и никогда она ему ничего не обещала, иной раз ответит, а иной раз нет, а он всё пишет и пишет. Может быть, выйти за него замуж, назло… и отсюда подальше уехать и не думать, не вспоминать…».

…Следующий снимок. Бабуся — коротко стриженая седая — в теплой вязаной кофте, рядом симпатичные мальчишки… Опять бабуся, теперь с женщиной помоложе. Похоже, их дочь. Так, а это…

На фото за столом — большое семейство. Кто это? Неужели этот седой и худощавый старик с потухшим усталым взором — её Ленчик? Он! Да… жизнь сурова.

…Когда же виделись они последний раз?

Они шли с вокзала с утреннего поезда: Люся с новорожденной дочкой на руках, рядом муж — Димка, мама.

Навстречу компания веселая, вернее, навеселе. Тоже, значит, погостить к родне приехал. Увидел, изменился в лице, почему-то дурашливо раскланялся:

— Поздравляю! Желаю и дальше успешно размножаться!

Так было горько тогда. Захотелось оставить и ребенка, и Димку, и бежать за ним — разрушить этот узел непонимания, обид, обнять и заплакать у него на груди.

Но… сжала губы и прошла мимо гордо, как всегда. Димка нахмурился, злобно посмотрел, а потом усмехнулся и с видом победителя потопал следом за ней с чемоданами.

…«Как давно всё это было…» Людмила Григорьевна отходит от компьютера и устало идет в свою комнату, но рукоделие уже не увлекает. Она знает, что нет ее Лёни в живых более семи лет. Не так давно нашла в интернете ей внучка на сайте «одноклассники» знакомого, все того же Эдика. Стали переписываться, порасспросила об общих знакомых. Узнала от него эту грустную новость. Написал Эдик также, что работал Леня где-то на Севере механиком, потом заболел — инсульт. Переехал с семьей в небольшой городок в Сибири. Там и доживал.

И, хоть глупо и смешно, наверное, а часто думала, особенно, в горькие моменты жизни — а как бы всё было с ним? Как жаль иногда было той, несбывшейся любви.

Вроде «дела давно минувших дней», а расстроилась ужасно. Почему-то всегда мечталось, что встретятся — поговорят. И расскажет она ему, как жила все эти годы, и о том, что нет давно в живых первого мужа — Димы. Две дочки, квартира в большом городе, но не сложилось. Вроде привыкла — притерпелась к его тяжелому характеру, но выпивать изрядно начал. И еще… встретился мужчина — Виктор-«победитель». Любовь! Ушла тогда от Димы и не пожалела ни разу. Дочери уже подросли, еще одна малышка в новом браке родилась.

Хотя и во втором браке тоже всё не безоблачно было, но, главное, были чувства, много ездили. Целый мир открылся. Витя — муж дорогой. И его уже нет два года.

Три дочери, внучки, внуки, уже правнуки. Как мечталось когда-то — стала москвичкой. Сбылось, но без него — Лёни. И, хоть глупо и смешно, наверное, а часто думала, особенно, в горькие моменты жизни — а как бы всё было с ним? Как жаль иногда было той, несбывшейся любви.

Вспоминала, вспоминала всю жизнь, и всегда хотела спросить: «А ты, был ты счастлив без меня?»

«Глупо, конечно. Наверное, был счастлив. Вон, сидит в окружении дочери, сына, внуков. Надо же — четверо внуков у него. А иногда, конечно, был несчастлив. Эдька писал, что выпивал он там — на Северах».

А теперь фотографии эти…

В воспоминаниях прошел день. Вечером позвонила старшая дочь. Поведала ей свои печали.

— Да, мам! Какая у тебя натура чувствительная всё же! Ну, что теперь грустить? Всё сложилось, как сложилось. У тебя жизнь интересная какая была, и до сих пор ты красавица. Дети любят, внуки обожают. И потом, как говорит мой муж: «Нет в жизни правильного и неправильного. Нет плохого и хорошего. А есть только твоя уникальная жизнь, которая по самому своему факту существования необходима в контексте сенси-космикус. Для Вселенной, значит». А ты сама говоришь, что он — человек «наиумнейший». Вот и прислушайся!
— Неприятно мне фотографии эти смотреть.
— Ну вот! Ты же хотела о друге своем узнать — узнала. Хотела фото его увидеть — нашла. Чем опять недовольна? Почему неприятно? Наоборот, еще раз посмотри и еще. Разберись, что недовольство твое вызывает. Жена его, старушка? Она в чем виновата? Может прожила всю жизнь без особой любви со стороны мужа, да еще он то выпивал, то болел. Вот и подумай!

На другой день Людмила Григорьевна вновь открыла страницу и стала смотреть фотографии.

Вспоминала, вспоминала всю жизнь, и всегда хотела спросить: «А ты, был ты счастлив без меня?»

«А ведь правда — сложилось, как сложилось. Значит, не судьба была. А может быть этим «не судьба» люди лень свою прикрывают? Не хотят бороться за любовь. Хотя… плохое слово «бороться». Как там, в Библии… «любовь долготерпит, милосердствует, … всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит»… Не бороться надо, а если дал Бог любовь, как дар — её надо беречь! Не уберегли... Обидно, конечно, иногда. Но что теперь поделаешь? А потом — дед на фотографиях и среди внуков — это не мой Лёнечка! Мой — тот, молодой, красивый, на черно-белых снимках. А мой дед — это Витя!»

Она подошла к пианино, долго смотрела на его фотографию.

«Прости, мой дорогой. Как же мне трудно без тебя! Прости, мало вспоминала тебя эти два дня. А ведь только с тобой много сбылось. Вот так всегда: «что имеем — не храним, потерявши — плачем».

Все домашние разбежались по своим делам. Людмила Григорьевна вспомнила, что обещала купить внуку что-нибудь к чаю, неспешно оделась и вышла на улицу. Она пошла по Кутузовскому, купила в магазинчике сладости, а потом прошлась по шумному бульвару и свернула на набережную Шевченко, пошла к дому. Огромный город рядом жил энергичной, не прекращающейся ни на минуту жизнью, а здесь днем было довольно пустынно и тихо, лишь осенняя листва мягко шуршала под ногами.

Вспомнились строчки Цветаевой:

«Я изменяюсь как-то постепенно,
Шагая через древнюю Москву.
Туманно, тихо, холодно, волшебно,
Какое чудо — я еще живу».