Зотов.
Нет, не так.
Зотов Виталий… (Отчество? Годы жизни? Нет, так нельзя, хоть это и дневниковая запись! Он жив и будет жить!)
Так вот, Зотов, лет эдак где-то сорок, не более. Что примечательного в нем: глаза и руки. Глаза, по-моему, зеленые, я ж без очков-то плохо вижу. А руки? Он коренаст, ну, может, рост его примерно метр семьдесят пять (хотя, я льщу ему, по каким-то своим, известным только мне причинам. На самом деле, ниже он). Так вот, при таком телосложении необычайно тонкие, изящно-музыкальные руки с длинными пальцами. Субъект он еще тот! Понравился мне. В беседах с ним, на занятиях (он преподаватель, не из университетских, наемный, а я студентка-заочница, мне почти тридцать), я чувствовала себя умной. Как говорит моя подруга Ленка: "Хочу, чтоб мной гордились!", а я была горда собой. Мне кажется (конечно, кажется!), но он смотрел и (я мечтаю!) тонул в моих глазах. Он смугл. Да, возраст не тот, чтобы пушку быть над верхнею губой. Но пора бить тревогу! Тяга к зрелому мужчине! С чего бы? Нет, я тоже, конечно, не первоцвет, но… В конце концов, он же преподаватель. У меня нет шансов. Я говорю себе - у меня нет шансов!
Буду писать у него диплом. Как Юлька Носова сказала? "Надо писать у того, у кого связей больше! По связям он на первом месте!". Хм, я не уточнила, по каким связям?
Последнюю неделю живу им. Да, но кем я только не жила? А Жигунов? Еременко? Леонтьев? А мальчик Ваня со второй квартиры?

* * *

Вчера был экзамен по специализации "PR и реклама". Обхохочешься: принимали одновременно декан и Зотов. Декан раздал билетики и вышел, Зотов, казалось бы, свой человек, остался.
Мне достался билет номер тринадцать (что-то касательно рекламной службы в газете, по Назайкину (автор такой!), книгу которого я интуитивно взяла накануне в библиотеке, но прочитать не удосужилась). Расселись, как и планировали, четкой шестеркой: на первых двух партах "бомбы", передаем на задние парты. На мой вопрос "бомбы", конечно, нет, решаюсь открыть книгу. Спустя время Зотов говорит: "Ведь вы же встанете, и все посыплется!". Я решаю, что это замечание адресовано мне (по правде, именно мне!), поэтому резко встаю: "У меня?!". Тишина. Ничего не упало. Книга крепко зажата между коленками. Силюсь, но держу ее. Зотов сконфужен. Мы дерзко смотрим друг другу в глаза: меня спасает близорукость, смотрю, но не вижу. Зол, раздражен этот Зотов. Чья возьмет?
Хотя нравится он мне, близок чем-то, и ничего не могу поделать, так и хочется его приласкать. Как котенка. Пушистого. Мягкого. С коготками. Погладить против шерстки. Подразнить веревочкой. Прижать крепко-крепко, чтобы он даже замяукал. А потом отпустить. И снова приласкать.

* * *

Стою у магазина "Ива", смотрю на часы. Стрелки около трех, но еще не три. "Мисс пунктуальность" - это не про меня, но хотя бы раз в год я стараюсь быть именно такой вот "мисс". Что же, бывает.
И тут, тут просто невозможный казус - мимо проплывает Зотов, поправляет шарфик, проводит ручкой по пуговичкам пальто и проплывает мимо. Я бьюсь в истерике, но его не окликаю. Я говорю себе: "Обман! Везде обман! Назначает встречу на три, а сам ?". Пошлялась среди картин, выставленных местными художниками, посмотрела книги и ровно в три зашла в контору Зотова, чтобы ему стало неловко: назначил время, студентка пришла, а его нет! Ход удачный. Ему передадут, что я была. Студентка Басова приходила к Зотову.

* * *

На следующий день столкнулась с ним в дверях его конторы:
- Здравствуйте! А я к Вам!
- Ко мне?
- Я Басова, студентка…
- Ах, да, я вчера забыл про Вас…

Проходим по коридору, его кабинет - первая дверь слева. Он открывает дверь, и я наглым образом прошмыгиваю между ним и дверью, тайно надеясь, что меня все-таки, как женщину, хотели пропустить вперед.
Прошли. Я села на не предложенный мне стул. Одетая. В пальто.
- И так, повторите…
- Я собираюсь писать преддипломную работу и диплом на тему "Ненадлежащая реклама и …".
Мистер Зотов понимающе кивает.
- И это первый раз, когда я буду писать под руководством…
- Пишите самостоятельно!
- Это понятно, но Вы не могли объяснить: преддипломная работа - это что в принципе?
- Да это такая же курсовая!
- А она разве не является практической частью диплома? (Предварительно я консультировалась у Машки, она аспирантка из политехнического).
- Нет, это только в технических вузах.
(Мои глаза округлились: как мысли читает. Да, Машка свое дело знает!).
- Тогда ясно. Но вот у Вас было направление в списке курсовых и дипломных работ "Недобросовестная реклама", для диплома этой темы маловато будет…
Смотрит на меня, испытывая:
-Да…
- Так вот, а если писать обо всей ненадлежащей рекламе, то, как бы…
Мистер Зотов достает с полки толстую папку, затем талмуд килограмма на три, протягивает мне:
- Вы говорили, у вас мало времени?
- Да нет, в принципе, я все равно на сегодня няню пригласила…
- Вот здесь примеры, ищите, что по вашей теме, можете вынимать из папки…
- А что, примеры разве не самим искать?
- И самим тоже. Присаживайтесь, пожалуйста, вот за тот стол. (Направление взгляда - слежу за ним - стол аккурат по диагонали со столом мистера Зотова).
Я поднимаюсь, прохожу к столу, который, кстати, завален бумагами.
- Вот этот? - спрашиваю.
- Да, этот. Или вот еще (указывает на другой стол, который напротив, на одной параллели со столом Зотова, пространство посередине разделено шкафом. Слава Богу, за ним меня не будет видно). На этом столе порядка больше, в белых полупрозрачных пакетах, прямо в центре стола, зефир и вафли в шоколаде (это меня радует!).
- А пакетики можете не убирать… - бубню я, но, увы, моя просьба остается безответной, Зотов сгребает пакеты с вкусностями и прячет среди бумажного беспорядка первого предложенного мне стола.
Перед тем, как усесться, я как можно элегантнее снимаю пальто, небрежно кидаю на стул. И так, я в засаде: за шкафом - Зотов, слева - холодильник, сзади - стол с кухонной утварью и чайником.
За работу!

