"Раз, два, три. Раз, два, три…" - считал он про себя, глядя на впереди идущую девушку. Она смешно шагала, четко выбивая, какой-то ритм, совершенно не в такт улице и погоде. Дождик заставлял людей прятаться под зонты, а она опустила зонт и перепрыгивала лужи, словно в классики играла. Дул холодный ветер и прохожие укрывались от этого холода под шарфами. Все куда-то спешили, наклонив голову и не улыбаясь. У всех свои заботы свои тревоги, да и погода, серая. Прохожие все тоже серые. Он сам не отличался от них всего несколько минут назад. Сам шел, наклонив голову и укрывая щеки и нос в шарф. Он был без зонта, только потому, что забыл его дома, думал, что взял, а на самом деле оставил на полочке в прихожей. И тут вдруг она. Вначале он заметил ярко-красный зонт. Совершено неприлично яркий зонт на серой улице. И заметил-то он его только потому, что этот неприлично яркий зонт, был еще в совершенно неприличном для зонта положении. Это было бы все равно, что если бы человек пошел по улице на руках. В дождливое утро, зонт был хоть и раскрыт, но опущен. Дождь, бил в него, а он прыгал в руках хозяйки, в тот же самый ритм "раз-два-три, раз-два-три…" Он оглядел ее бегло, девушка всем своим видом, словно выражала протест серости. Светлый… похоже, желтый клетчатый плащ; яркий желтый шарф, летевший одним концом за хозяйкой; сумочка прыгала в ее руке не менее активно, чем зонт, потому цвета ее было не разобрать, он решил считать ее рыжей. Но больше всего его поразили чистенькие светленькие на высоком каблуке сапожки. То есть сами сапожки его не поразили, мало ли таких сапожек, да и не понимал он в них ничего. Но то, что они были чистенькие – это его поразило. Девушка так активно шла, подпрыгивая и пританцовывая, что чистоты на них не должно было остаться, но они были девственны. Сам того, не заметив, он шел следом за ней, отклонившись от своего пути. Ему было не интересно кто она и куда идет. Его потянул за собой этот ритм "раз-два-три".

Ее ножки в сапожках смотрелись красиво. Наверное, так выглядят ножки балерины или танцовщицы. Все ладно, все как песня. И шла она удивительно легко, хоть и не как все, забавно так шла. Ни разу не сбилась с ритма, каблуки не мешали и не подгибались. Он стал замечать, что сам иногда сбивался на "раз-два-три", но одергивал себя.

Вдруг она остановилась. Резко, неожиданно. Она стояла посреди площади, дождя и ветра. Волосы растрепаны, зонт опущен, плащ распахнут. Она стояла и смотрела в небо. Вдруг подпрыгнула и крикнула на всю площадь: "Я люблю тебя!" Звонко и красиво рассмеялась. Он даже нахмурился от такого неожиданного ее поступка. Он стоял не очень далеко от нее и мало ли кто и что может подумать. Он сделал шаг назад. Девушка поправила волосы, заправила шарф и подняла зонт над головой. Теперь она казалась совершенно беззащитной. Словно потухшей. Она повернулась к нему и грустно сказала: "Зима скоро придет". И побрела в сторону набережной, ритм исчез. И тут же зонт стал не ярким, а просто красным, плащ не желтым, а просто светлым, а ножки не выплясывали и летели, а просто несли на себе заботы. "Так не может быть", - подумал он, и она остановилась. Она стояла такая же, как все, около большой лужи, а потом вдруг прыгнула в нее и рассмеялась. И ритм "раз-два-три" унес ее на лестницу к набережной.

Он больше ее не видел и редко вспоминал, но однажды осенью он вспомнил все до мелочей. Она бежала ему навстречу и махала ярким, неприлично ярким голубым зонтом и красивыми ножками выбивала знакомый ритм. Плащ распахнут, белый шарф спешит за хозяйкой, волосы спутал ветер, а она бежит, ни чуточки не сбиваясь, и кричит ему: "Папа, папочка, у меня пятерка!"

Его девочка любит танцевать и прыгать через лужи. Она не похожа на ту, что он видел когда-то в своей жизни, но ритм веселой жизни у них один. Их обеих твердо держат на земле ноги и несут туда, куда всем остальным закрыт путь. Потому что они никогда не изменяют своему ритму.