Он

Кэрол нравился Джон. Умный, благородный, образованный, ступавший по тропам Итона, тонко чувствующий; не ослепительно красивый, но высокий, подтянутый, обладающий столь сильной мужской харизмой и притягательностью, что у нее захватывало дух, когда Джон проходил по офису. Он устроился к ним недавно, вернувшись в Лондон после пяти лет работы в Эмиратах. Разведка доложила, что уехал он туда после развода. Кэрол была давно и глубоко замужем, имела любовника, а, увидев Джона, решила заполучить еще и его. Она гордилась своей фигурой, несмотря на приближающиеся полвека, и пустила в ход все свои чары, все женские штучки и уловки, безотказно имевшие эффект на интересовавших ее мужчин, но ни косметика, ни капелька дорогих арабских духов, ни расстегнутая как бы невзначай пуговичка на блузке не действовали на Джона. В то злополучное утро она заметила его, склонившегося над компьютером их системщика Ричарда, по слухам, искавшего жену в России, недавно открывшейся для мира в Сети.

Кэрол была давно и глубоко замужем, имела любовника, а, увидев Джона, решила заполучить еще и его.

— …я никогда не встречал такой улыбки, — услышала Кэрол и краешком глаза успела рассмотреть фотографию длинноволосой шатенки в черном платье. Она посмотрела на лицо Джона и все поняла. «Зачем ты подозвал его к себе, Ричард?! Ну, ищешь себе и ищи! Что еще за русская?!» — все в ней заклокотало вдруг от приступа внезапной ревности.

Она

— Ты не кинешь меня? — с трудом проговорила тучная женщина лет сорока пяти.

— Зачем вы так…? Я вас не брошу, — ответила Лена, вопрос неприятно поразил ее.

— Олю похоронили? Она не мучилась… умерла мгновенно… Саша среагировал в кювет, и КАМАЗ туда же на нас... если бы он просто поехал прямо… где Саша? — она заплакала.

— Тише, тише, вам нельзя волноваться. Олю похоронили. Могила неглубокая. Я духами сбрызнула и оставила их там, купила ей на день рождения…, не успела... Саша в больнице, — глаза ее опухли от слез, лицо почернело, — я видела вас в машине за день до этого на перекрестке около банка, вы медленно мимо проехали в дымке какой-то, а Оли там не было, я еще подумала, куда вы ее подевали… отвернулась на миг — а вас уже нет…

— Тебе показалось… не по себе мне… мы были очень далеко… я тут буду работать… ты только документы клиентов носи мне… правая рука цела… директором останусь.

Саша умер через 2 месяца, в августе, оторвался тромб. На похоронах его мать плакала на плече окаменевшей Лены и все повторяла, что он у нее один. Могила была глубже Ольгиной. Клиентов они не растеряли. Через год директриса вышла на работу в офис. Лена взяла отпуск, а по возвращении услышала совершенно изменившийся голос:

— Я открыла другую фирму. Все имущество перевела туда. Не хочу всю жизнь платить родителям Ольги. Если пожелаешь, иди ко мне наемным секретарем.

— Наемной? Что вы... Вот, значит, как вы… Мне ничего от вас не надо, прощайте, — она была даже рада, несмотря на подлость и предательство, уйти и больше никогда не видеть эти холодные, расчетливые и жадные рысьи глаза.

На похоронах его мать плакала на плече окаменевшей Лены и все повторяла, что он у нее один.

Лена вышла на улицу, тополиный пух щекотал лицо, она подошла к киоску, купила газету, села на скамейку в сквере и стала читать объявления о вакансиях. Она думала о вчерашнем звонке того, кого так сильно любила, ради кого бросила кафедру в университете и окунулась в совсем иную среду, чтобы заработать деньги. Теперь решила поставить точку и там, сменив номер домашнего телефона. «С меня хватит. Как будто отрезало. Пусто, выжжено внутри, пепел. Сердце саднит. Больно, а слез нет… — мысли путались, набегая друг на друга, она листала газету. — Главное — найти работу, — и вдруг ее взгляд упал на крошечное объявление интернет-агентства: — Ну, только этого мне сейчас не хватало», — подумала она, но номер телефона выделила карандашом.

Дорога

Старенький профессор возвращался домой, в Москву. Юбилей технического ВУЗа города N, на который его пригласили, ему понравился.

«Славненько так прошел, и меня, и труды мои уважили, а город хороший, люди открытые, — вспоминал он прошедшие два дня, как дверь в купе отъехала в сторону, и на пороге показалась молодая женщина. — Ах, такая ослепительная, яркая, бог ты мой… надо же, какие тут живут!» — оторвался он от своих мыслей.

— Вы куда, голубушка, в Москву?

— В Москву, в Москву…

— Какая вы, эх! Мне бы три десятка лет скинуть, я бы... ух...

— Да ладно вам! Давайте лучше чайку, у меня пирожки очень вкусные, — рассмеялась она.

— А что это у тебя бренчит в пакете?

— Да это так, для храбрости, немножко…— и она рассказала ему, как это часто бывает в поездах. Вагонная откровенность. Вся жизнь нараспашку. Попутчик сойдет и затеряется где-то на безграничных просторах, а история останется жить лишь в ветре дорог.

— Говоришь, с англичанином едешь встречаться… Скоротечная переписка. Так-так. Но ты это брось! Не вздумай! Четушку спрячь подальше! Ни в коем случае! Все испортишь!

— Да, да, …конечно… вы правы… — Лена пыталась уснуть под стук колес.

