Перед приходом нового зама по управлению прополз грязный слушок… В курилках поговаривали, будто бы он "голубой". Сначала я смеялся вместе со всеми, шутил по этому поводу, хотя, по правде говоря, как-то слабо верилось. Потом, когда выяснилось, что он будет моим непосредственным начальником, я стал прислушиваться к сплетням повнимательнее.
Толком никто ничего не знал. Где-то секретарша что-то услышала, кто-то как будто бы видел его при сомнительных обстоятельствах в компании молодых юношей, кто-то слышал разговоры о его несчастной жене, обделенной вниманием и так далее. В общем, доподлинно ничего не было известно, всё туманно и шепотом.

Прихода нового зама ждали с нетерпением, а наш отдел вообще пребывал в возбужденном состоянии. Это ж надо! В нашем управлении будет настоящий "голубой"! Мы, разумеется, знали, что это такое, но понаслышке, только благодаря телевидению и СМИ. Очень забавляла (а некоторых даже пугала) мысль, что скоро нашей работой будет руководить какой-нибудь а-ля Боря Моисеев с ярким маникюром. Что теперь вместо классических матов, принятых в нашем мужском коллективе, за незаконченный отчёт нас будут ругать фразами типа: "Ах ты, протииивный прокааазник…"
По каким-то причинам его назначение несколько раз откладывалось, я успел даже в отпуске побывать. Разговоры постепенно утихали, прежнего ажиотажа не наблюдалось и сама новость вследствие постоянных пересудов перестала быть интересной. Вот тогда он и был представлен вышестоящим руководством.

Народ был разочарован, причем очень сильно. Зам оказался самым обычным щуплым мужичком заурядной внешности. При этом разговаривал он басом, который ну никак не вязался с обликом ожидаемого нами манерного и жеманного дядюшки. С первого же дня выяснилось, что дело своё новый начальник знает хорошо. Еще через неделю стало понятно, что подчинённых он работой особо не загружает, невозможного не требует и премии за погрешности лишать не будет. Меня к нему в кабинет вызывали за все время раза три, не больше, но каждый раз я чувствовал себя как-то напряженно, разговаривая с ним. Особенно в первый раз, когда шел защищать составленный нашим отделом поквартальный план. Уходил под шуточки коллег типа "будет приставать, зови на помощь", "вазелин не забудь", "постарайся, потерпи, зато зарплату повысит" и т.д.

Естественно, никто ко мне не приставал. После первого же разговора с ним я твердо был уверен, что все сплетни о нем - не более, чем выдумки. Потому что никак не верилось, что наш тщедушный лысоватый начальник имеет какое-либо отношение к представителям секс-меньшинств. Существует ведь определенный стереотип и я, как ни старался, не смог заметить ни плотоядного взгляда вслед нашим мужикам, ни особого интереса к чьей-то персоне, ни каких-либо необоснованных придирок. Он не выделял из коллектива никого - ни самых молодых, ни самых смазливых. Относился ко всем ровно и одинаково, фаворитов и любимчиков у него не было.

Я очень хорошо помню юбилей одного из наших "глав". В банкетном зале на втором этаже гуляло всё управление. Я вышел на балкон покурить и проветриться, потому что уже успел дойти до "нужной" кондиции путем употребления во внутрь армянского коньяка, лившегося в честь юбиляра рекой. Танцы были в самом разгаре, и мне хотелось восстановить нарушенную координацию движений, потому что Ира из бухгалтерии улыбалась мне сегодня особенно настойчиво. Вот так, размышляя, удастся ли мне напроситься к ней "на чашку чая", я столкнулся с нашим замом, у которого кондиция была еще более "нужная", чем у меня. Он уже докуривал и пребывал в хорошем настроении. Барабанил пальцами по перилам в такт завывающей Шер… Впервые я не почувствовал привычной неловкости, находясь рядом с ним.
Вдруг он спросил меня: "Девушка у тебя есть?" Девушки у меня не было, и я честно признался, что нет. А потом, не думая, ляпнул: "А у вас?" Чиновнику его ранга, как в песне, молодую любовницу положено иметь по штату. Он помолчал, закурил новую сигарету и говорит: "Есть девушка. Много у меня девушек. Выпить принеси".
Когда я вернулся с пивом, на балконе его уже не было. Минут через десять я увидел его за столом, а позже он сам нашел меня и так просто, как будто мы тысячу лет были лучшими друзьями, сказал: "Ты на машине? Отвези домой, я водителя отпустил".

По дороге он неожиданно рассказал мне свою историю. Ему было отлично известно, что о нем думают сотрудники, но ему наплевать. Потому, что это правда, а на правду обижаться нельзя…
У него был подчиненный, в которого он, нормальный сорокалетний мужчина, имеющий замечательную жену и двоих дочерей, влюбился. Просто влюбился. Так, как влюбляются только один раз в жизни. Он очень переживал, пил, пытался это чувство от себя отогнать, но бесполезно. И невольно старался приблизить этого парня к себе, задерживал ненужной работой допоздна, чтобы потом иметь возможность подвезти до дома. Парень, очевидно, обо всем догадался, но знакам внимания со стороны шефа особо не сопротивлялся. Зам промолчал о том, как у них произошло объяснение, кто сделал первый шаг, но они стали встречаться. Тайно, украдкой, в снятой на самой окраине квартире.

А потом я услышал то, что меньше всего ожидал услышать - зам не стремился к близким отношениям, он этого хотел, но очень боялся. Ему было достаточно всего лишь быть рядом, наблюдать, касаться, даже просто разговаривать. Все вроде бы было хорошо, никто ни о чем не догадывался. А парень стремительно продвигался по служебной лестнице, естественно, при поддержке нашего зама, который на прежней работе был главным начальником. Однажды они все-таки стали близки, причем по инициативе парня. А через неделю об этом знал почти весь коллектив. Парень по пьяни похвастался кому-то, что теперь старый хрыч непременно поможет ему сесть в освободившееся кресло первого заместителя.

Чем закончилась эта история, я так и не узнал - мы приехали.
Я остановился у его у подъезда, но он почему-то не спешил уходить. Я смотрел, как дрожит огонек сигареты в его руке и чувствовал к нему какую-то непонятную, новую для меня жалость. Так жалеют беспомощных стариков или смертельно больных. Мы еще немного помолчали, а потом он, не прощаясь, вышел из машины. Прошел пару метров, оглянулся и крикнул: "Ты можешь рассказать об этом завтра в курилке. Посмеётесь…"

Я не посмеялся над ним в курилке. Даже в душе не посмеялся. После этого случая мы здоровались, как ни в чем не бывало, если вдруг сталкивались в коридоре. В кабинет к нему меня больше не вызывали, разве что только на аппаратное, да и то вместе с другими начальниками отделов. Думаю, он пожалел о своей откровенности, и ему просто неприятно было меня видеть.

Сейчас он не работает у нас, ушел на более высокую должность. Теперь у нас молодой, энергичный зам, очень принципиальный и весь такой "правильный". О старом почти никто уже не вспоминает, только изредка, когда среди прошлогодних бумаг вдруг промелькнет какое-нибудь распоряжение с его подписью.

Но, видя по телевизору Шуру или ему подобных "красавцев" с имиджем голубого оттенка, я вспоминаю нашего старого нового зама. Я думаю о том, как иногда ошибается кто-то там на небесах, послав нам любовь не к тому человеку. И о том, как жестоки бывают люди.