Светлые прозрачные стены уходили в бесконечность, поворот за поворотом, все выше и выше. Миллионы прекрасных женских ликов проплывали мимо. Счастливые лица приветствовали его, и он улыбался им в ответ. Иногда ему казалось, что среди них он видит ее, и тогда он шел быстрее, почти бежал, спотыкался, падал – и бежал дальше. Длинные светлые волосы развивались от дуновения теплого ветра, обнажая маленькое розовое ушко – самое родное и любимое ушко на свете. Он кричал ее имя, истерически смеялся, обхватывал ее теплые плечи и… в очередной раз разочаровывался. Это была не она, не та, не его единственная.

В его прекрасном яблоневом саду был удивительно чистый и свежий воздух. Он вдыхал его полной грудью и блаженно щурился. Как жаль, что этим воздухом ему приходится дышать одному. Без нее. Он не понимал, почему так получилось. Почему он ее потерял. Ведь еще вчера он сжимал ее в своих объятиях, вдыхал ее аромат и чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Когда она была рядом, он забывал о том, что был всего лишь бедным студентом, живущем на свою мизерную стипендию и мечтающем об ошеломительном успехе в будущем. Он свято верил в то, что его ждет блестящая актерская карьера и делал для этого все возможное. А потом он встретил ее и понял, насколько пустой и никчемной была его жизнь раньше. Они решили пожениться и свадьбу отметить на Мальдивах. У них был всего месяц на то, чтобы найти деньги на это сказочное путешествие.

Они решили пожениться и свадьбу отметить на Мальдивах. У них был всего месяц на то, чтобы найти деньги на это сказочное путешествие.

- Это невозможно, - тихо прошептала она, и ее теплое дыхание нежно прикоснулось к его щеке. Он даже поежился от удовольствия, и зажмурился, как довольный кот, и посмотрел на нее. И его сердце пронзила острая боль, когда он увидел, как ее бездонные голубые глаза наполняются слезами.

Ее мягкие руки легли на его голову. Ее легкое дыхание закопалось в его спутанных волосах. И все тревоги отступили от него, разжали свои железные тиски, выпустив его душу на волю. Решение было принято. Назад пути не было.

И он бросил учебу, и устроился сразу на две работы, и перестал мечтать о блестящей карьере артиста. Теперь он мечтал лишь об одном – о свадебном путешествии на Мальдивы, где в ее глазах будут сверкать лишь слезы радости.

Тогда он не любил засыпать, потому что эти четыре часа в забытье он не мог видеть ее. Он пытался бороться с этой отвратительной физиологической привычкой. До рези в глазах он разглядывал ее нежный подбородок, поглаживая ее белое острое плечико. Но всякий раз усталость побеждала его, и тяжелый сон принимал его в свои вязкие объятия, отнимая у него ее. И, каждый раз, вздрагивая от звона будильника, он корил себя за свою слабость.

Тяжелый тюк вновь ложился на его плечи, ноги заплетались и дрожали, но он заставлял себя идти. И только мысли о ней согревали его душу и тело, давали ему силы жить.

За три дня до назначенной даты он решился на отчаянный шаг. Он раскрыл тяжелые пыльные створки древней антресоли, мысленно попросил прощения у своей матери, покаялся перед давно умершей бабушкой и достал из-под груды старого тряпья туго скрученный сверток. Зажав его во влажной ладони, он быстрым шагом пошел в ломбард, расположенный в соседнем доме.

Когда он вытряхнул содержимое свертка прямо на прилавок, он впервые в жизни увидел, ростовщик громко засопел, резким движение сгреб сверкающее колье своей грубой лапой и спрятал его под прилавок.

- Мне даже страшно подумать, где вы его взяли, но… - забубнил крепкий мужик и глаза его забегали еще быстрее.
- Это колье – наша семейная ценность, - равнодушно пожал плечами он. – Оно передается из поколения в поколение. Моя прабабушка прислуживала одной княжне и однажды спасла ее честь. Девушка отблагодарила свою преданную служанку, сделав ей поистине царский подарок.

Отсчитав сто тысячных купюр – ровно столько, сколько не хватало на свадебное путешествие, ростовщик дрожащими руками протянул их ему.

Отсчитав сто тысячных купюр – ровно столько, сколько не хватало на свадебное путешествие, ростовщик дрожащими руками протянул их ему.

- Это всего лишь зона турбулентности – так бывает, - спокойно сообщил он, когда железную птицу стало жутко трясти, а юная стюардесса испуганно заметалась по салону.

И схватился за горло, потому что ему не хватало воздуха, и схватил маску, свалившуюся ему прямо на лицо, и повернул голову, чтобы увидеть ее, и не повернул, и не увидел, потому что не успел…

А потом он ее потерял. Вокруг было много женщин, но не было ее. Яркий свет слепил его и порой казался невыносимым. Казалось, именно он мешает ему увидеть ее. И тогда он начинал кричать, и ругаться такими словами, которые не произносил никогда раньше.

Однажды, в яблоневом саду, когда отчаяние вновь навалилось на него всей своей тяжелой, рыхлой тушей, и он вновь был готов выплюнуть очередную порцию ругательств, чья-то теплая рука легла ему на плечо. Он подумал, что его любимая, наконец, сама пришла к нему. Не оборачиваясь, он схватил ее за руку и притянул к своим губам. Он хотел поцеловать ее в светлую глубокую ложбинку, но это оказалась не ее рука. И он с ненавистью посмотрел на обладательницу морщинистой ладони. И так и замер с искаженным в беззвучном крике ртом.

