День прибытия экипажа с автономки в нашем городе всегда был особенным. Жены, толкущиеся на КПП, уже изрядно подзабывшие, как выглядят их мужья, дети, красные гвоздики, коляски и собаки. Я помню, как отец, такой чужой и огромный, пахнущий морем и соляркой, хватал меня в охапку и начинал подбрасывать вверх, при этом щекоча мое лицо рыжими жесткими усами. Было очень смешно. Экипаж, одуревший от десяти месяцев замкнутого пространства и отсутствия женщин, и семьи, плачущие, целующиеся и говорящие все разом. Да, это было настоящее событие.

Потом были баня, застолье и ночь. Мы жили в однокомнатной квартире - я, мама и отец, и моя кровать была отгорожена тяжелым пологом во избежание ночных недоразумений. Я ворочалась с боку на бок, пытаясь заснуть, и монотонный скрип родительского ложа действовал на меня как колыбельная. Скрип по ночам продолжался до тех пор, пока отец снова не уходил в море.

...Однажды он подарил мне собаку. Крошечное существо, мохнатое, мокрое и скулящее, возилось в зимней папиной шапке. Я назвала его Боем, кормила творогом и теплым молоком и возила за 50 км к ветеринару, когда он совершенно неудачно поймал крысу и заразился чумкой. Помесь болонки и терьера, Боська был умницей и большим талантом. Он пел под фортепиано, делал стойку на задних лапах и очень профессионально выпрашивал у мамы рыбные котлеты. Каждую ночь мы засыпали вместе на одной кровати, за что наутро пес бывал нещадно бит отцовским тапком. Он был моим другом. Я поклялась, что больше никогда не заведу собаку, когда в одну из полярных ночей папа, изрядно под шофе, выпустил Боя на улицу одного. Его разорвали в клочья собаки за то, что он решил познакомиться с течной дворовой сукой.

Я знаю, что изначально детство похоже на заготовку, например, на большой бесформенный комок глины. И постепенно жизнь начинает придавать форму - любовно лепить, созидать или вычленять, вырывать, а то и просто бросит кусок глины в огонь... И что получится - изящная статуэтка или нелепый обжиг - никому неизвестно. С гибелью Боя жизнь вырвала из меня беспечность.

Мой отец не был виноват в этой смерти. Он просто не подумал. А я тогда подумала о том, что мы больше не сможем смотреть друг другу в глаза так, как прежде.

...Ирка была моей самой лучшей подругой. Мы жили в одном подъезде, на одном этаже, ковырялись в одной песочнице и одновременно получали ремня за разорванные колготки и грязные платья. Играя в казаков--разбойников, мы всегда были в одной команде. Мы вместе жевали смолу на манер жвачки, сбегали в сопки за голубикой и дружно ревели в один голос, стойко отрицая нашу очевидную причастность к покраске соседской кошки Матильды в ярко-сиреневый цвет. Мы дрались и мирились, рисовали смешные абстрактные картинки, читали "Буратино" с фонариком под одеялом, красили губы маминой помадой и искренне верили в то, что под кроватью живет крокозябра. Мы были детьми. Я выросла, а Ирка навсегда осталась там, в безмятежной глубине счастливого детства. Она погибла в автокатастрофе вместе с родителями за две недели до своего двенадцатилетия. Вместе с ней жизнь вырвала из меня веру в справедливость.

Приезжая домой, я первым делом иду на маленькое кладбище, затерявшееся среди сопок и ледяного ветра. Я стою возле могилы своего друга и рассказываю ей, как безлик и несовершенен окружающий меня мир. Я знаю, что она слышит меня, потому что часть ее души всегда живет в моем сердце.

...Я влюбилась в нее с первого взгляда. Она пришла в наш класс и села рядом со мной. Я боялась даже посмотреть в ее сторону, настолько она была красива. Эта девочка была моей первой и, наверное, самой большой любовью. Мы подружились, и я не знала, как сказать ей о том, что я ее люблю. Она сама сделала первый шаг. Уже потом, лежа на огромной родительской кровати, вдыхая ставший таким родным запах ее белокурых волос, целуя ее голубые глаза, зная наизусть каждый сантиметр ее стройного тела, я понимала, что это - счастье, и оно никогда не бывает вечным. Для нас вечность была определена полутора годами, и это был срок длиною в жизнь.

Был скандал. Просто однажды ее мама пришла с работы на час раньше обычного. Ее спешно увезли в Калининград за три дня до выпускного бала и там выдали замуж за студента второго курса, подрабатывавшего грузчиком на колбасном заводе. Она не сопротивлялась. Она не ответила ни на одно мое письмо. Она не сняла трубку ни на один междугородний звонок. Думаю, что она счастлива. Не знаю. Вместе с ней жизнь вырвала из меня иллюзии. Сейчас, став достаточно циничной для того, чтобы воспринимать потери как должное, я до сих пор не могу понять, что же так произошло.

Я стала взрослой. И я нарушила одну-единственную клятву. Я завела собаку. И теперь, глядя в бесконечно умные карие глаза моего друга, целуя его смешную вытянутую морду, я частенько плачу, пытаясь постичь формулу абсолютной любви...