Попутчик сойдет и затеряется где-то на безграничных просторах, а история останется жить лишь в ветре дорог.

— Анекдот, хочешь, расскажу, — не унимался старик, — спрашивает Петька у Василия Ивановича, почему колеса в поезде стучат. А тот: «Ты, Петька, формулу площади круга знаешь?» — «Знаю, — отвечает Петька, — пи эр квадрат!» — «Так вот этим квадратом они и стучат!». Наконец, она забылась беспокойным сном. Вскоре захрапел что есть силы дед.

Встреча

Она полчаса мерила шагами холл гостиницы «Ренессанс». Его не было.

— Еще минута и уйду, — не успела подумать Лена, как услышала шаги за спиной, она обернулась и увидела его глаза, он подхватил ее сумку и повел к лифту. Лифт поднимался бесшумно, они улыбались и рассматривали друг друга украдкой в зеркалах кабины.

— Твой английский в письмах очень хороший, не бойся говорить, ты понимаешь меня? — произнес Джон, когда они вошли в номер.

— Да, — ответила Лена, — если ты говоришь медленно.

Она замолчала. Неловкость повисла в воздухе. Они стояли лицом к лицу. Вдруг неожиданно он ее поцеловал, но не так, как тот, кого она любила, а сильно, зрело, страстно, как будто бы он имел на это право. Пепел внутри стал тлеть. Были три сумасшедших дня какого-то безграничного счастья. Они гуляли по Москве, никого не видя и ничего не замечая, потерявшись во времени, да и пространстве тоже, с удивлением открывая, что любят одних и тех же художников-импрессионистов, что им нравятся одни и те же писатели, фильмы, музыка…

— Ты старайся сразу думать на английском, не бойся сказать неправильно, — повторял ей Джон, и она попробовала, и нырнула в этот океан другого языка, и вдруг из глубин памяти стали всплывать недостающие фразы и слова и складываться в стройные предложения. Шум стоял в ее ушах, во рту пересыхало, сердце стало предательски трепетать, и она, наконец, осознала, что пропала, и это всерьез, и сильнее ее воли…

…Лена молча открыла сумку, достала четушку, налила водку в стакан, одиноко стоящий на столике, и залпом выпила. С этим она еще не сталкивалась с тем, кого она любила.

— У тебя проблемы, и ты решил найти русскую дурочку, чтобы их решить?! — ее английский после водки стал настолько беглым, чистым и правильным, что Джон не поверил своим ушам. Акцента просто не было. Лена бушевала по комнате, не находя себе места.

Он не хотел ее отпускать и целовал так открыто, так жадно и отчаянно, что у нее перехватило дыхание.

— У меня нет проблем, просто я так хотел тебя встретить, я так ждал… — и Лена впервые увидела, как мужчина может плакать беззвучно, и осеклась, поняв, что она, в самом деле, бестактная малоопытная мелочь. Следующее утро, когда пришло время расстаться, показало, что у него, действительно, не было проблем и даже намека на них.

Он провожал ее на вокзале. Его самолет был вечером. На перрон подали состав. Она изо всех сил пыталась не заплакать, но у нее не получалось. Он не хотел ее отпускать и целовал так открыто, так жадно и отчаянно, что у нее перехватило дыхание.

— Мне нужно поговорить с твоим отцом. Ты понимаешь меня? Я приеду к тебе, хорошо?

Лена кивнула, оторвалась от него, заскочила в вагон, и поезд набрал ход.

Скалы

Последнее время Лену мучили кошмары. Она очнулась в холодном поту, отчетливо видя черный силуэт возле своей кровати, и заснула, уносимая вновь этим нечто на скалистый берег моря. Оно сбросило ее вниз, но перед неминуемой гибелью о скалы Лена вдруг поняла, что умеет летать, и взмыла вверх. Нечто поразилось, рассердилось и направило черное месиво в нее. Лена, пытаясь защититься, вытянула левую ладонь, и вдруг чернота отразилась от нее и светом вернулась к нечто. Оно камнем полетело на острые выступы.

…Кэрол гнала красный кабриолет к Белым скалам Дувра. Всегда имевшая в жизни все, что она ни пожелала бы, стоило ей лишь пошевелить мизинцем, не знавшая слова «нет», она впервые получила отказ, и из-за кого… из-за этой… из далекой страны! Она все решила, оставила записку, полиция найдет. Ему скажут, пусть знает, как она его любила. Пусть живет с чувством вины, не будет он с той вместе. Окончательно в себе запутавшись, не желая смириться и принять бег времени и старение, бедная Кэрол решила победить свое время сама, просто остановив его. Последнее, что она увидела, перед тем, как шагнуть вниз, был багровый закат солнца, уходящего за горизонт.

Ему скажут, пусть знает, как она его любила. Пусть живет с чувством вины, не будет он с той вместе.

…Лена узнала о существовании Кэрол только после ее смерти. Кошмары прекратились.

Утро

— Почему ты не предупредила меня 15 лет назад? Ведь ты же видела! Я так хотела жить! — Ольга крепко держала Лену за обе руки и влекла за собой по выжженному зноем лугу.

— Прости меня, прости, я так мучилась, что не позвонила тебе тогда!

— Да не смогла бы ты ничего изменить… — вдруг Оля отпустила ее руки, — и ты меня прости… Теперь все у тебя будет хорошо… Прощай! — и исчезла в полуденном солнце.

Лену разбудил солнечный лучик, пробившийся сквозь плотные шторы. Наступило завтра.