- Здесь нельзя ругаться, мой любимый внучек, - неодобрительно покачала головой его любимая бабушка.

Старушка тяжело опустилась в плетеное кресло, покачивающееся напротив него. Ее родные серые глаза, как и раньше, излучали безграничную любовь и нежность. Но в их глубине он все же смог прочитать легкий укор. Он виновато опустил голову и, как в детстве, обиженно надул пухлые губы.

- Прости меня, бабуль, - едва слышно прошептал он и, запнувшись на полуслове, все же продолжил. – Просто я полюбил. Просто мне хотелось сделать ее счастливой, и ради этого я был готов на все.
- Я все понимаю, - так же тихо отозвалась она. – Любовь прощает все. Она искупает все грехи и делает из обычного человека ангела. Если это настоящая любовь. А у тебя она была настоящей.
- Тогда почему я не могу найти ее? – он поднял на старушку горящий отчаянием взгляд. – Почему мы не можем по-прежнему быть вместе?
- Не можете, - эхом повторила старушка. – Только повенчанные супруги останутся вместе навечно. Остальным суждено провести эту вечность в поиске, в метаниях и в тоске. Этот рай хуже ада. Я знаю это точно.
- И ничего нельзя изменить? – горько всхлипнул он.
- Можно, - бабушка подошла к нему совсем близко и ласково погладила его по голове.

Приятные мурашки пробежали по его затылку и он блаженно улыбнулся. На секунду ему показалось, что это она коснулась его затылка теплой ладонью, что это ее теплое дыхание вновь зарылось в его волосах.

На секунду ему показалось, что это она коснулась его затылка теплой ладонью, что это ее теплое дыхание вновь зарылось в его волосах.

- Только тогда ты потеряешь все, что получил в награду за твою честную и добродетельную жизнь, - вкрадчивые слова бабушки вырвали его из сладкого оцепенения. – Ты потеряешь свой рай. И, может быть, навсегда. А еще, тебе придется прожить свою жизнь с самого начала, с чистого листа. Начать ее вместе с ней и вновь обрести друг друга. Если у вас получится. Если вы найдете друг друга.
- Мы найдем, мы обязательно найдем! – взволнованный, окрыленный, он вскочил на ноги, не в силах больше сидеть на месте.

Страшная боль сдавила его виски. Надо же, а он уже забыл, как может быть больно! Неведомая сила толкала его вперед, сдавливая со всех сторон, в кромешную темноту и ужас. Дикий страх сковал все его нутро, будто сам ад засасывал его в свою бесконечную муку. Он уже почти ничего не соображал, не видел и не слышал. Он практически смирился со своим новым состоянием и в этот момент увидел яркий свет… Последний толчок - и дикая боль сменилась ужасным холодом, словно его бросили в ледяной сугроб. Не в силах больше терпеть, он закричал, и заплакал, и забил ногами в воздухе.

- У вас мальчик! – черные добрые глаза уставились прямо на него, и он закричал еще громче, потому что это были не ее глаза. Потому что вся его боль, все страдания оказались напрасными.

И тут сильные мужские руки резко развернули его. Он даже хотел возмутиться столь грубому обращению, но тут увидел ее – измученную, но невероятно красивую женщину с голубыми глазами, почти как у нее. Но не совсем. Он на секунду затих, даже попытался улыбнуться и с вожделением вдохнул запах любви и молока, исходящий от нее. И именно по запаху окончательно убедился, что это не она. И закричал еще громче, еще отчаяннее, чтобы все поняли, почувствовали все его тоску, всю боль. И та женщина его поняла, и протянула к нему руки, и прижала его к своей груди, и что-то прошептала ему на ушко…

- У вашего мальчика очень умные глазки, - донесся до него певучий женский голос, и его нежное тельце передали в другие руки, удивительно мягкие и теплые. Запах молока вновь донесся до него, мощная волна нежности пробежала по его позвоночнику, и он даже всхлипнул от нахлынувшей на него любви и благодарности. А еще он очень захотел есть.

И только он об этом подумал, как что-то мягкое и родное коснулось его губ, и он тут же до боли стиснул свои нежные розовые челюсти. И тут же его желудок начал наполняться невероятно вкусной, теплой жидкостью. В этот момент впервые за время этой бесконечной гонки и поиска он почувствовал себя счастливым. Почти…

Когда приятная густая влага обволокла его желудок, мягкие мамины руки бережно уложили его на бочок. Напротив него сидела совсем юная девушка и, что-то тихонько напевая, качала на руках крошечный сверток. Из него доносились недовольные покряхтывания, временами срывающиеся на плач. Что-то кольнуло его в самое сердце, и ему невыносимо захотелось заглянуть внутрь этого розового кулька, но ноги почему-то не слушались его. Они будто бы забыли о том, что когда-то могли ходить. Тогда он недовольно сморщился и разразился громким плачем. Тут-же его подхватили теплые руки, и он резко взметнулся вверх. На секунду ему удалось выхватить взглядом маленькое сморщенное личико, окаймленное нежными кружевами. Обычное детское личико, такое же, как у всех новорожденных. Такое же, как его. Только вот глаза, голубые-голубые, как само небо, откуда он только что спустился! Эти глаза он никогда не перепутает ни с чьими другими. Они смотрели прямо на него и, кажется, лукаво улыбались. Легкий ветерок коснулся его нежного темечка или это было ее дыхание?