Мнение Буковского про европу (ЕС)

Социалисты и европейская интеграция В 80-е годы лидеры левых западных партий один за другим приезжали в Москву и объясняли Горбачёву, как замечательна его перестройка: она как бы сняла запрет на дружбу с Советским Союзом, позволяет нам теперь, нам, левым силам, объединиться. А ситуация, объясняют они Горбачёву, критическая: после всех этих десятилетий нам так и не удалось установить социализм ни в одной из стран, и это можно сделать только сразу во всех. К такому выводу, мол, мы пришли. А для этого нам нужно взять в свои руки процесс интеграции, который существует в мире, в частности европейской интеграции. Мы никоим образом не заинтересованы в крушении Советского Союза, – говорят Горбачёву такие люди, как Вилли Брандт, Филиппо Гонзалес, как итальянские коммунисты, как Франсуа Миттеран, французский президент, и так далее. Нам никак не нужно, чтобы Советский Союз рухнул, потому что, говорят они (я цитирую), «крах социализма на Востоке приведёт к кризису этой идеи на Западе, а этого мы не хотим». Более того, скажем, Франсуа Миттеран ещё более откровенно объясняет эту позицию, говоря, что ему, Парижу, Франции нужен сильный Советский Союз, потому что только тогда (опять цитирую) «мы сможем контролировать всё то, что лежит между нами». Вот позиция левых. До 1985 года левые в Европе и советские отдельно были против европейской интеграции. Европейские левые считали, что это очень усилит власть капитала: им будет труднее бороться с предпринимателями за права рабочих. И поэтому они считали европейскую интеграцию заговором предпринимателей. Советские лидеры видели в европейской интеграции попытку создать антисоветский блок, объединить все страны Европы, чтоб это был такой плацдарм, такой блок борьбы с ними. Всё это начинает меняться в середине 80-х годов. Первое, о чём говорят Горбачёву все эти лидеры левых движений и партий, – это о том, что социализм находится в кризисе, и не только у вас на Востоке, но и у нас. Дело в том, что в послевоенные годы в очень многих странах Европы были введены социалистические преобразования, законодательство... Введено так называемое welfare state (по-немецки Wohlfahrtstaat. – Редакция) – государство всеобщего благосостояния, введены социальные пособия и обеспечение. Вся эта идея очень быстро оказалась не более сложной, чем финансовая пирамида. Идея очень простая: чем больше новые поколения вносят вклада, тем больше мы можем обеспечить тех, кто уходит на пенсию, болеет и так далее. Это пирамида, рассчитанная на то, что приток новых как бы вкладчиков будет превышать количество тех, кто выбывает. В реальной жизни всё оказалось не так. Продолжительность жизни очень быстро увеличилась, и сегодня у нас, я сейчас не помню точную цифру, но одного человека должны обеспечивать, по-моему, трое работающих, что уже никак не получается. Скажем, Англия ввела бесплатную социальную медицину. Эта медицина мгновенно подорожала, поскольку количество людей, обращающихся за медпомощью, выросло драматически, а стоимость машин, новых препаратов всё время росла. Мы знаем (экономисты нам английские уже объяснили), что к 2040-му году весь бюджет Великобритании уйдёт на медицину! Мы должны её сокращать, а сокращать невозможно: нельзя сказать миллионам людей, которые платили налоги все эти годы, что они больше ничего за эти налоги не получат. Это настолько непопулярно, что внутри демократического механизма эту задачу решить невозможно. Таково же положение и с социальным обеспечением: чем дальше это идёт, тем меньше государство в состоянии выплачивать, а процент валового продукта, который расходуется на социальные нужды, становится все больше и больше. А любой экономист вам скажет, что уже 30% – слишком много, уже этого ни одна экономика выдержать не может. То есть, видя грядущую катастрофу, социалисты поняли: у них есть только один выход – им нужно захватить процесс европейской интеграции, возглавить его и через этот процесс регулировать происходящее, увековечив все те социальные обеспечения, которые они ввели. Другого выхода нет. До того европейский процесс был чисто экономический. Это было экономическое содружество, в основном таможенное соглашение, позволявшее свободное передвижение работающих, капиталов и товаров через границы, не более. Захватившие этот процесс левые партии перевернули его вверх ногами, сделали из него государство. Вот идеи создания унитарного государства из всей Европы никто не предполагал. Такой идеи не высказывалось. Она не стояла на повестке дня. Появилась она к концу 80-х годов. Горбачёв очень быстро понял все выгоды, которые сулит ему такое новое формирование, и он согласился с европейцами, с левыми партиями и запустил этот проект под названием «Общий европейский дом». Многие из вас, кто помнят 80-е годы, помнят