Старый город. Здесь всегда слегка грустное небо, как будто рассеянные в сером воздухе капельки играют в то, что они потерянные кем-то слезы. Слезы без хозяев, без причин, без... просто водяные шарики. Неприкаянная меланхолия. Время от времени они устают висеть в небе и тихо падают вниз, неуклюже стукаясь о круглые булыжники мостовой.

— Как же мне надоел этот дождь.

Она сидит, забравшись с ногами в потрепанное кресло с зеленой обивкой. На маленьком круглом столике — небольшая армия пустых бумажных стаканчиков из-под кофе и надкусанный черничный пирог. Полинявшие джинсы, теплый свитер грубой вязки, тонкие пальцы неуверенно набирают что-то на безучастной клавиатуре. Чересчур неуверенно. Гораздо быстрей идет обратный процесс. Всего одна кнопка, и написанные строчки исчезают.

Полинявшие джинсы, теплый свитер грубой вязки, тонкие пальцы неуверенно набирают что-то на безучастной клавиатуре.

— Ну, как можно писать о любви в этом городе?

Черные глаза тоскливо вбирают в себя безучастный пейзаж за окном.

— Любви вообще не бывает.

Полгода назад. Ровно полгода назад Эли встретила Алекса. Встретила, наверное, слишком громко сказано. Елизабет только-только приехала в Лондон и отчаянно скучала по дому. Перспектива учебного года в одном из престижных колледжей потеряла всю привлекательность примерно через неделю непрерывного серого неба. Она облюбовала втиснутый между двумя книжными магазинами Старбакс и проводила почти все свободное от учебы время в этом зеленом кресле, болтая с друзьями, знакомыми и просто любопытными, которые заходили на ее страничку. Алекс появился как-то незаметно и не ушел. Они разговаривали обо всем и ни о чем, и свет, падающий на экран из окна, уже не казался таким серым. И кофе становилось вкусным, и в черных зрачках Эли отражались голубые смешинки его глаз. Глаза Алекса были цвета испанского неба. Ярко-голубого. Лондонское небо не умеет быть ярко-голубым. Просто не умеет.

Смешно, но Эли не сразу поняла, что влюбилась. Никакой любви с первого взгляда, они просто болтали часами напролет. Он был рядом. Когда у нее не получалось домашнее задание, когда настроение было под стать лондонской зиме и Эли сама умирала от собственного занудства, Алекс слушал. Внимательно. Отвечал, и тихие ласковые смешинки перебегали от слова к слову, и уже не хотелось грустить. Алекс всегда находил нужную интонацию, серьезную, насмешливую или нежную и, сидя в зеленом кресле, Эли уже не чувствовала себя далеко от дома.

А потом она сморозила глупость.

*Я тебя люблю*. Ну, надо же быть такой идиоткой. Она даже не поняла, как это получилось. Пальцы просто пробежали по клавишам, десять букв, не считая пробелов. И темный экран. Она испугалась, а он уже не вышел на связь.

Ромео и Джульетта, Франческа и Паоло, Тристан и Изольда. Ну, почему у самых лучших историй любви обязательно плохой конец? Да и не было у нее истории любви. Так, показалось.

Ромео и Джульетта, Франческа и Паоло, Тристан и Изольда. Ну, почему у самых лучших историй любви обязательно плохой конец?

Старый город с грустным небом. Тонкая фигурка в полупустом кафе. И эти предательские капельки на кончиках ресниц.

— Любви не бывает.

Как странно. Дождь за окном наконец-то перестал. Или просто переместился за окно, в маленькую уютную кофейню, где безутешно рыдала тоненькая девушка с большими черными глазами.

— Позволь с тобой не согласиться. Я тебя люблю.

И в мокрых кристаллах черных зрачков вдруг отразилось ярко-голубое небо.