Листаю. Читается с трудом - проблема та же, что и с глянцевыми журналами - отсвечивает, поэтому приходится все газетные вырезки доставать из файлов. Кручу-верчу, не знаю, с какого боку подойти. Но мистеру Зотову моей сконфуженности в сочетании с растерянностью и чувством полной дуры мало:
- Ну вы же знаете, как писать? Сначала о том, как за рубежом, потом - в России… От общего к частному…
Я усиленно делаю пометки своей любимой красной ручкой в своей любимой тетради с апельсинами. Разговор плавно перетекает в русло "А где писали курсовые раньше?".
- На кафедре истории журналистики. У меня работы были по истории зарубежной журналистики, поэтому там писалось немного иначе, нежели как говорите Вы…
- Ах, была тема? План был? Как все правильно!
И тут прозвучало то, от чего во мне все заклокотало
: - Прямо-таки партийная вы наша, как по-писаному! Вот и писали бы на кафедре истории журналистики! Здесь же надо отталкиваться от материала, а назвать работу всегда успеем.
Я чувствовала себя в тот момент вывеской на обшарпанной пятиэтажке "Потеряный мир". Вспомнились слова Ленки, что поплачем мы с этим Зотовым, ох, поплачем!
Ковыряюсь с понимающим видом, про себя же заливаюсь смехом, ржу как конь на вольном выпасе.

Вокруг снуют дамы всех возрастов, посматривают на меня. Ноль эмоций! И не такие артобстрелы помнят мои руки, мои ноги и пр. Снуют мужчины, но я, как истинная леди, неподвижна и скромна, я лед, только глаза бегают вдоль строчек. Зотову вопросов не задаю: хватит на сегодня карнавала, дурой выгляжу даже в собственных глазах (но как всегда, спасает близорукость!). А он ходит, как гордый петух в родном курятнике: то выйдет, то войдет, то чайник поставит, то угостит девочек своих, наседок дворовых, "из-под одеяла" вкусностями, так нагло перекочевавшими на другой стол, под бумаги.
Верх галантности - мне не предлагает! Наверно, мстит за издевательства на сессии! Он помнит все до мелочей. Как в боевике "Вспомнить все!". А я как в песне: "Врагу не сдается…".
Смотрю, время поджимает, пора уходить. Шустро собираю вещички, поднимаюсь, иду к Зотову. Неуклюже, с грохотом, кладу на его стол талмуд, вырезки и говорю:
- Записывайте, какую литературу беру с собой.
Старательно выводит что-то в ежедневнике, наверно, буковку за буковкой. Дама, значит, стоит (это про меня!), а он - сидит. Поднимает глаза, в них вопрос.
- Басова я.
- Я знаю. Забыл, как зовут…
- Ан-на-стаси-и-я, - говорю оскорблено, сквозь зубы (забыл, подлец! А знал ли?). Снова глаза поднимает, снова вопрос. Без слов.
- Что? Что? Я не вижу, что Вы там пишете.
- Телефон. Тридцать…
- Трис-та семнад-цать пять-сот двад-цать три-и.
- Пакетик не нужен?
- Нет, спасибо. Свой имеется.
В дверях.
- Я приду в следующий четверг.
- Позвоните предварительно.
- Хорошо. До свиданья.

На воздух, скорей на воздух! Отдышалась, а в голове песня "И вновь продолжается бой…".

* * *

Прошло два года. Нет, я не вышла за Зотова замуж через неделю после защиты диплома. Я не вышла за него и через две недели, и через три. Я, если уж на то пошло, откровенно, между нами, девочками, уже толком не помню, как он выглядит, этот Зотов. Просто перечитываю дневник, столько всего доброго вспоминается. В чем прелесть? В том, что любовь - это все-таки не обшарпанная вывеска на пятиэтажке, куда повесили, там и висит. Это чувство сугубо индивидуальное. Кому-то приятно им делиться. Кто-то его себе выдумывает. Кто-то пинает его. А кто-то носит во внутреннем кармане пиджака и норовит всем и вся во все горло сообщить: "Вот она, смотрите, вот она, сука любовь!".
А для меня любовь - свеча, зажженная свеча, которую я берегу от сквозняков, лелею, поправляю фитилек и, когда наступает одинокая ночь, брожу с ней, прикрывая ее ладошкой, по застывшей квартире, склоняюсь над теми, кто спит, освещаю их спокойные, добрые, такие родные мне лица и только тогда иду спать. С любовью.