и этот его лозунг – «Наш общий европейский дом». При этом, конечно, он не добавлял, что этот дом будет социалистический. Западные лидеры об этом тоже умалчивали. И вот начиная с этого момента идёт процесс захвата европейского проекта левыми партиями. Он происходит очень быстро. Особого сопротивления никто не оказывает. Правые партии, которые я бы назвал не правыми, а, скорее, консервативными, понимают, что им тоже с этой проблемой предстоит что-то делать, как-то надо будет демонтировать социальные обеспечения, которые ни одна экономика себе позволить уже не может, и сделать это можно только через невыборный орган. Через наш национальный парламент это провести нельзя. Для этого должен быть невыборный орган, который может директировать, декларировать эти вещи, понимаете?С другой стороны, для Горбачёва привлекательна и сама идеологическая подоплёка такого нового союза. Многие из вас знают, что существовала такая теория – гипотеза конвергенции. Она была довольно популярна в середине XX века. Идея состоит в том, что вот однажды Советский Союз помягчает, приобретёт человеческое лицо. Это будет социализм с человеческим лицом, а на Западе победит социал-демократия, и тогда произойдёт конвергенция, то есть объединение этих двух миров. Раскола в Европе больше не будет, враждебности, противостояния блоков... Всего этого уже не будет, и восторжествует социалистическая, социал-демократическая модель. Это были мечты левых партий на протяжении десятилетий, которыми большевики очень умело пользовались. Каждый раз, когда они попадали в ситуацию кризиса, они давали понять левым партиям на Западе, что они готовы к конвергенции, и левые партии всячески помогали им вылезти из кризиса. Но как только они из кризиса выходили, они забывали про конвергенцию, и всё на этом кончалось. Так вот, в конце 80-х идея конвергенции стала привлекательна для Советского Союза. Горбачёв прекрасно понимал, что система идёт на износ, система рухнет, им нужна мощная поддержка со стороны Запада, без этого советская система рухнет. И вот именно имея такой план в голове, строились европейские структуры, строился Европейский союз. Если вы на него внимательно посмотрите, он такая бледная копия Советского Союза, специально создававшаяся так, чтобы подойти совершенно точно под советские структуры. Ну, например, как управляется Европейский союз? Двадцатью семью политкомиссарами, которых никто не выбирает, которые сами себя назначают и которых мы выгнать не можем. Как управлялся Советский Союз? Пятнадцатью политкомиссарами, которых тоже никто не выбирает и тоже никто выгнать не может. В чём задача Советского Союза? Задача Советского Союза, объявляли нам ещё в школе, состоит в том, чтобы создать новую историческую общность – советского человека. В чём задача Европейского союза? Как нам теперь говорят, создать новую историческую общность – европейцев. Национальные государства должны исчезнуть, мы должны забыть, что есть этнические разницы — французы, итальянцы, греки, англичане... Мы все должны быть европейцами. Национализм в Европе преследуется. Это преступление. Европейский парламент Единственный орган, который избирается, – это Европейский парламент. Что же собой представляет Европейский парламент? Я там часто бываю, у меня там есть друзья, я наблюдаю это. Ну, во-первых, это колоссальное учреждение. Это где-то полторы тысячи или чуть меньше депутатов из 27-и стран. Полторы тысячи человек – это уже неработающий орган: никто не может всерьёз обсуждать какие-то проблемы, если у тебя полторы тысячи человек. Тем более что заседают они не непрерывно, как нормальные национальные парламенты, а две недели в месяц. В общем, я подсчитал, что отдельный член парламента имеет в году 6 минут, чтобы выступить в палате. 6 минут – вот это всё влияние отдельного члена Европейского парламента. Притом, что в Европе, как мы знаем, десятки разных языков. Поэтому штат переводчиков в Европейском парламенте – это нечто необыкновенное, это тысяч 20 людей. Зарплаты, которые они получают, фантастичны. Они не платят налогов: международные организации, служащие международных организаций налогов не платят. Помимо всего этого у них есть личные шофёры, секретари и ещё по 100 тысяч евро в год на внепарламентскую деятельность. Это фантастический подкуп. Люди, которых вот таким образом выбрали, имеют невероятные, казалось бы, деньги, но очень маленькие политические возможности. Сделать реально за 6 минут выступления в году ты ничего не можешь. Более того, весь этот цыганский табор каждый месяц переезжает в новое место. Один месяц они в Страсбурге, потом собираются все эти секретари, шофёры, переводчики, и весь табор движется в Брюссель. Через месяц, позаседавши две недели в Брюсселе, опять все собирают свои манатки, своих секретарей, переводчиков и едут в Люксембург. Через месяц опять же всё заново собирают и перебираются назад в Страсбург. Один только переезд этого Европарламента с места на место стоит миллиарды евро, совершенно непонятно на что потраченные. Вот что такое Европарламент. Конечно, никакой гарантии демократии он не обеспечивает. Европейский союз, отвечая на нашу критику своих структур, признаёт: да, у нас есть дефицит демократии. Я очень люблю Европейский союз именно за то, что он ведёт себя точно как описал Орруэл: вот эта фраза «дефицит демократии» – это абсолютно оруэлловская фраза. Не может быть дефицита демократии, так же, как нельзя быть немножко беременной. У тебя или есть демократия, или её нет. Так вот, в европейской структуре её нет.А в то же время главный орган, «Политбюро» – Комиссия Европарламента – издаёт бесконечное количество директив, которые Европарламент не рассматривает. Я как-то приехал туда и спросил: а чем же вы, ребята, сегодня занимаетесь? О, говорят, мы полгода обсуждаем допустимый процент жира в йогурте. Это, говорят, самая большая сейчас тема. А основные все вопросы, вопросы политики, вопросы ограничений – они решаются директивами Еврокомиссии. И вот эти директивы – это нечто. Сегодня каждому вновь вступившему члену Евросоюза нужно вводить ограничений и регулирований на 80 тысяч страниц. Вот сколько всего «натворила» эта Комиссия – 80 тысяч страниц. Парламентарии в Польше, например, мне жаловались, что у них просто нет времени прочитать всё это. Требуется это одобрить и принять национальным законодательством, а просмотреть это – просто сил никаких нет: даётся слишком мало времени. То есть идёт диктат. Регулирования эти очень часто связаны с теми или иными интересами крупных членов Евросоюза, ну, в частности, сельское хозяйство. Вот есть общая сельскохозяйственная политика — common agricultural policy, в результате которой сельское хозяйство во всех странах, кроме Франции, отмирает. Так устроено, что они не могут выжить. Наши фермы в Англии кончились на этом так же, как и рыбаки, кстати: там тоже квоты, рыбная политика сложная. Детализация этих регулирований такова, что госплан вам покажется детским садом. Там решается всё: какой формы должен быть банан, и, если банан не той формы, его продавать нельзя, какой формы должен быть огурец, какого размера должно быть яйцо, вот яйцо меньшего размера, чем установила Еврокомиссия, яйцом не называется, и продавать его нельзя. И так далее. Это тысячи и тысячи регулирований. Это взбесившаяся, никем не контролируемая бюрократия, пожирающая миллиарды и миллиарды евро в год.Достаточно вспомнить некоторые из директив Евросоюза. В частности, лет пять назад вышла директива Еврокомиссии о том, что все владельцы свиноферм обязаны обеспечить своих свиней цветными мячиками, чтобы свиньям не было скучно. Дальше – больше. В прошлом году вышла директива Евросоюза, запрещающая в Европе убивать и употреблять в пищу лошадей и зебр. Я немедленно написал им письмо, говорю: а как насчёт жирафов, могу я убить жирафа хотя бы? Ответа не получил. Сейчас самая большая афера в мире была связана с климатом, о том, как мы все создаём слишком много парниковых газов, от этого разогревается Земля. Ну вот этот бред пытались нам ввести в качестве причины, основания для международного регулирования нашей деятельности. Причём вплоть до отдельного человека. Не только государствам, не только компаниям – до отдельного человека! Мы должны были получить специальные кредитные карточки, которыми, каждый раз расплачиваясь за потребление энергии, продуктов и так далее, мы должны были отмечать, сколько мы выделили углекислоты. Вот до такой степени конкретизация должна была быть. В частности, Еврокомиссия предъявила претензии авиакомпаниям: вы слишком много выбрасываете углекислоты, это ведёт к разогреванию Земли, вы должны платить специальный налог. А авиакомпании, не будь дураками, скинулись и наняли исследовательский институт выяснить, сколько же кто выделяет парниковых газов? И они вдруг выяснили, что корова, стоящая на лугу, выделяет больше парниковых газов, чем самолёт, который летит от Лондона до Нью-Йорка. Еврокомиссия задумалась: да, действительно проблема. И вот в прошлом году они наконец нашли решение этой проблемы, о чём нам всем сообщили: а вот нужно изменить диету коров. Чтобы они меньше испускали этих самых парниковых газов, коров, по решению Еврокомиссии, полагается кормить чесноком. Народ удивился, говорит: что же у нас, масло станет сразу чесночное, а молоко чесночное – это как-то невкусно. Но никто не задал самый простой вопрос: а будут коровы есть чеснок? Я сильно сомневаюсь: как её заставишь есть чеснок? Это ж тебе не человек. Вот такое безумие у нас творится в Евросоюзе.
каляпа © (29.06.2016 19:06)

Оцените автора материала.

0.00 из 5.

Прямая ссылка

---